© Зверев С.И., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

– Сорвете операцию, товарищ Сидоров, пойдете под суд, – бодро и доброжелательно объявил москвич Русаков.

Только вот от этой доброй бодрости нашего шофера всего перекосило.

– Да я тут при чем? – забормотал он испуганно. – Такой бензин куркули на базе залили! Он для мотора что спорынья для человека! Вот кого под суд надо! А мы все своими руками…

Похоже, испугался не на шутку и сам мотор. После очередных двух оборотов пусковой ручки он покорно завелся и теперь был готов выполнять все пожелания хозяев с преданной готовностью, как хорошо дрессированный пес.

– В автобус! – приказал Русаков группе толкущихся во дворе товарищей.

Вскоре новенький, но не слишком надежный автобус «АМО-Ф-15» на полтора десятка пассажирских мест выехал прямиком в темную звездную ночь за ворота нашего купеческого особняка. Кряхтя мотором, изнуренным некачественным питанием, он устремился по улице Юных Ленинцев на юго-восток Нижнепольска.

Не прошло и десяти минут, как мы затормозили на перекрестке Ворошилова и Цветочной, где двухэтажные рабочие бараки фабрики имени Клары Цеткин врезались в одноэтажную частную застройку. Как наглядный результат выполнения плана ГОЭЛРО, в прошлом году это место было освещено уличными электрическими фонарями.

– Мотор не глушить, – велел Русаков, а потом откинулся на дерматиновую спинку сиденья и начал насвистывать под нос что-то бравурное и жизнеутверждающее, вроде «мы рождены, чтоб сказку сделать былью».

Минут через пять он вытащил из специального кармашка своего полувоенного темно-зеленого френча компактные серебряные часы-луковку и укоризненно покачал головой:

– Задерживаются товарищи.

Какие товарищи куда должны приехать? И куда мы двинули в свете луны? Ничего не понятно, кроме начальственных обещаний: «Скучно не будет, едем брать жирную контру». Мандража и боевого настроя у меня пока не было никакого. Они уютно дремали под толстым одеялом неведения. И сам я пребывал в дремотном состоянии. В свое время прозвучит сигнал «вперед», тогда и будем действовать, волноваться. Или голову честно сложим – всякое ведь на чекистской службе случается. А пока нечего беспокоиться.

Издалека послышался нарастающий рев мотора. К перекрестку подкатывал еще один «АМО» – почти такой же, как наш, если не считать, что это был грузовик грязно-рыжего цвета. Его кузов был полон вооруженных винтовками пассажиров.

– Вперед, товарищ Сидоров, – спокойно приказал москвич шоферу.

Наш автобус послушно ринулся наперерез, внаглую перегородил проезжую часть и застыл. Вскоре скрипнули тормоза, и рыжий грузовик остановился в каком-то метре от нас.

Из кабины выпрыгнул невысокий сухощавый мужчина в обрезанной по колено, перепоясанной ремнями и мятой, как будто ее жевали, шинели. Зато сапоги вычищены так, что в них можно смотреться, как в зеркало, а папаха залихватски заломлена.

– Что ж ты, так тебя растак, оглоед безглазый, рулишь, куда не просят! – раздухарился незнакомец, и высокий полет его образной речи надежно опирался на крылья смачных, с мастерскими загибами, нецензурных выражений.

Из кузова грузовика между тем стали выпрыгивать бойцы с винтовками. Притом действовали они слаженно, а у некоторых стволы уже смотрели в нашу сторону. Ну что, молодцы, для шпаков очень даже неплохо.

– Баста, приехали! – махнул рукой москвич, выйдя из автобуса.

Я устремился следом, ненароком расстегнув свою брезентовую куртку, чтобы в случае чего быстро вытянуть заткнутый за пояс наган.

– Товарищ Русаков, – медленно и с чувством, как будто оправдались его самые худшие опасения, произнес субъект в папахе.

– Не ждали? – сочувственно спросил москвич.

– И на каком основании… – начал было «папаха», но был бесцеремонно прерван москвичом.

– Мои основания вам хорошо известны. Вы никак за Головченко собрались?

– Откуда узнали? – хмуро посмотрел на москвича собеседник.

