– Нет, что вы! – поспешила успокоить мужчину. – Я просто изучаю некоторые документы.

– А это вам на что? – кивнул на энциклопедию в моих руках.

– Вы не поверите мне, но я по-прежнему хочу знать, что такое «солидол». – Улыбаюсь.

– Если я вам скажу сейчас, что это такое, вы отправитесь со мной домой? Знаете, жена не пустит меня в дом без вас. Так она и сказала мне.

– Хорошо. – Охотно согласилась я.

Что-то я, и правда, засиделась на работе. Ведь уже одиннадцатый час. Время медленно подкрадывается к ночи.

– Солидол – это универсальная смазка для запчастей. Мы промазываем некоторые детали тракторов, машин и комбайнов. – Объясняет Панов, направляясь быстрым шагом к своей Ласточке.

– Если солидол используют трактористы, почему тогда у доярок руки были намазаны им? Они что, еще и трактора ремонтируют? – спросила я.

Панов засмеялся.

– Нет же! Солидолом доярки мажут вымя коров.

– А разве так можно? – удивилась я. – Вы же сказали, что им промазывают запчасти техники…

– Иногда мы так делаем, когда на ферме заканчивается специальная смягчающая мазь.

– Так купите! – возмутилась я. – И не используйте больше эту смазку в коровнике. Она жутко воняет. – Сморщилась я, вспомнив его запах.

– Как скажете. – Послушно отозвался Панов.

– Кхм, – задумалась я. – Как много же я еще не знаю…

***

– Машенька, где вы были?! Вы знаете, который час?! – стоило нам с Михаилом Степановичем войти в дом, Лидия Михайловна тотчас принялась ругать меня, словно мать непутевую дочь.

– Простите, я задержалась на работе. – Извиняюсь.

– Ну вот, в доме был один трудоголик, теперь их стало два. – Проворчала она, направляясь на кухню. – Идите мыть руки, а я накрою на стол. Только для начала подогрею ужин.

Мы с Михаилом Степановичем переглянулись и с улыбкой на лице отправились мыть руки.

Странное чувство вдруг овладело мною, будто я давно уже знакома с Пановыми. С ними так легко общаться, так непринужденно, и нет никакой неловкости от того, что я сейчас в их доме.

Через пять минут мы все вместе сели за стол. Только сейчас я поняла, как сильно проголодалась. В обед я пила только чай с бутербродом из колбасы и хлеба, которым меня любезно угостила Лена.

А сейчас я сижу и захлебываюсь слюной, глядя на молодой отварной картофель, малосольную селедочку с перышками зеленого лука, маринованные огурчики и свежеиспеченный хлеб, который Лидия Михайловна сама печет в печи.

Я с радостью закрываю глаза на диету и плюю на правила правильного питания – не есть после шести, чего я придерживалась не один год. И сейчас мне просто не устоять перед чертовски аппетитным ароматом, витавшей по всей кухне.

– Машенька, расскажите мне о себе. Где вы росли? Кто ваши родители? – спросила Лидия Михайловна, когда мы все вместе после ужина отправились на веранду пить чай.

Вечер сегодня прекрасный, теплый и нет никакого ветра. Божья благодать. Никакого шума проезжающих автомобилей, лишь пение сверчка, кваканье жаб, доносящееся их небольшого пруда рядом с домом Пановых, и лай сторожевых деревенских собак.

– Дорогая, может, Мария Сергеевна не хочет говорить о себе? Нельзя же так открыто человека спрашивать об этом. – Упрекнул жену Панов.

– Нет, что вы. Я охотно расскажу вам о себе. – Глотнула ароматный черный чай с мелиссой и мятой. – Родилась в городе N. Как все дети, ходила в детский сад, и в шесть лет меня отправили в школу. В школе я была отличницей, правда удалось мне проучиться только до десятого класса. Одиннадцатый класс я уже доучилась в школе для детей сирот. Когда мне было семнадцать, погибли мои родители. Автокатастрофа. – Пыталась говорить спокойно, но голос предательски задрожал, и на глаза начали подступать слезы. Прошло уже одиннадцать лет со дня трагедии, круто перевернувшей всю мою жизнь, а чувство, будто все это произошло вчера.

– Мне очень жаль. – Лидия Михайловна берет меня за руку.

Ну, вот зачем она это сделала? Теперь я еще больше размякла.

Так, Маша, бери себя в руки. Соберись. Ты обещала себе никогда и никому не показывать своей слабости.

Глубоко вздохнула. Выдохнула. Собралась.

– Родственников у меня нет, – продолжила я. – Так вышло, что родители мои так же росли в детском доме, где, собственно, и познакомились. У отца была своя небольшая компания. Он со своим лучшим другом начинал все с нуля. И после смерти папы он стал единственным владельцем компании, забрав его половину себе.

– Но как же так? – возмутилась Лидия Михайловна. – По закону половина компании отца должна была перейти к вам!

– Я отказалась от своего наследства в пользу друга отца. Но взамен, он платил мне пять лет учебы в университете.

– Так вот в кого ты такая проворная? На твоем месте любая другая давно бы сбежала отсюда, а ты осталась, еще и восстание разбушевавшихся рабочих подавила. – Заметил Панов.

– Да, это я в отца. – Улыбаюсь, вытирая глаза от слез.

– А красота, должно быть, досталась тебе от матери? – предположила Лидия Михайловна и оказалась права.

Может, сильный характер и выносливость достались мне от отца, а вот внешность точь-в-точь матери: прямые, темно-русые волосы, мраморная кожа, небольшой аккуратный носик, длинные черные ресницы и необычного цвета глаза, серо-зеленые и ободок радужки темно-карий. В общем, ассорти, – присутствуют сразу три цвета.

– Мама была первой красавицей во всей вселенной – это слова папы, и с ним я полностью согласна.

– А жених? – Лукаво подмигнула Лидия Михайловна. – А жених у тебя имеется?

– Нет. – Смущенно мотнула головой.

– Как? Не поверю. Как у такой красавицы нет жениха?

– Не знаю, – пожала плечами. – Не родился, наверное, еще.

Наша беседа плавно перешла от грустной темы на тему о забавных случаях, происходящих в колхозе.

Супруги Пановы охотно поделились со мной парочкой забавных историй.

– Наверное, в колхозе теперь не скоро забудут и мой казус с солидолом? – спросила я Панова. – Теперь я тоже могу смело войти в историю забавных случаев колхоза.

– О каком казусе, Машенька, ты говоришь?

Лидия Михайловна единственный человек на селе, не слышавший о моем казусе.

И я все рассказала ей.

Но, к моему удивлению, она не разразилась звонким смехом и даже не улыбнулась.