— Спасибо, — сказала Груня, — запомнила. На что лучше растолковал, всяк поймёт.

Она вышла на Никольскую улицу и как будто в родные места попала. Улица здесь поросла травой, и не было, как на Киевской, двухэтажных каменных домов, а только низкие, приземистые, с палисадниками. На заборе сушатся кувшины из-под молока, ходит коза на привязи, резвятся телята. На завалинках сидят парни и девушки, громко разговаривают, поют песни. Веселятся люди — ярмарка!

Груня всем подряд говорит:

— Здравствуйте вам!

Ей отвечают:

— Здравствуй!

Она без труда отыскала дом учительницы — он и вправду, как сказал прохожий, выделялся среди других домов, — постучалась в дверь. На стук вышла невысокая темноволосая девушка в белом фартуке. Спросила, что ей надо.

— Я к учительнице, — проговорила Груня. — Письмо ей принесла.

— К Ольге Андреевне? — удивилась девушка.

Она с любопытством поглядела на Груню и дружелюбно улыбнулась. Глаза карие, живые.

— Пойдём, — сказала она.

Провела Груню на веранду, оставила её там одну и понесла письмо учительнице. Вскоре они вернулись вместе. Груня узнала учительницу, хоть никогда и не видела её. Похожа на брата, который учительствовал в Матрёновке.

Ольге Андреевне было лет за пятьдесят, худощавая, высокого роста. Седые волосы собраны в большой пучок.

— Здравствуйте, голубушка Груня, — поздоровалась она первой.

Груня поклонилась ей.

— Я прочитала письмо, теперь всё про вас знаю, — продолжала Ольга Андреевна. И попросила девушку, которая впустила Груню в дом: — Соня, покормите нашу гостью. Она ведь издалека пришла.

— Спасибо, — отказалась Груня. — Я на ярмарке поела и чаю попила.

— Тогда пойдёмте ко мне, поговорим о вашем деле, — сказала Ольга Андреевна.

Груня оставила котомку и палку на веранде и пошла вслед за учительницей в комнату. Огляделась и ахнула: всё заставлено шкафами с книгами.

— Неужто столько книг написано! — в изумлении воскликнула она.

Ольга Андреевна улыбнулась.

— Вы любите читать?

Груня смущённо взглянула на неё.

— Я ведь недавно научилась грамоте, — сказала она. — И до сих пор привыкнуть не могу, какое же мне счастье! Первое время всё хожу и складываю слова из букв. Я уже и книжки кой-какие прочитала, только тонкие. И то всех удивила. У нас как в деревне? «Незачем вам, девки, учиться, — твердят все в один голос. — Прясть да ткать — вот лучшая наука». А мне страсть как охота читать. Должно быть, все книги интересные? — И одёрнула сама себя: — Не о деле я говорю. Ты мне лучше про курсы сестёр милосердных расскажи. Как туда попасть?

Ольга Андреевна сочувственно вздохнула.

— Грунечка, — сказала она мягко, — не хотелось бы вас огорчать, но что делать? Нет в нашем городе таких курсов. Пока нет.

Груня даже переменилась в лице.

— Как же мне быть теперь? — растерянно проговорила она. — Может, ещё где-нибудь учат? Городов-то у нас в России много. Ты назови покрупней и поважней Севска.

— В нашей губернии самый главный — Орёл, — сказала Ольга Андреевна. — Мне думается, там должно быть отделение Красного Креста. Да только, милая Груня, вы не представляете себе, сколько до Орла вёрст. Не меньше полутораста. А железной дороги в нашем городе нет. Как вы туда доберётесь?

— Да пешком! — воскликнула вновь воспрянувшая духом Груня. — Есть о чём горевать! От Стародуба тоже не ближний свет, а я дошла к тебе сюда, не уморилась. И до Орла дойду. Может, там и на Самарское знамя погляжу, поклонюсь ему.

— Откуда вам известно про Самарское знамя? — удивилась Ольга Андреевна.

Груня довольно улыбнулась.

— Народ говорит, — сказала и пояснила: — Мужик, Захар Терентьев, был в Орле, своими глазами его видел и нам про то на ярмарке поведал. Может, ты знаешь что про знамя, расскажи.

Она уже успокоилась, приняв решение идти в Орёл. Неуёмная любознательность взяла верх над беспокойными мыслями.