– По своим каналам… Досадно как-то, что вы не известили органы ОГПУ о своих грандиозных планах. Ведь вопросы могут быть. Отвечать придется.

– Да какие вопросы, Иван Афанасьевич! Каюсь, сам его взять хотел! У нас к нему особые личные счеты.

– Какие личные счеты, товарищ Лифшиц? Аполитично как-то звучит. Одно дело делаем. Так что поступаете со своим продотрядом под мое командование, – припечатал без права обжалования москвич.

Поскольку по факту возразить товарищу Лифшицу было нечего, он только развел руками – мол, хозяин – барин. А что поделаешь? Полномочий у столичной штучки Русакова хватало, чтобы построить в области кого угодно.

Я немного взбодрился. Ну, теперь кое-что проясняется. Головченко – это в недавнем прошлом заведующий сельхозотделом обкома ВКП(б), а ныне находящийся в розыске враг-вредитель. С зернозаготовками и коллективизацией наворотил он столько бед для советской власти, что барону Врангелю не снилось. Во многом это ему я обязан тем, что меня выдернули из уютного родного дома и отправили в эту длинную командировку, в состав специальной группы ОГПУ СССР.

С интересом смотрел я и на Лифшица, в этих местах фигуру легендарную. В возрасте, уже за пятьдесят, сморщенный, страшно энергичный, воинственный, а глаза так и шныряют вокруг – хитрые и все замечающие. Он обернулся к своим людям и произнес:

– Поступаем в распоряжение ОГПУ. Товарища Русакова.

Смотрели на нас продотрядовцы кисло. Не читалось на их лицах искреннего стремления помочь органам. Воспринимали они нас скорее как бесстыдных наглецов, норовивших утащить из-под носа их заслуженную добычу.

Вообще, продотряд – это какая-то странная шарашка, которая регламентировалась не законом, а обстоятельствами и желанием областного начальства. В разгар коллективизации, когда стал понятен огромный объем задач, стоящих перед государственным аппаратом по околхозиванию, раскулачиванию и сбору продналога, в помощь ему был создан внештатный отряд при административном отделе Нижнепольского облисполкома. Туда были прикомандированы самые разные люди – пара милиционеров, партийные рабочие с предприятий, комсомольцы, служащие. А поскольку руководил ими старый большевик Лифшиц, то вскоре по виду, содержанию и методам работы это стал типичный продотряд, будто бы вернувшийся из ранних революционных времен. Кстати, в нем действительно служило несколько человек из тех старых, героических продотрядов. Отряд Лифшица вскоре тут вполне прижился в качестве какого-то полулегального вооруженного формирования. И объем работы им выполнялся огромный. Продотрядовцев не стеснялись привлекать на разные мероприятия, в том числе в качестве вооруженной силы. Боялись их кулачье и мироеды как бы не больше, чем войск ОГПУ.

– Операция чекистско-боевая. На ее время вы считаетесь мобилизованными в ОГПУ, неподчинение, трусость и саботаж будут расценены по всей строгости. Это понятно? – спросил Русаков.

– Да понятно все, – послышались вразнобой голоса.

Все это продотрядовское воинство, разношерстно одетое – кто в пальто, кто в куртке и пиджаке, кто в сапогах, а кто в модельных кожаных нэпманских туфельках, сильно напоминало Красную армию образца 1918 года. Что роднило всех этих бойцов – винтовки-«мосинки» на плечах.

Москвич останавливал насмешливый, холодный и требовательный взгляд на каждом, отчего люди невольно выпрямлялись и расправляли плечи, испытывая желание вытянуться по стойке смирно. По какому-то наитию мой взор уперся в долговязого парня чуть за двадцать годков, его ватное пальто было узковато, а кепка сидела блином.

И тут меня как током пронзило. Краем глаза я заметил, как Русаков многозначительно переглянулся с ним. Мимолетно, незаметно, как они думали. Но я не первый год играю в эти игрушки-погремушки. И просто нутром ощутил нить, связывающую этих людей. Все понятно. Связка осведомитель – куратор. Теперь становится ясно, кто донес нам о планах товарища Лифшица.