Лена любила ее. Ей нравились Кларины твидовые костюмы и запах душистого шампуня, которым она каждую пятницу мыла голову. Даже первые буквы слов, которые та аккуратно выводила в кроссвордах за завтраком по выходным, казались Лене просто очаровательными. Ей нравилось, что Клара занимается достойной работой, не связанной с цирковыми выступлениями, нравилось то, как она подбирала помаду в тон одежде, как ее темные волосы завитками обрамляют лицо. Ей нравилось, что гувернантка была достаточно молодой, чтобы по-дружески болтать с ней и вечерами играть в карты и шашки, но достаточно взрослой, чтобы быть строгой, когда это требовалось.

– Лена?

Улыбка пропала с ее лица. Она обернулась и увидела отца – Тео Пападопулоса, который вернулся из города. Пока он стягивал с рук серые перчатки, она заметила румянец от осенней прохлады на его щеках и носу.

– Папа. Ты вернулся…

– Именно так, – сказал он, вешая куртку и накидывая на другой крючок шарф. – Клара, ты могла бы оставить нас с дочерью наедине? Я бы хотел с ней поговорить.

Гувернантка встала:

– Разумеется, сэр. Использую это время, чтобы погладить платье.

Тео улыбнулся гувернантке и, как только та покинула комнату, сел перед дочерью и заговорил:

– Ну что? Как день?

– Нормально. Я почти дочитала книгу.

– Уже? Боже, думаю, я не удивлюсь, узнав, что ты самый быстрый читатель по эту сторону океана. А что-нибудь еще произошло?

Лена прикусила губу, раздумывая, сумеет ли соврать насчет вазы. Вот только отец уже все знал. Все родители, как ей казалось, обладали особенной магической способностью заранее знать обо всех проступках, которые совершают их дети, а потому она подняла руки и крикнула:

– Я не хотела разбивать вазу! Это произошло случайно!

– Для начала скажи, что ты вообще забыла в вагоне Хораса? Разве я не поручил тебе достаточно дел на сегодня? – Он указал на стол, где лежала стопка новых книг, раскрасок и новенький компас.

– Я хотела поиграть с другими девочками, – прошептала Лена, положив руки на колени. – Прости, что разбила ее. Она очень дорогая?

– Дело не в деньгах! – Тео подался вперед, ласково глядя на дочь. – Ты же знаешь, что я радуюсь, когда ты общаешься с другими девочками. Но они на пару лет старше тебя, а ты всякий раз влипаешь в проблемы, когда с ними общаешься.

– Но они мои друзья.

– Если бы они были настоящими друзьями, оставили бы они тебя одну принять на себя вину за то, что делали вы вместе? – Тео вопросительно поднял бровь, а Лена покраснела. Он обвел руками комнату и продолжил:

– В следующий раз, пожалуйста, слушайся меня и сиди тут.

Лена окинула взглядом полки, которые ломились от книг и игрушек, купленных ей отцом. У нее было все, о чем только мог мечтать ребенок: от вручную покрашенного кукольного домика, купленного в Утрехте, до роскошных наборов акварели из Берна и полного собрания серии книг «Великолепная пятерка». Так почему же у нее было так пусто на душе? Но не желая спорить с отцом, особенно перед торжественным ужином, она взяла себя в руки и, улыбнувшись, произнесла:

– Ладно, обещаю.

Тео просиял и достал из-за спины серебристую коробочку, перевязанную блестящей лентой:

– Хорошо. Ты ведь знаешь, что все хорошие девочки достойны особых подарков в вечер перед торжеством?

Лена заметно оживилась, увидев коробку, взяла ее у отца, стянула ленту и достала подарок.

– Папочка! – Она держала в руках красивую фиолетовую повязку на голову, украшенную сложным орнаментом и тремя искусственными рубинами. Она тут же натянула ее на себя и принялась вертеться перед зеркалом. – Красота какая!

– Вот теперь ты действительно выглядишь русской царевной, – сказал он, наклоняясь к ней и целуя в лоб. – А теперь помоги решить, что надеть на сегодняшний вечер.

