— Правда. Но только видеть тебя она не хочет и говорить о ребёнке не собиралась.
— В смысле не собиралась? — Я снова вспылил. Мелани вырвалась из моей хватки. И поспешила удалиться, но я поймал её на лестнице. — Постой.
Она развернулась ко мне. Лицо её выражало сожаление.
— Прости, Люциан, но я сделала все, что могла.
— Спасибо. — Растерянно бросил я. Женщина покинула дом.
Я заслужил ненависть Рикарды к себе и её нежелание знаться. Но как можно было решиться не рассказать о моем ребёнке? Я настолько ей стал противен?
«Я причинил тебе столько боли, что теперь заслушиваю склонить голову», — подумал я. Мысль о моем ребёнке придала мне смелости. Я влетел в кабинет отца.
— Ты совсем ополоумел?
— Я все слышал. — Я сдерживал себя, чтобы не сорваться на крик.
— И?
— Ты не хочешь мне ничего сказать?
— А что ты хочешь услышать?
Он раскинулся на своём кресле. Его самодовольная ухмылка злила меня ещё сильнее.
— Чего ты хочешь? — повторил отец.
Я вспомнил слова дворецкого. Я сам решаю, когда закончить власть отца надо мной. И настала пора поставить его на место.
— Предлагаю тебе сделку. — Отец рассмеялся. — Один бой. Выиграешь ты, я останусь с тобой отрабатывать долг. Выиграю я, ты отпускаешь меня.
— То есть, ты думаешь один бой все расставит?
— Всю жизнь на тебя потратить я не собираюсь. Особенно, когда моя женщина носит моего ребёнка.
— А ты уверен, что этой твой…
Отец не успел договорить, как в его лицо прилетел кулак. Раскрасневшись, он вскочил с места. Я схватил его за грудки.
— Не смей. Один раз я позволил тебе испортить мою жизнь. В этот раз не позволю.
— Хорошо. Завтра вечером. - Я отпустил его. Выходя из кабинета, я громко хлопнул дверью.
«Завтра все решиться», — подумал я.
Следующий день наступал мучительно долго. Я всеми силами старался уснуть, но мысли путались в моей голове. Рикарда и малыш, предшествующая игра с отцом… Я должен был выиграть отца. Нельзя было недооценивать силы Хавьера Коэна. На седьмом десятке он был крайне сильным и здоровым. С лица можно было вообще сказать, что ему и пятидесяти нет. Вот такие чудеса творят с тобой деньги.
Сегодня было двадцать четвёртое декабря — канун Рождества. Прислуга во всю суетилась в доме, готовясь к празднику. На улице пошёл снег: в этом году он запоздал. Но многие люди, в частности дети и влюблённые парочки, были рады этому. А я ещё не осознавал, что на носу праздник.
Отца уже дома не было: уехал готовиться. «Как сильно тебе хочется выиграть, отец», — я усмехнулся собственным мыслям. Плотно позавтракав, я вышел из дома в направлении спортивного клуба. Там, потратив часа три на тренировки, я принял душ и стал морально готовить себя к бою. Как назло, время тянулось медленно. И так безжизненно прожитое мною время удручало меня, так ещё и предстоящая схватка с отцом не давали мне свободно дышать. Я чувствовал, как плотно натянут ошейник на мою шею. Я задыхался. И единственным способом освобождения был этот бой.
Я представил, как сейчас носится по магазинам моя Рикарда, как она выбирает подарки, совершенно инстинктивно касаясь своего еще не появившегося животика. Как Рикарда разговаривает с нашей дочкой или сыном, как она обещает обеспечить ему безопасность и покой, как она рассказывает о том, какие прекрасные у него будут родные. И что она ни слова не говорит обо мне.
Если я сегодня проиграю, то мой ребенок никогда не узнает о своем отце. Рикарда не позволит кому-либо рассказать правду. Я в этом уверен. Но это маленькая жизнь внутри моей любимой женщины – мой ребенок! Мой! И Рикарда была и остается моей женщиной, даже несмотря на то, что я старался держаться в стороне от нее.
Я вспомнил разговор со своим другом, когда тот, в привычной для него манере ввалися в мой дом, где сейчас хозяйничала Лекса и поставил передо мной бутыку бурбона.
