Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Лена с любопытством наблюдала, как доктор Уилсон говорил с каждым пациентом о его состоянии и прописывал лечение: медикаменты, отдых, холодный или теплый компресс, лимфодренажный массаж и многое другое. Пока другие дети тренировались выполнять карточные фокусы и ходить по веревке, Лена медленно, но верно учила названия всех мускулов, артерий и вен, что, как змеи, расползались по человеческому телу. Она запоминала способы лечения на дому и записывала в кожаную книжечку рецепты целебных снадобий. Она пристально смотрела за тем, как взвешиваются и распределяются лекарства. А когда она достаточно подросла, то доктор Уилсон позволил ей проводить инвентаризацию лекарств и витаминов, и Лена часами старательно заносила в учетную книгу названия и количество препаратов. Когда доктор Уилсон отлучался, она листала его обширную коллекцию медицинских журналов. Здесь же нашлось место книгам и по математике, и астрономии, и физике, и даже органической химии.

Ее знания обогащались день за днем, и скоро Лена поняла, что магия, окружавшая ее в цирке, были лишь продуктом науки и математики. Та свободная грация, с которой Йохан Ларсен, канатоходец, порхал над сценой, была не чем иным, как результатом длительных тренировок, физикой хорошего баланса и математикой идеального тайминга. А дуга, в которую, сидя на спине скачущего пони, могла изогнуться Анна-Мария Бьянки, наделенная талантами балерины, акробата и человека змеи, объяснялась ее необыкновенной гибкостью. А языки синего пламени, что вырывались из левистиков для жонглирования Джуси Форсберг, были лишь результатом химической реакции: тряпки, намотанные на палки, были щедро смочены хлоридом меди, которая при горении светилось ярко-синим.

Даже трюки ее отца были лишь результатом долгих часов работы с инструментами, расчетов, практики и точности. Другие почему-то не могли понять, что все увиденное ими – вовсе не магия, а наука. Все, что делал ее папа и любой другой артист цирка, было лишь мастерством рук, умением отвлечь внимание и идеальным расчетом времени. Именно поэтому Лена со страстью изучала науку. Наука, как она полагала, была настоящей магией.

– А вы знали, – спросила как-то Лена, когда они остановились в Штутгарте через пару дней после того, как ей исполнилось семь лет, – что впервые краснуха была описана еще в 1740 году человеком по имени Фридрих Хоффман?

– Да, я осведомлен о вкладе мистера Хоффмана в лечение кори, спасибо, Лена, – отвечал доктор Уилсон, набирая в пипетку каплю жидкости и перенося ее в мерную бутылочку, содержимое которой тут же зеленело.

– Откуда вы все то знаете?

– Я окончил медицинскую школу. – Теперь доктор Уилсон принялся стерилизовать рабочие инструменты. – У нас были курсы химии, генетики, физиологии и анатомии.

– А медицина – это тоже магия?

– В какой-то степени да.

Лена глянула на свои ноги, лежащие неподвижно под тонким хлопковым одеялом.

– Возможно, однажды медицинская магия вылечит мои ноги, и я смогу стать вашим ассистентом, – гордо заявила она.

Доктор Уилсон отложил инструмент и сказал:

– Ты уже идеальный ассистент. Не нужно ничего менять. – Он симпатизировал этой маленькой девочке, подходящей к образованию с таким пылом, которого он не видал ни у одного другого ребенка в цирке. Но ее история болезни не подразумевала счастливого конца. – Кроме того, ты должна понимать, что паралич с самого детства – это не шутки. Ты родилась очень слабой.

– Но эксперимент выйдет интересный, не правда ли? Да и сейчас мне гораздо лучше, чем в детстве. Кроме того, вы сами говорили, что медицина не стоит на месте.

Доктор Уилсон замялся: девочке повезло выжить с полиомиелитом и другими заболеваниями, от которых она страдала с младенчества. Невозможно было даже и подумать о том, что однажды она сумеет встать со своего кресла-каталки. Но не желая разочаровывать ее, врач быстро сменил тему и обрадовался, когда Лена не стала возвращаться к этому вопросу.

Когда Тео пришел вечером уже после того, как Лена заснула, доктор Уилсон отвел его в коридор.

– Что случилось? – спросил Тео взволнованно.

