– Но ты там копал, и с тобой ничего не случилось, не пропал? – с восторженным взглядом, но недоумевающее спросил Марсель.

– Копать-то копал. – И Поль одним глотком опрокинул в себя вино, что осталось в стакане. – Но до ночи там никогда не задерживался. И не то что боялся! а не по себе как-то становилось. Неспокойно: на душе муторно, в воздухе влажность какая-то появляется, даже тело всё влажное делается. Словно в океан обмакнули. И потом, знаешь, как негры говорят? «Ночь – время тёмных богов». А там это ощущается.

Во внутреннем дворике Поля было жарко. Солнце палило нещадно, и даже широкий тент над деревянным столиком, за которым они сидели, мало помогал от обжигающих лучей. Но Марсель не замечал этого, он дрожал от нетерпения, что же старик расскажет дальше, и от таинственности и восторга. Поль прервал рассказ и снова наполнил высокий стакан вином, а паренька пробил озноб. Ему вдруг стало прохладно оттого, что ярко представилось: скоро пойдёт домой, а дома-то и нет! Всё погружено во тьму, ничего нет, и только старик и он, Марсель, остались на этом свете, в этом ярком пятачке палящего солнца. А может, когда он выйдет, и старик исчезнет?! Или он сам?!

Поль отпил вино, затянулся и, выпуская в небо круги табачного дыма, продолжил:

– С того времени про остров как бы забыли. Вроде и нет его. Поэтому и немногие искатели богатства кинулись искать там сокровища Ла Бюза. Была, правда, парочка в разное время, но то ли там пропали, то ли океан съел, а может, подались куда-то счастье искать, кто знает? Был, говорят, один нормандец, так он точно там был. Обосновался, раз в несколько дней к семье приезжал, жаловался, что копать трудно, по ночам, особенно под утро, звуки разные слышит. Рассказывал, что спит на деревьях, а как-то раз видел людей-рыб.

– Это как это? – с замиранием сердца поинтересовался Марсель.

Но к его разочарованию Поль только пожал плечами.

– Кто знает… Он-то, может, и говорил, как они выглядят, но до нас, точнее до деда моего, описание не дошло. – Он улыбнулся, показав набор вставных зубов, и внимательно посмотрел на разочарованного мальчишку. – Или спьяну ему примерещилось. Пить он любил без меры, а меру знать во всём надо: и в вине, и в любви.

С этими словами старик осушил половину своего сосуда, а Марсель предположил:

– А с чего взяли, что он исчез? А вдруг нашёл клад? Выкопал и уехал.

Поль покачал головой:

– Мог, конечно. Только куда ему отсюда податься на лодке? На Бурбоне, тогда Реюньон так назывался, мог бы и на корабле место купить. Хотя кто знает, всё могло быть. Но, так или иначе, про этот остров решили забыть. И забыли. Пока англичашки не пожаловали. К тому времени остров наш уже Реюньоном назывался. Реюньон де Патриот. Так они ему старое название возвратили – Бурбон. И сахарный тростник решили здесь выращивать. Негры-то уже были, так они ещё кучу привезли, для работы на плантациях.

Поль остановил рассказ для принятия очередной дозы вдохновения из своего стакана, а Марсель с укоризной заметил:

– Вы постоянно африканцев неграми зовёте. Так не хорошо. Они сейчас темнокожие европейцы, африканцы, но не негры.

– Ты, Марсель, знаешь, что у меня среди этих негров приятели есть? Но они всё равно для меня останутся неграми, – с неудовольствием и некоторой обидой ответил старик. – И это не значит, что я их не уважаю, или презираю. Нет! Меня так учили. Это сейчас толерантность развели, политкорректность, а раньше ничего этого не было! И знаешь, что странно: порядка было больше. В политике, в мире, в управлении своей страной, и мужики, мужиками были, а ни чёрти чем в бабских платьях. Я точно тебе скажу: и толерантность, и политкорректность, и все эти заигрывания с устоявшимися понятиями, – погубят этот мир! Рано или поздно. А теперь всё на сегодня. Иди домой, юнга. Не будет сегодня больше рассказов. Вино кончилось, и спать хочу. Всё!

И дед стукнул пустой бутылкой по дереву стола.

Марсель шёл домой и пинал камешки на тропинке: был в досаде на себя, что не сумел удержать свой язык. Но на старика тоже был в обиде.

«Подумаешь, обиделся на замечание. Это в его старое время так было заведено. А сейчас время другое, новое, и значит мыслить мы должны по-новому. Ну, конечно, не во всём, что-то от стариков оставить надо, но большую часть поменяем. Вина у него нет, спать он хочет. Да у него ещё две бутылки, как будто я не знаю! А спать всё равно рано, как обычно, до рассвета не ляжет».

В ту ночь Марсель тоже не мог уснуть до рассвета, а поднялся на крышу дома и смотрел в сторону загадочного острова. Он мечтал о приключениях, и всё время думал: какие они – люди-рыбы?

– Ну что, Марсель, готов услышать продолжение? – прогудел старик на следующий день.

«Уже стаканчик-другой опрокинул», – определил мальчишка, но благоразумно промолчал, и только нетерпеливо кивнул.

Он достал из пакета бутылку вина и поставил на стол перед Полем. Продавец в лавке знал, зачем и кому Марсель покупает выпивку, и хоть не одобрял этого, отпускал товар пареньку с чёрного хода магазина. Марсель хотел извиниться за вчерашнее, поэтому приобрёл марочное, дорогое вино. Продавец говорил, что этому пропойце такое вино пить слишком роскошно, к тому же он совсем этого не оценит. Для него, что марочное вино, что его обычное дешёвое пойло – всё едино. Мальчик, желая скорее услышать продолжение рассказа, с продавцом согласился и сказал, что Поль интересно и хорошо рассказывает. Темнокожий продавец, старик Луи, – но не такой старый, как Поль, – расхохотался, признавая это. И добавил, что, возможно, это единственное, что Поль умеет, и наконец-то он нашёл своего благодарного слушателя. Как оказалось, старик оценил вино и пообещал за такую плату действительно увлекательную историю.

Ещё минут пять Поль готовился. Набивал трубку, искал особый стакан для такого изысканного вина, открывал бутылку, и только после того, как тёмно-красное как кровь вино перетекло в бокал, закурил и продолжил рассказ.

– Англичане подумали, что островок тоже можно приспособить для выращивания тростника. Собрались, погрузились на корабли, забили в трюм негров, – Поль выделил голосом последнее слово и посмотрел на парня, но в этот раз тот благоразумно молчал и слушал с восторженным выражением на лице, – и отплыли. Англичане быстро, усилиями рабов, организовали там деревню, посеяли тростник и стали ждать. И, конечно же, на острове осталось много рабов, а вот англичан не так уж много. Вот я тебя и спрашиваю: это каким нужно быть негром, чтобы не перебить всех англичан, и не освободиться? Мало того: когда позже их возили на смерть, почти никто не выпрыгнул из лодки и не утопился. И вот к таким у меня, действительно, нет никакого уважения. Такие люди достойны называться только неграми! А уж чёрный он там, коричневый, белый…