Большой обеденный зал был самым роскошным из всех вагонов, в которых располагался «Мир чудес». На потолке висели светильники из лучшего австрийского хрусталя. Казалось, будто бриллианты дождем сыплются прямо на столы. Стены были оклеены синими обоями с блестящими золотыми полосками, двери были распахнуты, приглашая гостей внутрь. Сидя за столом, Лена затаив дыхание наблюдала, как циркачи, наряженные в традиционные русские наряды, проходили внутрь. Мужчины щеголяли в рубахах с красными, синими и зелеными воротниками, девушки красовались в разноцветных сарафанах и блестящих кокошниках. Столы были расставлены вдоль стен прямоугольником так, чтобы место в центре оставалось свободным для выступавших.

Традиционно после подачи основного блюда Хорас произносил речь. Он вошел в вагон, облаченный в синий, как ночное небо, вечерний смокинг с длинными полами, на голове у него была шляпа того же цвета. Пока он шествовал в центр зала, Лена услышала смешки. Она обернулась и увидела, как Сьюзи пытается подавить порыв смеха. Лора поймала Ленин взгляд, помахала ей и вежливо улыбнулась. Та грустно улыбнулась в ответ и перевела взгляд обратно на Хораса. Ей подумалось, что папа был прав. Как бы ни было горько признавать, но она никогда не станет такой, как другие дети. Приходилось лишь наблюдать за ними издалека.

– Минуточку внимания, уважаемые коллеги! – прогремел голос Хораса. – Для нас стало доброй традицией давать праздничный ужин перед каждым отправлением цирка в тур по Европе. Вот уже десять лет я руковожу цирком, и всякий раз мне кажется, что очередное наше представление не может быть еще более совершенным, но вы неизбежно удивляете меня. – Слушатели засвистели и заулюлюкали, Лена захлопала в ладоши. – Не стану утомлять вас описанием тонкостей каждого номера, костюма и музыкального сопровождения, как хотел изначально, но лучше продемонстрирую новоприбывшим уровень, который ожидаю от них.

Тео поднялся из-за стола, оставив Лену, и встал позади Хорас, едва тот начал говорить. Теперь же он вышел в центр зала, а по бокам оказались двое жонглеров. По его сигналу жонглеры подожгли концы факелов и принялись подбрасывать их прямо к потолку. Загремел оркестр, и зазвучали традиционные русские мотивы.

Тео вытянул руке, показывая горстку красных, желтых и оранжевых перьев так, чтобы все могли разглядеть. Такие можно было найти в дешевой лавке всего по пенни за фунт. Но в руках Тео обыденное становилось волшебным. Он смял их в плотный шар в кулаке, а затем быстрым движением кисти швырнул его в воздух одновременно с тем, как жонглеры подбросили свои факелы. Зрители ахнули, когда комок перьев, соприкоснувшись с огнем, вспыхнул. Эхом по залу пронесся громкий треск, и оранжевая вспышка, в центре которой парила величественная Жар-птица, осветила все вокруг.

Первые ряды заохали, указывая пальцами во все быстрее плывущую по воздуху Жар-птицу. У корней ее крылья были окрашены в благородный темно-красный, ближе к кончикам перетекающий в ярко-желтый. Оранжевый нимб окружал голову птицы, а перья отливали золотом всякий раз, когда на них падал свет.

Вдруг птица нырнула вниз и остановилась около Тео, который все то время двигал рукой, будто дирижер. Птица направила клюв в потолок, дергаясь, будто попала в ловушку. Затем она расправила крылья и взмыла под потолок, планируя между светильниками. Тем временем Тео подал жонглерам сигнал в последний раз подкинуть факелы. На счет «три» они подкинули их так высоко, как могли, именно в тот момент, когда зазвучала самая сильная часть мелодии. Дымящаяся зола разлетелась по воздуху, а птица в последний раз устремилась в сторону потолка, будто норовя пробить его насквозь, но Тео совершил еще одно резкое движение. Раздался громкий хлопок, и вагон осветился ярчайшей красной вспышкой, после чего зал погрузился в темноту.

– Свет! – Хорас пытался перекричать зашумевшую толпу гостей, которые силились понять, что же только что пролетало над ними. – Чедвик, свет! – Тео продолжал бранить своего ассистента, который все еще шарил по стене в поисках выключателя. Через пару секунду светильники загорелись. Лена протерла глаза, привыкая к яркости света, а затем огляделась: все в зале аплодировали стоя. Дети побросали недоеденные десерты и теперь крутились вокруг Тео, пытаясь узнать, как тот сделал свой трюк. Девушки помоложе кокетливо строили ему глазки, явно оценив номер. По залу эхом разносились крики: