– Ну откуда ж я знала, что ты такой нежный… Просто хотела наладить с тобой отношения, но раз ты против, то я больше тебя не побеспокою. А теперь, может быть, ты отпустишь мои плечи, чтобы я наконец тебя покинула…

– Между нами не может быть никаких отношений, запомни это…

– Запомню… – выходит она из машины, сильно хлопая дверью. Бесит.

– По голове себе похлопай! – ору в открытое окно, а она мне средний палец показывает и убегает на территорию жилого комплекса…

Да, так лучше. Лучше ненавидеть ее, чем сходить с ума от спермотоксикоза…

Алиса

Я пулей поднимаюсь на восьмой этаж, пешком, чтобы почти задохнуться. Чтобы не думать. Не думать о том, как сильно я его ненавижу. Как каждый вздох рядом с ним подобен парам яда, отравляющий мою нервную систему. Залетаю в квартиру и хлопаю дверью… Прижимаюсь к полотну и выдыхаю. Долго. Шумно. Словно все это время рядом с ним под водой была.

И фразу зачем эту сказала. Хотела вызвать в нем хоть что-то? Увидеть отголоски раскаянья? Потому что если их нет, то он заслуживает все, что я ему приготовила. Потому что тогда я не буду чувствовать вину за то, что сознательно разрушаю его жизнь…

Сжимаю кулаки, пытаясь в себя прийти, но до сих пор чувствую напряжение… Расслабиться не получается. Так что иду в ванную, набираю горячую воду и почти варю себя в кипятке. Словно это отмоет его прикосновения. Словно это позволит не думать о том, что этот урод снова будет меня касаться. Не только касаться. Рано или поздно мне придется стать его подстилкой, иначе я никогда не вызову в нем полного к себе доверия, чтобы сделать все так, как мне нужно.

Нам нужно.

Слышу тихие шаги, и дверь открывается. Ирина немного сонная, в халате, проходит в ванную и садится на бортик, щупая воду.

– Господи, Алис, свариться хочешь?

– Когда три года моешься только холодной водой, то начинаешь ценить тепло.

– Ну да, – кивает Ирина, втыкая в меня оценивающий взгляд. – Рассказывай.

– Мне кажется, я переборщила. Ты говорила быть развязной и настырной, но он спросил, что я задумала…

– Да ладно? Этот щенок вряд ли хоть о чем-то может догадаться.

– Я бы не стала его недооценивать, он все-таки был лучшим в школе, – да, этот факт не делает его краше в моих глазах, но когда-то в школе я его уважала, потому что, несмотря на богатенького папу, он действительно любил учиться, любил побеждать.

– А по жизни лошара, которого любой болван разведет. Иначе почему все его проекты провальны?

– Потому что ты прикладываешь руку?

– Если бы он был умнее… Ну да ладно. Что именно он заподозрил?

– Ничего конкретного, просто подумал, что мои игры с ним неспроста, и, кстати, я тебе говорила, что лучше в непреступную поиграть.

– Ну, конечно, ведь тогда тебе не придется с ним спать?

– Да я же не отказываюсь, просто говорю, что доступных у него целый вагон, а он, хоть и мальчишка, но охотник. Мы ведь не хотим, чтобы он все понял раньше времени?

– Да что он поймет? Или ты надеешься, что в нем проснется совесть? Может быть, рассчитываешь, что он вспомнит одноклассницу, которую попользовал? Думаешь, поинтересуется тем, что с ней сделал его папаша. Думаешь, этим мужикам есть дело до твоих страданий? Тебе напомнить, что из-за него ты три года на зоне провела?

– Я помню! – боль острая сдавливает грудную клетку, а дышать становится невыносимо. – Я все помню и все сделаю как надо! Просто твоя тактика может не сработать, предлагаю выбрать другую!

– Чем быстрее ты начнешь с ним трахаться, тем быстрее мы сделаем дело и посадим отца и сына за решетку. И все. Свобода. Медицинский. Но ты, конечно, можешь поиграть в непреступную, тогда он просто найдет себе другую удобную дырку.

