Нечего ему глаза мозолить своей, хм, проблемой. У него и без этой дурочки дел полно.

– Это значит? – девчонка подскочила. Глаза полыхнули радостью. Аль стиснул зубы. До боли. Ох, пожалеет он о своей доброте… Но отдавать мелочь на растерзание ректору не хотелось. Да и любопытно было, сколько продержится со своим амулетом. Ведь кроме него полно вещей, которые выдают в ней девчонку. Ладно первокурсники. Заняты собой, учебой. Но наставники то куда смотрят?!

– Это значит, что ты даешь клятву не использовать ментальное внушение, – сурово проговорил Аль. Мелочь тяжело вздохнула. Щуплые плечи поникли.

– Хорошо, обещаю, – протянула, ковыряя пальцем камень.

– Клятву, – напомнил Аль.

Девчонка бросила умоляющий взгляд, но Шестой был непреклонен. Выходит, прав был – поганка использует свой дар для прикрытия. Нет уж. Пусть учится быть пацаном без помощи дара, раз решилась на обман.

Мелочь подняла руку, меж пальцев желтым шариком заблестел огонек.

– Клянусь использовать ментальный дар только при разрешении и… – быстрый взгляд из-под густых ресниц, – для спасения своей жизни.

Огонь вспыхнул и погас, принимая клятву. Теперь, если нарушит, собственный дар выйдет из повиновения.

Аль собрал подсохшие вещи с камней – влажные, но хоть не текло. Кинул девчонке и приказал:

– Одевайся.

Мелочь радостно пискнула, ухватилась за форму с видом, словно ее засыпали самыми дорогими подарками на свете.

– Попадешься – не вспоминай обо мне, – напомнил и потребовал: – Не вздумай обращаться за помощью. Поняла?

Девчонка закивала с такой силой, что Аль испугался, что у нее оторвется голова.

– А теперь бегом до своего корпуса.

Мелочь сорвалась с места, лишь пятки засверкали, но отбежав на десяток метров остановилась и, приложив ладони ко рту, крикнула:

– Спасибо! Пламя с тобой!

– Со мной, со мной, – криво усмехнулся Аль. Вот же… Неуемная. И зашагал к себе.

Около корпуса, где они жили, навстречу попался встревоженный Шиль. Ощупал напряженным взглядом, вскинул брови.

– Ты мокрый? – спросил удивленно.

– Проверял, сколько выдержу в холодной воде, – пожал плечами Аль. Не рассказывать же про собственную глупость и одну мелюзгу в трусах, тем более что обещал сохранить все в тайне.

– Один? Без подстраховки?

В возмущенном взгляде друга явственно читалось обвинение в глупости, но сил спорить у Аля не осталось. Ныла ушибленная спина, и не терпелось избавиться от мокрой одежды.

Оказавшись в теплом помещении, он понял, насколько замерз. Прикусив губу, дабы зубы не стучали, быстро переоделся. Шиль все это время стоял рядом, смотря с неодобрением.

– Доведешь ты себя. Итак, лучший во всем. Может, хватит испытывать огонь и всем доказывать свою силу?

– Кстати, о лучшем, – вспомнил Аль, застегивая китель.

Посмотрел в зеркало, одернул полы, привычно оценил ширину плеч и со вздохом вынужден был признать – до Четвертого ему еще далеко.

– Откуда слухи обо мне?

– Какие? – напрягся друг.

– О великом и ужасном Шестом, который лично наказывает всех не выучивших урок. А я недоумеваю, почему первокурсники от меня шарахаются, словно я ректор. А вот оно что, оказывается. Кто-то использует мое имя как страшилку. И кто же? – посмотрел прямо в глаза Шиля. – Наверное, ректор. Больше не кому.

– Прости, – опустил взгляд друг, – я думал, проще будет, если к тебе перестанут цепляться. Во дворце и так не сладко пришлось. Я лишь хотел, чтобы здесь ты жил спокойно.

Аль отвернулся. Подошел к окну. Внутри кипела досада. Его опекали словно маленького и это было обидно. Пусть Шиль и хотел – как лучше, но Аль и сам мог о себе позаботиться.

– Откуда понял про дворец?

Шиль тоже встал рядом. За окном лиловым наливались сумерки, надо было идти в библиотеку, но желание учиться пропало. Сначала девчонка, теперь вот «помощь» друга, от которой обидой жгло сердце.

