– Сосанием! – подхватила весело Настя.

– Сейчас она опять обидится и будет дуться весь день, – предупредила Оля, говоря обо мне в третьем лице, как о капризном ребенке. Оля была очень симпатичной девочкой, маленькой точеной куколкой. Но и мозги у нее были тоже кукольные. Меня немного взбесило её предположение. Но в нем я и нашла то, что подсознательно искала: повод остаться.

– В таком случае я останусь, и не буду портить вам поездку! – сказала я, надувая губы и действительно в тот момент веря в свою обиду.

– Прекрати, я же извинилась! – настаивала Маша. – Будет здорово поехать всем вместе!

– Оля так не считает! – Язвила я.

– Поехали, будет круто! – Настя всегда пыталась всех примирить.

– Нет настроения, – я не собиралась сдаваться.

– Девочки, прекратите! Оля, извинись перед Таней! Таня, ты тоже будь немного спокойнее, мы же отдыхать приехали, а не ругаться! – Настя старалась изо всех сил, но я не собиралась менять своего решения и потому упрямо мотала головой. Оля надула губы. Маша всегда была вспыльчивой, и здесь ее мирного настроя тоже надолго не хватило:

– Кого ты наказываешь? Только себя! Поехали, девочки! – скомандовала Маша и выскочила из квартиры, схватив свою сумку. Девочки послушно последовали за ней. Впрочем, Настя задержалась на пороге, вполоборота промурчав:

– Может, все-таки…

– Все хорошо, Настя. Нет, правда нет, – улыбнулась я.

Оставалось еще полчаса до возможной встречи с испанцем. Я улеглась с iPad на диване и попробовала играть, но скоро забросила это занятие. Смутное беспокойство не давало мне ни на чем сосредоточиться. Я пошла в ванную и уставилась на себя в зеркало. На меня смотрело мое веснушчатое, чуть загорелое лицо. Я собрала свои не слишком длинные и не слишком роскошные, впервые мелированные перед поездкой волосы в хвост. Подкрасила тушью ресницы. Чуть тронула губы блеском. Потом нервно распустила волосы, решила, что они недостаточно чистые и пошла в душ – мыть голову. После этого высушила волосы феном, стерла подтеки туши, ещё раз накрасила ресницы, упала на диван и подумала: какая я дурра! Ради чего не поехала? Куда наряжаюсь? Кстати, что одеть…

Я выбрала платье, купленное накануне здесь, на море. Оно было нежно-голубое и состояло сплошь из кружев и полупрозрачного шелка. На ноги надела сандалии на высокой танкетке. Посмотрела в зеркало, повертелась немного. Всё сняла и надела шорты, футболку и спортивные сандалии. Было уже одиннадцать.

"Дура!" – снова обругала я себя. "Наверняка в одиннадцать вечера". И пошла к калитке, сдерживая свой непроизвольно ускоряющийся шаг, считая молниеносно убегающих из-под моих ног ящерок, выползших на охоту из камней вдоль дорожки.

Я вышла с территории комплекса, закрыла калитку. И никого не увидела. Очень разозлившись на себя, нервно дернула ручку калитки, сообразила, что уже заперла ее, решила успокоиться и спуститься к морю, как будто туда и собиралась. Сделав три шага по тротуару, услышала шуршание шин. Он все время сидел за рулем своей машины, в пяти метрах от меня, я не обратила на нее внимания. Явно он видел мои трепыхания. Я чувствовала себя глупо и явно начинала краснеть. Он подъехал поближе, остановил машину рядом со мной, вышел и открыл мне дверь. Я села. И подумала, что он красивый. И что мои руки дрожат.

– Ola, Tanya! – поприветствовал он меня, и снова ослепил улыбкой.

Мы поехали наверх, в сторону гор. Мое сердце ушло в пятки из-за крутого подъема и из-за того, что я ехала неизвестно куда неизвестно с кем. Мы поднимались все выше и выше. Я вспомнила, что здесь, на вершине, стоит часовня Святой Лючии. Мы действительно подъехали к парковке возле часовни. Там стояла только одна машина, Рено, и когда мы выходили, владельцы Рено уже спускались от часовни к своему авто. Это была пара пожилых французов, одетых в смешные широкополые соломенные шляпы. Мы обменялись приветствиями, и мой испанец немного поболтал с ними о чем-то на французском. Старики уехали, он взял меня за руку и мы стали подниматься к часовне. Прикосновение его теплой ладони смущало и волновало меня.

