Она покачала головой, взяла меня за руку, мы, влекомые течением, заплыли в густой туман. Мне стало не по себе, я словно ослеп, передо мной исчез весь мир.

– Не бойся, – прошептала она и медленно провела перед собой рукой.

В ответ на это движение дымка пред нами вздрогнула и отступила ближе к берегу, открывая удивительную красоту: на тёмной воде росли жёлтые цветы. Я потёр глаза.

– Здесь растут цветы? Почему не тонут? Где же у них корни?

– Эти цветы никогда не утонут, потому что река – их дом, а корни у них на самом дне, – прошептала она.

– Они очень красивые.

Весения сорвала один цветок и отдала мне. Он был ярко-жёлтый, с гладкими, круглыми лепестками, а серёдка была чёрной. Я не мог надивиться.

– Пахнет лучше всех земных цветов, – сказал я. – Почему такие красивые не растут на земле?

– У вас, на земле, много красивых цветов, но эти растут только в реках.

Я был одурманен сладким ароматом, и вода убаюкивала меня. Девушка дотронулась до моего лба холодной рукой…

Когда я открыл глаза, оказалось, что лежу один на спине у берега, на том самом месте, где заходил в воду. Мой кулак был крепко сжат. Я раскрыл ладонь и обнаружил там раздавленный цветок грязно-коричневого цвета, пахнущий тиной.

На следующее утро я пошёл вместе с Яриком пасти коров, был его черёд идти за стадом, потом мой будет. Я решил поговорить с ним о девушке, а он рад был, что пойдёт не один. Бог на колеснице выезжал из оборотного мира. Он уже поднимал голову над лесом, рассеивая утренний туман.

– Олесь, ты чего какой? Не выспался? – усмехнулся Ярик, обламывая прутик для хворостинки.

– Я вчера девушку встретил. Потом заснуть долго не мог.

– Ого! – присвистнул он и удивлённо заморгал глазами. – Кто же эта девушка? Какая?

– Красивая очень. Песни поёт, плавает, бегает быстро.

– И?

– Что?

– Это всё? Весь рассказ?

– А что ещё про девушку рассказать можно?

– Вдвоём покупались? До Купала не дотерпели? – улыбнулся Ярик.

– Вдвоём, – ответил я и вспомнил руки под водой и ичетиков из сестриных страшилок.

– Далеко заплыли?

– Плавали по реке вверх и вернулись, – ответил я, не желая рассказывать того, чего не понимаю сам.

Ярик окинул меня сочувственным взглядом.

– А я вчера тоже залез в камыши, отсиделся там, пока девки полоскание своё разложат, сорочки их замокнут, потом как выпрыгну! Девки кричат, руками плещут, заливаются. Я Дарену поймал, к себе прижал. Она пищит, а я говорю: «Хочешь, замуж возьму?» Она мне: «Мал ты ещё!» Я говорю: «Да где ж я мал, ты посмотри!» Она как завизжит и вырвалась!

Я посмотрел на Ярика, он смеялся, а я молчал. Так мы и шли: я слушал его, подгоняя стадо хворостинкой, стадо брело на пастбище; становилось светлее. Придя на место, сели на склон холма, на сочную от росы траву, Ярик лёг на спину глядеть на небесных коров.

– Как зовут её? Откуда она?

– Нездешняя. Не знаю о ней ничего, кроме имени.

– Плохо. Как же разыщешь её?

– Она знает, что я косить хожу, что живу здесь.

– Ну да, – протянул с сожалением Ярик, потом снял с шеи маленький серый камушек на нитке. – На, это для удачи, может, влюбится в тебя твоя девка.

Я взял, нитка была протянута через неровное отверстие.

– Сам сделал?

– Нет, нашёл. Ты его за щёку положи, чтоб наверняка.

Я положил, Ярик заливисто рассмеялся. Я толкнул его в плечо и улёгся на мягкую землю. Коровы мерно щипали траву, Ярик достал дудочку и стал играть звонкую мелодию. Как же мне отыскать Весению? Я закрыл глаза и невольно представил её льющиеся золотые локоны, холодные прикосновения и смех. Я подскочил. Смех! Ярик тоже приподнялся на локтях.

– Девок слышишь? – спросил он. – Куда это они в такую рань, неужто по ягоды?

Я глядел во все глаза, крутился во все стороны, и вдруг в низине, со стороны реки, показалась девица, сердце радостно затрепетало, но тут я понял, что ошибся. Длинные чёрные волосы развевались на ветру.

– Эта твоя красавица? – не глядя на меня спросил Ярик.

– Нет.

Девица подошла ближе: круглое личико, глаза как озёра, тонкая и высокая.

– Значит, моя будет! – громко заверил Ярик.

