– А в родимый колхоз сторожем по причине инвалидности отправиться не желаешь? – возражал на это сержант Лапоть, и в его голосе ощущалась горькая злость и такая же безысходность. – Отвоевались мы подчистую… Или вы позабыли, что нам говорили доктора перед выпиской из госпиталя?

– Помним, – угрюмо соглашались бойцы. – Как не помнить. А только все равно обидно до крайности! Братушки ходят в атаки, а мы, получается, будто на курорте.

Майор Крикунов, конечно, слышал все эти разговоры, тем более что они велись, можно сказать, каждый вечер. По логике, он должен был их пресекать, вести среди бойцов разъяснительную работу, всячески их убеждать, что не зря они приставлены к соляным приискам и буртам соли, что есть во всем этом какой-то высокий смысл и какая-то полезность. Но он слушал солдатские разговоры и молчал. Молчал, потому что и ему самому хотелось того же самого, что и бойцам. Бросить к чертовой матери и эти прииски, и бурты соли, забыть о вереницах автомашин и подвод, уйти куда подальше от нестерпимо синей мертвой воды, нескончаемого соленого ветра, разъедающего кожу и глаза, – и немедля отправиться на запад, догнать наступающую Красную армию, а там будь что будет. Хоть рядовым в штрафную роту – майор Крикунов был согласен даже на это. Потому что коль война, то, значит, надо воевать, а не считать подводы с солью.

Горько было Крикунову, и всю свою горечь Крикунов изливал на коменданта. Раз в неделю он приезжал в Ишунь, где располагалась комендатура, и начиналось…

– Вот ты мне скажи! – приставал Крикунов к коменданту. – Я, конечно, понимаю – соль. Без нее невозможно ни на фронте, ни в мирной жизни. Все это так. Но при чем тут я? Вот и мои бойцы тоже нудятся и спрашивают о том же. Ведь ты рассуди: то, что мы делаем, могут делать и гражданские люди! Какие-нибудь учетчики, или как там они именуются… Так нет же, приставили к делу меня! Но ведь я военный, я – майор Красной армии, а не какая-то там учетчица! Как же так? Почему?

– Так ведь соль ты отправляешь не в какую-то рыбацкую артель, а на фронт! – терпеливо возражал Крикунову комендант. – А коль на фронт, то, стало быть, это дело военное. А коль оно военное, то ты к нему и приставлен как военный человек! Как майор интендантской службы! Чем должен заниматься интендант? Снабжением армии. Хоть, предположим, портянками, хоть солью. Вот ты этим и занимаешься по долгу своей службы. И что же тебе тут непонятно?

– Да все мне понятно! – страдальчески кривился Крикунов. – А только все равно обидно! Обидно мне, понимаешь? На фронт бы мне. Без разницы куда, хоть в штрафную роту.

– Ну-ну, – утешал Крикунова комендант. – В штрафную роту ему захотелось, видишь ли! Тут, на Сиваше, тебе и фронт, и штрафная рота. Тем и утешайся. И вообще – для чего ты пошел в интенданты, коль уж так маешься? Шел бы в артиллеристы. Или, скажем, в пулеметчики.

– Это да! – горестно соглашался Крикунов. – Огромную ошибку я допустил в свое время! Да ведь время-то в обратную сторону не повернешь.

– Вот и не страдай, – улыбался усталой улыбкой комендант. – А лучше расскажи в подробностях, как обстоят дела на соляных приисках.

– А! – в отчаянье махал рукой Крикунов.

И выкладывал перед комендантом всю опостылевшую соляную бухгалтерию и арифметику. С этим делом у него все было в порядке – службу Крикунов знал.

– Ну, вот видишь! – ободряюще говорил комендант. – Все у тебя в порядке. Так продолжай и дальше. А бойцов своих приободри. Найди, понимаешь ли, подходящие слова… Потому что это не дело – разводить в армии унылость. Как ни крути и что ни говори, а все едино – здесь тоже фронт. А значит, что и мы с тобой тоже на фронте. И твои солдатики – тоже. Вот так им и скажи.