Мы поднялись к белой часовне. У входа стоял колодец. Я заглянула внутрь. Ничего не было видно. Он улыбался, глядя на меня. Я в смущении разглядывала красную тротуарную плитку, которой была вымощена площадь у часовни. Он потянул меня ещё выше, на смотровую площадку. Оттуда открывался чудесный вид на море, городок и склон горы. Я любовалась видом, во всяком случае, старалась это изобразить, борясь с волнением. Начо достал из чехла камеру и стал фотографировать меня. Я сначала стеснялась, потом немного злилась, а потом подалась на его безмолвные уговоры позировать. Мне это даже понравилось. Я стояла на фоне бесконечного моря, потом сидела на каменной скамье, затем стояла в арке.

Съемка продолжалась минут пятнадцать. Наконец, он отложил фотоаппарат и подошел ко мне близко. Очень близко. Он что-то спросил. Я поняла, что он спрашивал моего разрешения. На что конкретно, я не понимала. Хотя нет, конечно, понимала. И кивнула. Меня трясло от его близости. Свежий аромат его парфюма и запах согретого солнцем тела сводили меня с ума. Положив свои руки мне на плечи, Начо осторожно поцеловал меня в приоткрытые губы. Я закрыла глаза и запустила пальцы в его коротко стриженные жесткие волосы. Он поцеловал меня снова. У меня закружилась голова. Это был совершенно незнакомый мне человек, но я была уже готова на всё с ним. С Сашей я никогда такого не чувствовала.

Он целовал меня опять и опять, его руки спустились мне на талию. И я сама попросила его о большем. Я толкнула его руки ниже. Он отстранился немного и ухмыльнулся, глядя на меня с интересом. Потом подцепил пальцем пояс моих джинсовых шортов. Подтянул меня за шорты к себе поближе. Стал водить пальцем между поясом и моим телом. Я была на крючке…

Я хотела, чтобы он снова целовал меня. Но он только внимательно на меня смотрел своими чёрными глазами и продолжал касаться меня только одним пальцем. Наконец его рука достигла пуговицы на моих шортах. Он расстегнул пуговицу и убрал руку. Я сама расстегнула молнию.

Но он ничего не делал. Я прижалась к нему бедром. Вдруг он резко развернул меня. Сердце ушло в пятки. Моя попа оказалась прижатой к его твердому члену. Он запустил руки под мою футболку и нашел грудь. Задрав лифчик, он зажал пальцами мои соски. Меня всегда бесило то, как это делал Саша. Но сейчас я испытала ещё более сильное возбуждение. Я простонала и плотнее прижалась попой к нему. Он что-то говорил, шептал мне на ухо, как будто убаюкивал, при этом лаская мою грудь. Я не могла больше терпеть и перетащила его правую руку поближе к расстегнутым шортам.

Наконец он смилостивился и запустил туда руку, языком касаясь мочки моего уха. Я была вся мокрая там. Он погладил клитор. Я слушала своё и его тяжелое дыхание. Он остановился, вытащил руку из моих шортов и стянул их с меня вместе с трусиками. Я стояла на смотровой площадке у часовни на вершине горы с голой попой и ничуть этого не стеснялась. Я вообще не думала об этом. Я хотела его…

Он отошел от меня на пару шагов, вытащил из кармана своих шортов презерватив, стянул одежду и стал медленно надевать «резиновое изделие номер 2», глядя на меня с ухмылкой. Теперь мне уже стало неловко и страшно. Но тут он сел на каменную скамью, стоящую на смотровой площадке и жестом пригласил меня… так скажем, присесть. С опаской я оглянулась на дорожку, ведущую к часовне. Ни на ней, ни на парковке никого не было видно. Я подошла к скамье, и, перекинув ногу, села на его член… Уже на следующий день я обнаружила синяки на коленях. Но в тот момент некоторый дискомфорт выездного секса меня нисколько не обеспокоил.