Тут туман совсем растаял, и я увидел девушек в густых зарослях, некоторые расчёсывали пальцами мокрые пряди и пели. Среди прочих я узнал её, прислушался, но не сумел разобрать слов. Весения подбежала ко мне и закрыла своими ладонями мои уши. Я улыбнулся, её зелёные глаза растерянно смотрели на меня. Приложил ладони к её рукам.

– Не надо тебе эти песни слушать, – прошептала она, – пойдём к лесу.

– Кто смел, тот успел, сестрица? – крикнула ей черноволосая, мне послышалось недовольство в её голосе.

– Прелестный, – крикнула другая.

Я удивлённо вглядывался в лица, пытаясь понять, кто сказал это.

– Идём! – Весения дёрнула меня за руку.

– Я не могу уйти от стада, – я растерялся.

Ярик уже сбежал в низину, черноволосая взяла его за руку.

– Оставайтесь, мы уходим, – крикнула она.

– Это твои подруги? – спросил я, когда голоса их умолкли, а мы сели недалеко от стада в траву.

– Это мои сёстры.

– У тебя десять сестёр?

– Двенадцать.

Так вот почему они все так плохо одеты: большая семья, все в девках.

– Почему ты не дала мне дослушать песню?

Она посмотрела на меня серьёзно:

– Ты совсем ничего не понимаешь?

Я молчал. Она вздохнула. Перекинула локоны на одно плечо. Золотая копна рассыпалась, в ней заиграл отблеск небес.

– К концу недели они всех парней с ума сведут, – прошептала она.

– Пускай сводят, только Селемира моей Алёнке оставят.

Весения серьёзно посмотрела на меня.

– У тебя сестра есть?

– Есть, две, обе младшие.

– А ты один сын?

– Один.

– И всё не женат? Сколько тебе лет?

– Осьмнадцать. А тебе?

– Я тебя старше намного.

– Опять смеёшься? И сёстры у тебя все почти ровесницы. По отцу сёстры, али названые?

– Отец у нас один, – неуверенно ответила она.

– Кто же твой отец? Может, мой его знает?

– Твой его не знает, – она улыбнулась уголком рта.

– Почему? Мой отец – уважаемый человек.

Весения кивнула.

– Он говорит, что пора мне жениться, – тихо сказал я.

Волосы слетели с её плеча – так резко она ко мне прижалась, уткнулась носом в мою щёку. Я неуверенно обнял её одной рукой за плечи, прижимая к себе, под льняной сорочкой билось девичье сердце.

– Хочешь, я подарю тебе венчик? Я видел, как их делают, – прошептал я, – моя сестра носит. Косу заплетает.

– Нельзя мне косу.

– Почему? Кто запретил?

Её голые ноги обвились вокруг моих, она молчала.

– Мы не будем их слушать, – добавил я, – никого не послушаю.

– Как тепло здесь, под летним небом, – вдруг сказала она, – как приятно поют птицы, бабочки порхают над цветами, трава щекочет, земля нагретая, – Весения оторвалась от моего лица, посмотрела грустно, – и люди. Живые.

Я только хотел спросить, какие же у них люди, как она поцеловала меня. Прижалась холодными губами, и земля ушла у меня из-под ног.

– Теперь мои сёстры тебя не заполучат. Ты мой, – она вскочила и бросилась от меня через цветущий луг в лесные заросли.

Её ледяной поцелуй горел на моих губах. Я побежал за ней следом. Быстроногая, как ветер, не догнать, только золотая волна волос плывёт за ней. Я старался несильно отставать, но высокая трава путала ноги. На краю поляны она упала в густую зелень. Запыхавшись, я сел рядом с ней:

– Как ты научилась так бегать?

– Я могу исчезнуть и тут же появиться в другом месте, – улыбнулась моя красавица. – Хочешь, покажу?

– Нет! Я хочу, чтобы ты не исчезала. Никогда.

– Давай мы помолчим и полежим здесь, обнявшись, среди цветов? Такой тёплый день. Слушать кузнечиков, смотреть в небо и слышать наше дыхание – это всё, чего я хочу.

Её слова были так просты, но откуда в них было столько грусти? Я не смел ей перечить, посмотрел на стадо – умные животные сами спрятались в тень и улеглись на земле. Мысленно пересчитал их издалека: все на месте. Весения положила голову мне на грудь и замерла. Я закрыл глаза. А когда проснулся, закат разливался над лесом, длинные тени от деревьев, словно чёрные кривые пальцы, тянулись вдоль поляны, мошки облепили меня. Весении рядом не было, только мокрый след от её волос остался на рубашке. Большая корова, Пёстрая, стояла рядом со мной и мычала. В этот момент я понял, что Весения вновь исчезла, что я – дурак, потому что заснул и вновь упустил её, и что коровы гораздо умнее меня, потому что не хотят ночевать в поле. Пора было гнать стадо домой.