— Снова вас огорчу, Грунечка. Боюсь, что в Орле уже нет Самарского знамени. Сейчас оно должно быть где-то в пути, — сказала Ольга Андреевна. — Возможно, уже в Киеве, потом его передадут болгарам.

— Скорей бы освободили их от турок! — вырвались у Груни слова от всей души. — Как же им тяжко приходится! Брат Егор говорил, что они уже пятьсот лет томятся под игом. Там турецкое иго, а у нас татарское было, — вспомнила она. — Тоже тогда хлебнул горя горького наш люд.

Ольга Андреевна закивала головой.

— Верно, Грунечка, верно. И мы пережили страшное время. Триста лет, да каких лихих! Вот у нас в Севске есть место, которое называется «татарское побоище». Много там пролилось крови. На том месте построен Свято-Троицкий монастырь. Вы проходили мимо него, когда шли ко мне с ярмарки по Киевской улице.

Ольга Андреевна на мгновенье задумалась, потом сказала:

— Мне очень хочется вам помочь, Грунечка. Подождите меня тут, а я схожу в нашу земскую больницу. Может, вас возьмут ухаживать за больными, обучат этому святому делу. И не надо будет на курсы сестёр милосердия поступать. Да, да, — обрадовалась она своей мысли. — Вот и выход. Отдохните пока с дороги, а я скоро вернусь.

Но вернулась она нескоро. И по огорчённому виду учительницы Груня поняла, что хлопоты её были тщетными. Так оно и оказалось.

— Ничего! — узнав об этом, сама стала утешать она расстроенную Ольгу Андреевну. — Ты не горюй. А своего решенья я всё равно не переменю — как задумала, так и сделаю: пойду в Орёл. Спасибо, что ласково приветила. Мне пора.

— Нет-нет, никуда я вас не отпущу на ночь глядя, — остановила её хозяйка. — Сейчас вместе пообедаем, поговорим. Вы про моего брата расскажете, как ему живётся в вашей Матрёновке. Переночуете, а завтра с новыми силами в добрый путь.

Груня не стала отказываться. Ей тоже хотелось поговорить с учительницей, расспросить, что пишут в газетах про войну, узнать от неё, знающего человека, какая она, болгарская земля, и какие люди там живут.

Разговору хватило до позднего вечера, и обеим было интересно слушать друг друга.

Ольга Андреевна с уважением глядела на Груню. Малограмотная крестьянская девушка оставляет дом и идёт в далёкую даль. Не ради корысти, а чтобы помочь людям, которые живут за горами, за долами. В тысячах вёрст от родного края. Таких случаев в истории сразу и не припомнишь!

Как и многие русские, Ольга Андреевна душой была в Болгарии. Верила, война с Турцией необходима, чтобы спасти болгарский народ от истребления турецкими завоевателями. Освободительную войну одобряли и учёные, и знаменитые писатели, и художники, и простой народ. В России был брошен клич: «Освободим нашу славянскую сестру!» И создавались народные ополчения, собирали пожертвования для Красного Креста.

Груня слушала Ольгу Андреевну и всё больше утверждалась в своём желании стать сестрой милосердия. Она будет ею, каких бы усилий это ни стоило!

— А ведь на дворе уже ночь, — заметила Соня.

Груня сразу поднялась из-за стола.

— Спасибо за хлеб за соль, за милость вашу, — поблагодарила она хозяйку и Соню.

— Я и не заметила, как стемнело, — удивилась Ольга Андреевна. И, обращаясь к Груне, как-то проникновенно произнесла: — Я верю, Грунечка, всё у вас сбудется. Цель ваша замечательная, и характер есть. Дерзайте! И счастливого вам пути. Не забывайте нас.

«Не забуду, нет», — благодарно подумала Груня и низко поклонилась гостеприимной хозяйке.

ХОРОШИЙ ГОРОД

Чуть рассветало, когда Груня покинула дом учительницы. Её вышла проводить Соня и, прощаясь, дала узелок с едой.

— А это, — протянула она ей узелок побольше, — велела передать тебе Ольга Андреевна. Тут платье. Придёшь в город Орёл, переоденься, чтоб понравиться на курсах сестёр милосердия. — И, дружески улыбнувшись, сказала: — Знаешь поговорку: по одёжке встречают, по разуму провожают. Разум-то ценят потом, а сначала — одёжка. Пускай тебя сразу встретят хорошо.

Груня быстрым движеньем отстранила узелок, в глазах появились сердитые искорки.