– Поначалу тебе здесь снились кошмары. Ты кричал по ночам. Да и от хорошей жизни ассару искать не начинают. Ну и старший брат у меня, если помнишь, из безмолвных, во дворце служит. Ты не думай, – принялся оправдываться Шиль, – он ничего такого не рассказывал, только попросил быть с тобой помягче, когда узнал, что мы в одной комнате живем. Вот…

И Шиль вздохнул.

– Я такой слабый? – повернулся Аль, поймал взгляд побледневшего Шиля. – Столь никчемен, труслив, что нуждаюсь в защите?

Руки сжались в кулаки. В голосе зазвенела ярость. В лицо плеснулся гнев. Он столько сил положил на то, чтобы не быть слабаком… Чтобы быть в состоянии защитить тех, кто дорог…

– Нет, что ты, – испуганно попятился Шиль, – я никого не знаю смелее тебя. Прости. Я не хотел. Думал, как лучше.

Аль прикрыл глаза, задышал чаще, успокаиваясь. Огонь внутри отозвался недовольством. Ему хотелось сжечь тут все.

– Ладно, – выдавил Аль, беря дар под контроль, – сам все сделал, сам и исправляй. Чтобы больше я этих глупостей не слышал.

Шиль закивал. Обрадованно улыбнулся. И Аль шутливо толкнул его в плечо:

– Ох, и дурак же ты…

Уже вечером, стоя под душем, Аль поймал себя на мыслях о девчонке. Как она там? Влетело ли ей за мокрую одежду, и какую ложь она придумала в оправдание? Как ей вообще живется?

Туалеты в академии были закрывающимися, а вот душевые разделяли тонкие полупрозрачные перегородки без дверей.

«А ведь она моется в окружении парней», – мелькнула ядовитая мысль.

Извращенка, – тряхнул Аль головой. Ладно, мелкая пока, а подрастет? Нет, точно извращенка. И постарался выкинуть поганку из мыслей.

Дни посыпались как мокрый снег за окном, а скоро на улице запахло весной. Солнышко все чаще стало заглядывать в окна. В парке уже весело гомонили птицы, среди камней проклевывалась первая зелень.

Они нарочито медленно шли по дорожке, наслаждаясь первыми теплыми деньками. Аль прокручивал в голове удар мечом, который показал наставник, стараясь закрепить в памяти картинку. Шиль растирал плечо, потянутое в спарринге. Лунь на пальцах показывал Франтеху, где тот ошибся и почему проиграл свой бой.

– Отдай сейчас же! Это не твое!

Аль споткнулся. Замер. Этот голос… Тонкий и злой, как у жужалы*. В памяти сразу всплыла фигурка в мокрых трусах. Синяя кожа. Иней на неровно подстриженных волосах.

Ну какое ему дело? Никакого. Надо идти. Мимо. Он и сделал шаг, но тут раздался звук удара, вскрик:

– Трое на одного?! – переросший в явную потасовку.

– Я сейчас, – бросил друзьям, вламываясь в кусты.

Выскочил на поляну, вокруг которой густым забором рос колючий кустарник. Оценил диспозицию. Мелюзга, верхом на каком-то пацане, изображает голодного личра. Пацан, выше ее на голову и шире в плечах, крутится, силясь скинуть ездока, но та держится как приклеенная.

И кто бы сомневался, с мрачным удовлетворением подумал Аль, складывая руки на груди, что эта бедовость останется в стороне? Будет тихой и незаметной. Или что у нее хватит ума, не привлекать к себе внимания… Жыргхвова задница, а не девчонка.

И лицо с их встречи сделалось еще тоньше – одни глаза остались. Не кормят ее что ли?

Аль ощутил иррациональное желание пойти, впихнуть в поганку пару тарелок каши, чтобы не светила костями сквозь кожу.

Перевел взгляд на остальных.

Низкорослый малыш-первокурсник с заплаканными глазами подпрыгивал, безуспешно пытаясь отобрать альбом, который держал в поднятой руке противник. Третий пацан, растопырив пальцы, бегал за всадником с наездницей, явно желая помочь товарищу, но не успевал за верткой парой.

Второй курс и первый. Самые ярые враги. Второкурсники, считающие себя крутыми, потому как выжили и обрели пламя, и первокурсники, доказывающие всем и вся, что достойны пламени. Вот и сталкиваются… лбами. На подобные разборки – кулаками без магии, даже наставники закрывают глаза. Ну а что трое на одного… Так, когда на плато останешься один на один с пламенем, не столь страшно будет.

Зря мелочь сбежала из своей школы. Там точно никому носы не разбивают.