Annotation

Историческая повесть о необычной судьбе русской девушки-крестьянки Груни. Став сестрой милосердия, она приняла участие в освободительной войне болгарского народа за независимость в 1877–1878 гг.

ВАЛЕНТИНА ПУТИЛИНА

ПОПУТЧИКИ

НА ЯРМАРКЕ

В ДОМЕ УЧИТЕЛЬНИЦЫ

ХОРОШИЙ ГОРОД

СТЕЖКИ-ДОРОЖКИ

ДОРОЖНЫЕ ВСТРЕЧИ

МАТВЕЙ-ПРАВДОЛЮБЕЦ

ГОНЕЦ

В ГОРОДСКОЙ УПРАВЕ

СЕЛЬСКАЯ СХОДКА

ЧУЖАЯ БЕДА

ВОТ ОНА, МОСКВА!

МИР НЕ БЕЗ ДОБРЫХ ЛЮДЕЙ

БЕЛЫЕ НОЧИ

ЛЕКЦИЯ ПРОФЕССОРА АЛФЕРОВА

ДОБРЫЙ ЧЕЛОВЕК

НА НЕВСКОМ ПРОСПЕКТЕ

СЕСТРА МИЛОСЕРДИЯ

В ПЕТЕРГОФСКОМ ГОСПИТАЛЕ

ВЕСТИ ИЗ БОЛГАРИИ

ПЕТЕРБУРГСКОЙ ОСЕНЬЮ

НА ВОКЗАЛЕ

НА БОЛГАРСКОЙ ЗЕМЛЕ

ПЕТРАНА

РУССКИЕ СОЛДАТЫ

БИТВА ЗА ГОРНЫЙ ДУБНЯК

«ДОБРЕ ДОШЛИ, БРАТУШКИ!»

ПЕРЕД НАСТУПЛЕНИЕМ

ЗИМНИЙ ПЕРЕХОД ЧЕРЕЗ БАЛКАНЫ

СОРОК ВОСЬМОЙ ВОЕННЫЙ ГОСПИТАЛЬ

ДВЕ СЕСТРЫ

ПАМЯТЬ

ВАЛЕНТИНА ПУТИЛИНА

СЕСТРА ГРУНЯ

Историческая повесть

ПОПУТЧИКИ

Четыре дня минуло с тех пор, как вышла Груня из дому, а кажется, давным-давно всё идёт и идёт. По проезжим дорогам, по тропинкам и стёжкам. Идёт босая, за спиной котомка, в руках толстая палка-посох.

Встречные любопытствуют: далече это она путь держит?

— В уездный город Севск, — отвечает Груня.

Засверкали на солнце купола церквей — Севск показался впереди. Туда и надо Груне. Там конец её долгого путешествия.

Глазам видно, да ногам обидно. Город будто испытывает Грунино терпение. Отступает, прячется за рекой, никак до него не добраться. А уж, поди, не ранний час. Высоко забралось майское солнце, припекает во всю мочь.

Груня спустилась к реке, опоясывающей город, с облегчением сняла котомку и напилась прозрачной речной воды. Потом вымыла ноги и достала из котомки лапти. Она берегла их. Лишь всего два раза обувала в дороге — под Погаром и Трубчевском. Теперь тоже надо обуться: не пойдёшь в город босиком. И запылившийся платок надо сменить на чистый.

Она немного передохнула в тени под ракитой и направилась по большаку к городу.

Вскоре её обогнала подвода. Ехали двое деревенских: мужчина и женщина. Одеты нарядно. Женщина в расшитой кофте и тёмно-синей, красными клеточками юбке, поверх — холстинный передник, на голове высокий кокошник. Мужчина одет по-городскому: в чёрных брюках, шерстяной рубахе и жилете. Видно, на празднество торопятся оба.

Подвода остановилась, и женщина окликнула Груню:

— Издалече идёшь, голубушка?

— Да из Матрёновки, — ответила она. — Из-под Стародуба.

— А путь-то далёк! — удивился мужчина. И поинтересовался: — На ярмарку в Севск?

— Нет, — ответила Груня, — про ярмарку я и не ведала. Мне к здешней учительнице нужно. Письмо ей несу.

— А мы на ярмарку, да немного припозднились, — сказала словоохотливая женщина и пригласила Груню: — Садись, подвезём.

— Спасибо, тётушка, — поблагодарила та. — Я и вправду заморилась. Много уже вёрст отмахала, не сосчитать.

И села на повозку. А женщине интересно, допытывается у своей случайной попутчицы:

— Удивительно мне, какое такое у тебя важное письмо, что его и почте нельзя доверить? Сама несёшь.