Если такие разговоры происходили вечером, то, закончив дела, комендант и Крикунов выходили на крылечко. У коменданта при себе имелась фляжка с водкой. Где он ее добывал, комендант не рассказывал, да Крикунов об этом и не спрашивал. А просто комендант разливал водку в мятые довоенные алюминиевые кружки и начиналась неторопливая беседа. Комендант рассказывал о том, как он воевал в понтонном полку, Крикунов – в какие передряги попадал он. И что с того, что один из них постоянно находился на передовой, а другой – в ближних тылах? Фронт есть фронт: там и передовая, и тылы – понятия относительные. Условные понятия, зыбкие и ненадежные. Сейчас – тыл, а через полчаса – самая что ни есть передовая.

Ну а потом Крикунов прощался с комендантом, садился в дребезжащую легковушку или в кабину грузовика, и нервный шофер вез его обратно – на озеро Сиваш, к соляным приискам.

Ближайшее к линии фронта подразделение Абвера II располагалось в румынском городе Констанца. Это было очень удобно. Никому не было известно, докатится ли сюда фронт, а если даже и докатится, то когда именно. Сам город располагался на берегу Черного моря, и это также было удобно. Абвер II отвечал за подготовку диверсантов и за их заброску на территорию других стран. И в первую очередь, конечно, это была территория Советского Союза. Точнее говоря, та самая территория, которая лишь недавно была освобождена от захватчиков.

В чем именно состояло такое удобство? А в том, что отправлять из Констанцы диверсантов можно было по морю. А море – это не суша. Это на суше диверсионным группам нужно было всячески исхитряться, чтобы миновать линию фронта и потом пробираться по чужой территории, ежеминутно рискуя себя разоблачить, а значит, сорвать тщательно подготовленную операцию.

А море – оно безлюдное. Да, конечно, и на море можно напороться на сторожевой корабль, но сколько их, тех сторожевых кораблей? При удачном стечении обстоятельств их и вовсе можно было не встретить. Особенно в ночное время. Да если и напорешься на такой корабль, то ночная тьма надежно прикроет тебя своим пологом. Да и до советского берега, то есть до крымского побережья, из Констанцы было не так и далеко.

Вот в этом и состояло главное удобство. Тем более что вышестоящее начальство с настойчивостью, переходящей в надоедливость, требовало от руководства подразделения, находящегося в Констанце, конкретных действий. И, разумеется, результатов. Сколько диверсионных групп подготовлено? Сколько их заброшено в советский тыл? Каковы результаты? Отчего групп так мало, а результаты – столь скромны? Или вы забыли, что Красная армия ведет наступление, ежедневно освобождая все новые территории? Не следует об этом забывать! Необходимо всячески противодействовать большевистскому наступлению! В том числе и с помощью заброски в советский тыл диверсионных групп. Диверсии – очень действенное оружие, они ослабляют тылы наступающей армии. А без крепких, надежных тылов успешное наступление невозможно. Констанца – это не безмятежный курорт на теплом морском берегу, здесь также фронт. И ваши успешные действия остановят наступление большевиков и приблизят победу великой Германии!

Ну и так далее. Эти ежедневные и, по сути, пустые напоминания и понукания изрядно раздражали командование группы Абвер II, расположенной в Констанце. Но и отмахнуться от них было невозможно. Тем более что в последнее время дела у группы и впрямь были неважными. Из пяти с неимоверными трудами подготовленных диверсионных групп лишь одна сообщила о том, что благополучно добралась до места. Это была именно та группа, которую отправили на советскую территорию морем. Остальные четыре группы, отправленные по суше, сгинули. Да и группа, отправленная морем, вскоре также перестала выходить на связь.

Одним словом, дела обстояли неважно. И потому необходима была успешная операция. Успешная и громкая. Причем в самое короткое время. Именно об этом и говорили в служебном кабинете начальник группы полковник Пауль Гартман и его заместитель гауптман Бруно Кляйн.

– Хорошо им там давать команды! – ворчал Бруно Кляйн. – Чтобы дать распоряжение, большого ума не надо! А вот чтобы подготовить диверсионную группу, да еще успешно забросить ее в нужное место, да еще чтобы она выполнила задание… Неужели они там, – Кляйн раздраженно указал рукой куда-то вдаль, – этого не понимают? Ведь невозможно ежедневно готовить и засылать все новые и новые группы. Подготовка каждой группы требует времени. Уж это они должны понять?