Она выходит за дверь, а я опускаюсь на дно ванной и задерживаю дыхание. Раз. Два. Три. Четыре. Пять. Шесть. Если досчитать до ста, то я больше не всплыву, если досчитать до ста, то мне ничего не нужно будет делать, если… Если… Если… Я смогу увидеть маму. Ее улыбку. Ее последнюю улыбку. Улыбку Эллы. Вон они. Улыбаются мне, и я тяну руки. Готовая встать рядом с ними, как вдруг меня вытягивают из-под толщи воды и бьют по щекам, приводя в себя.

– Я не для того столько денег в тебя вбухала, чтобы ты с собой кончала.

– Я и не собиралась, – толкаю Иру в грудь. – Я ничего с собой не сделаю, пока не доведу дело до конца…

– Лучше если так. Для всех лучше.

Она снова уходит, а я наконец выхожу из ванной. Встаю перед зеркалом совершенно обнаженной и беру телефон.

– Ладно, в конце концов, мне все равно придется с ним спать, и чем раньше начнем, тем лучше, – с этими словами я поворачиваюсь спиной и делаю фото, которое тут же отправляю на номер Миши и иду ва-банк, пишу:

«А если мы и правда хотим сделать что-то очень плохое, неужели тебе не хочется узнать, что именно?».

Убираю телефон, накидываю полотенце и иду в спальню. Сушу волосы. Все равно спать уже не смогу. Смотрю на свое отражение в зеркале. Интересно, будь я такой и в школе, стал бы Хворостов меня насиловать? Или я просто стала бы одной из тех, с кем он спал, пока его девушка хранила девственность до свадьбы… Одно я знаю точно, эта девушка в отражении не я, в ней слишком много фальши, а я никогда никому не врала.

Сообщение прочитано, а ответа нет. Так и хочется узнать, где в данный момент его руки и не дрочит ли он. Но я себя торможу. Что бы Ира не говорила, манить можно, а вот откусить я дам не сразу.

Сон все-таки срубает, но через пару часов я сама вскакиваю, чтобы надеть спортивный костюм, взять сумку и ждать, когда соберется Ирина. Иногда я ей завидую. Она так легко легла под Сергея Петровича, словно работала в притоне и для нее заняться сексом, как в туалет сходить. Ничего не значит.

– Ты уже готова? – она бросает взгляд на мой костюм и надевает пальто. Она всегда элегантна, даже если идет на свой фитнес. – Отлично. Машина уже ждет.

– А чего не на своей, – надеваю кроссовки, смотрю, как Ирина красит губы.

– Потому что нужно давать мужчине возможность за собой поухаживать, выглядеть в некоторых местах очень беспомощной. У них сразу просыпается инстинкт защитника.

– У Хворостовых-то? Защитника?

– Все мужчины одинаковы. Просто некоторые женщины для них мясо, а некоторые божества. И только женщине решать, кем она хочет стать.

– Ну мне ты предлагаешь снова стать мясом…

– У Миши возраст такой. Для него секс сейчас основа основ, поэтому легко мясо может стать божеством. У Сергея уже другие приоритеты…

– Ну конечно, – закатываю глаза и закрываю дверь квартиры, пока Ирина вызывает лифт. Мы едем загород часа два на машине с личным водителем Хворостовых, поэтому общаемся на посторонние темы, называя друг друга мамой и дочкой. Этот спектакль настолько отработан, что порой я верю, что она моя мама. Пусть даже приемная.

В какой-то момент притворяться утомляет, и я просто включаю музыку, тихонько подпевая песне, которая буквально погружает меня в прошлое, когда мы с мамой жили вдвоем, готовили, смеялись, придумывали стихи… Тогда мама была для меня всем, тогда я обещала себе, что когда-нибудь куплю ей машину, чтобы она не таскалась целый час на пазике.

Как много я обещала ей, себе… А теперь еду в дом, где буду той, кого всегда ненавидела. И остается только надеяться, что мама мне поможет. Хотя бы украдкой.