— Не знаю, как и пояснить, — задумчиво отозвалась Груня. — Письмо это и впрямь важное: наш деревенский учитель его написал. Просит, чтоб мне помогли в Севске выучиться на сестру милосердия. Слыхали, война сейчас в болгарской стране с турками идёт?

— Как не слыхать? — ответил мужик. — Приезжали к нам люди из Севска, минифест зачитывали, что Россия решила помочь болгарам.

— Ну, так вот, — продолжала Груня, — я и собралась в Болгарию ходить за ранеными.

Женщина так и ахнула:

— Аль жить тебе надоело? В уме ты, девка? Вон какая молодая! Годов-то тебе сколько?

— Восемнадцать, — ответила Груня.

— А родители? Неужто не были против?

— Благословили в путь, хоть и сильно кручинились. Мол, трудно будет. Я и сама понимаю, что нелегко, а надо.

Голос у Груни спокойный, рассудительный. Сразу чувствуется, говорит о том, что крепко продумано.

Женщина покачала головой и с жалостью посмотрела на девушку.

— Брось ты эту затею, — стала отговаривать она. — Разве тебе дома плохо? Или там тебе, на болгарской земле, два солнца взойдёт?

Груня засмеялась.

— Что ты, тётушка! Мне и одного солнца хватит. И дома мне хорошо. — И уже серьёзно сказала: — Ты по-своему рассуждаешь, а я иначе. Мне последнее время так и слышится, будто кто на помощь зовёт. Как же не откликнуться? У меня ведь два брата добровольцами ушли на войну. Я просила, когда они уходили: «Возьмите меня». А они в ответ: «Какой из тебя солдат?» Почему же я не гожусь в солдаты? Сил-то у меня много, я знаю.

— Что и говорить, — согласилась с ней женщина. — Ладная да крепкая выросла, это каждому видать.

Груня продолжала:

— Старший брат Егор, спасибо ему, присоветовал: «Иди в город, там, слыхать, есть курсы сестёр милосердия. Коль возьмут, старайся, познавай науку. Будет нужно на войне». Наш деревенский учитель поддержал меня, написал письмо в Севск своей сестре, чтоб она помогла мне поступить учиться. Вот зачем я тут. И ты, тётушка, не отговаривай меня, лучше пожелай доли да везенья.

— Да жалко мне тебя, несговорчивую, — не могла успокоиться женщина. — Жалко.

За разговорами не заметили, как доехали до Соборной площади, где раскинулась ярмарка. Груня соскочила с повозки и низко поклонилась своим попутчикам.

— Спасибо, что подвезли. — И добавила с весёлым участием: — А ты, тётушка, не огорчайся за меня. Вот увидишь, всё будет, как надо.

Спокойный пытливый взгляд, весёлые искорки в серых глазах, сама сильная, решительная, не робкого десятка, такая добьётся своего.

— Удачи тебе и счастья, — ласково пожелала ей женщина.

А её муж сказал:

— Может, встретишь на войне брата моего — нет от него вестей, передай, что всё у нас справно. Петром Семёновым его звать.

Груня согласно кивнула головой. Отчего не передать? Лишь бы встретился.

НА ЯРМАРКЕ

Ярмарка была уже в самом разгаре. Кругом шум-гам, свист, песни. На Соборной площади сбились телеги с сеном. Мычат привязанные к телегам коровы, визжат поросята, блеют овцы, пофыркивают лошади, громко торгуются покупатели с продавцами.

Поблизости от Успенского собора играют на лире слепцы. Мальчишки-поводыри тянут жалостливую песню, просят подаяния. Им бросают, кто копейку, кто краюшку хлеба, кто пирог.

Деревенский люд, съехавшийся на ярмарку, приоделся. Особенно — девушки: в цветных сарафанах с передниками, отороченными красной тесьмой. У некоторых сверху наброшена кофта из белой шерсти. Мелькает синий, красный, зелёный цвет, сливаясь в одно яркое, весёлое разноцветье.

Груня загляделась на всё вокруг, даже о своих неотложных делах забыла на время.

Вон собралась толпа народу, больше всего ребятишек — представленье глядят. Груня ахнула: медведь! Хозяин заставляет его показывать разные фокусы.

— А ну, миша, — говорит он, — покажи нам, как старая бабушка ходит.

Мишка разом пошёл. На нём передник, в руках палка. Он тяжело опирается на палку, идёт, чуть прихрамывает. Кругом смех. Вот ведь какой способный, правильно показывает!

Хозяин снова спрашивает:

— Миша, как молодайки ходят? Ну-ка, покажи. Уважь.

И тут медведь не оплошал, мигом отбросил палку и пошёл пританцовывая. Весело ему, публика тоже веселится.