- Как дела, брат? – Улыбался рыжий, зная, как сильно меня сейчас раздражала его физиономия.
- В порядке. – Сухо ответил я, собираясь уходить из гостиной. Я не хотел с ним пить, потому что каждый раз, когда я смотрел на него, я видел улыбающуюся Рикарду. А это уже было слишком.
- Не посидишь со старым другом? Рикарде нравится мое общение. В последний раз мы так отрывались, что до сих пор в ушах её звонкий смех стоит.
«Они все еще проводят вместе время!», - пронеслось в моей голове, заставляя сильнее сжать челюсть. Интерес узнать больше о жизни моей девушки заставил меня сесть напротив Оливера и налить себе приличную дозу золотой жидкости.
- Вы видитесь? – вырвалось у меня.
«Не вздумай сказать «Да», парень», - предостерегающе смотрел я на Оли. Тот, словно зная, сколько боли может причинить его ответ, улыбнулся.
- Да. Бывает выбираемся вместе в клуб. Она сейчас слишком занята работой и домом.
«Они видятся!» - злость распалялась по моим венам.
- Она больше о тебе не вспоминает, - подливал масло в огонь Оливер. – Если ты уже не хочешь дальше продолжать с ней отношения, я мог бы…
Он не успел договорить. Мой кулак соприкоснулся с его скулой ровно в тот момент, когда он хотел сказать мне о своих намерениях. Она не могла быть в его руках! Она – моя! И только моя!
Оливер в ответ лишь громко расхохотался, стирая с носа, стекавшуюся кровь. Он поднялся с дивана, залпом выпил остатки напитка и поспешил выйти из гостиной. Не доходя до выхода, Оли обернулся.
- Я не мечу на твое место, брат. Но она молодая и эффектная девушка. Я не могу вечно находится рядом и отгонять от нее ухажеров. Когда-нибудь она найдет того, кто согреет её в рождественский вечер.
- Я не вправе решать за нее.
- Ты – идиот, если думаешь, что не можешь как-то повлиять на её будущее. Действуй уже, пока не стало слишком поздно. Еще пару месяцев и она забудет, как тебя звали.
- Сомневаюсь. – Я же не мог забыть её, хоть и прошло уже больше месяца.
- Если не соберешься, через год она тебя не вспомнит даже. Любовь быстро проходит, если не развиваться.
После того разговора я всерьез задумался о том, что спустя каких-нибудь девять месяцев она могла бы забыть меня. Но не сейчас. Сейчас она обо мне будет помнить всю оставшуюся жизнь.
За час до боя я приехал в клуб. Переоделся и начал разминаться. Надежда освобождения от невидимых отцовских оков придавала мне силы. Я чувствовал невероятную мощь внутри себя. Казалось, что я мог свернуть горы во имя такой цели. Быть свободным. Иметь свою семью.
Вскоре появился отец, и итак напряжённая обстановка стала совсем невыносимой. Он привёл себя в порядок и выжидающе смотрел на меня, явно уверенный в своей победе.
Собрался народ. Судьи. Дали знать и готовности к бою, и мы с отцом вышли на ринг. Удар в гонг. Игра началась.
Отец, словно гепард готовящийся к прыжку, переминался с одной ноги на другую на ринге. Первый взмах — промах. Я успел увернуться. Он улыбнулся. Второй взмах — снова мимо. Но не успел я повернуть голову, как слева мне прилетел удар в челюсть. Маленькая струйка крови потекла по щеке — отец порвал мне кожу. Я не почувствовал боли. В ответ на его выпад, я ударил отца в солнечное сплетение, он скрючился, и я добавил ему в челюсть. Его откинуло на канаты. Быстро придя в себя, он снова настиг меня. Взмах. Удар. Я успел закрыть лицо руками. Удар в гонг. Конец первого раунда.
Второй раунд обессилил меня. Отец, будто бы открыв в себе второе дыхание. Он нападал на меня без продуха. Я только успевал закрывать лицо руками. Боль я продолжал не чувствовать, зато обида и злость во мне росла все сильнее и сильнее. На начало третьего раунда я был избит и озлоблен. Единственная причина, по которой я ещё не упал на лопатки — возможность отделаться от отца. Снова стоя напротив самодовольного родственника, я собирал в себе все силы.
— Сдайся, пока не поздно. — Он ухмыльнулся.