Доктор прокашлялся и заговорил:

– Кажется, Лена достигла того возраста, в котором понимают свои ограничения. Она видит их, но не готова принять. Доктор, который лечил ее в младенчестве, сказал тебе правду: в лучшем случае она сумеет неумело переставлять ноги. – Уилсон помолчал. – С другой стороны, у нее чрезвычайно острый ум, но ей одиноко.

Тео сощурился, а затем рассмеялся:

– Что ты мелешь? Она с тобой и Кларой целыми днями. А каждый вечер мы с ней часами читаем, рисуем и…

– Но ей нужны не мы. Она хочет быть с ровесниками. Я не говорил, но она дважды спрашивала, сумеет ли ходить в обычную школу. – Доктор Уилсон грустно покачал головой. – Она чувствует себя изгоем.

Тео потер глаза. Он не был слепым и замечал, как тщательно другие дети избегают общества его дочери, однако наивно верил, что, будучи занятой игрушками и книгами, она не заметит этого. На душе стало тоскливо, и Тео спросил:

– Скажи, Джеймс, есть ли лекарство от одиночества? – Он грустно улыбнулся и произнес: – А мы можем выйти с ней в город? Она немного окрепла, да и здесь есть что посмотреть. – Тео уже предвкушал, сколько всего он сумеет показать Лене. – Допустим, по понедельникам? Кроме тех дней, когда мы путешествуем. Это же не будет слишком опасно для нее?

– Напротив, я уверен, что это пойдет ей лишь на пользу. Такой любознательный и светлый ум достоин того, чтобы его постоянно обогащали новыми знаниями, – ответил доктор.

На следующий день Тео пришел в санитарный вагон к Лене и положил шерстяное одеяло и шарф на ее кровать.

– Пошли, – сказал он. – Мы выходим.

Лена выронила книгу.

– Мы?

– Доктор Уилсон позволил взять тебя на небольшую прогулку. Разумеется, есть несколько условий. Первое: будь в тепле. – Он указал на шарф с одеялом. – Второе: если почувствуешь недомогание, то мы сразу же возвращаемся домой. Поняла?

– Папочка, спасибо! – Лена захлопала в ладоши, а ее щеки залил румянец. Она скинула с себя одеяло и залезла в кресло. – А куда мы поедем?

– Это сюрприз, – сказал он, подмигивая дочери и вывозя ее в коридор.

Музей Фрагонара в Париже был закрыт для посещений, но Тео договорился о частной экскурсии для них двоих. Все-таки менять правила игры было его профессией, к тому же было желание организовать все ради дочери на высшем уровне.

У входа в музей Тео и Лену встретил куратор, который провел их на выставку. Воздух в помещении был затхлым, и пара сидящих там студентов-ветеринаров подозрительно поглядывали на мужчину и девочку в инвалидной коляске, которые останавливались около каждого экспоната.

Когда папа рассказывал Лене об Оноре Фрагонаре, Лена слушала, затаив дыхание: хирург, который получил лицензию в 1759-м, но лишился своего поста из-за приверженности иностранным идеям. Пока они проезжали из комнаты в комнату, Лена то и дело тыкала указательным пальцем в таблички под витринами экспонатов, надеясь найти там подтверждение того, что идеи хирурга просто обгоняли его время, а сам он был неверно понят. Музей был знаменит своей кунсткамерой. Лена засматривалась на трехголового теленка, обезьяну-циклопа, десятилапую овцу, а также сиамских близняшек ягнят. Каждый из них, казалось, мог бы дополнить коллекцию «Мира чудес», если бы был еще жив.

Когда они добрались до комнаты, Тео передал дочери тетрадь и карандаш, и та тут же принялась делать наброски, сидя в своем кресле. Самая знаменитая из работ Оноре Фрагонара была основана на картине Альбрехта Дюрера «Четыре всадника Апокалипсиса». Это были высушенные тела наездника, держащего поводья, и его лошади. Лена во все глаза смотрела на работу. Выглядело все так, будто кто-то наложил на всадника заклятие и снял кожу с его тела, но остальное осталось нетронутым. Для многих такое показалось бы отвратительным, но там, где другие едва сдерживали рвотные позывы, Лена видела красоту: бесчисленные артерии и вены, сети капилляров и аксонов, по которым в телах всех живых существ текла жизнь. Она тихонько сидела и перерисовывала экспонаты себе в тетрадь.

7
{"b":"837997","o":1}