Вторая дверь из помывочной вела в просторное помещение, чьи стены терялись в густых горячих клубах пара. В центре, куда Юля добралась почти на ощупь, возвышался сложенный из камней резервуар с водой. Он действительно напоминал котел, в котором плевалась, бурлила и поднималась к потолку паром вода, слегка пахнущая серой.
– Ближе не подходи, может и брызнуть, – предупредил Совенок, нарисовываясь рядом. В ночнушке, с намокшими волосами, зарумянившимися щеками и приоткрытым от жара ртом он походил на девчонку.
Юля вдохнула глубже, закашлялась, запах серы, хоть и несильный, портил всю прелесть местной бани.
– А есть мыло? С запахом? Или ароматное масло? – идея родилась сама собой.
– Есть, – кивнул Совенок, – выйдешь обратно в зал. Последняя дверь – кладовая. Выбирай, что хочешь.
Юля и не думала стесняться. От бадейки с жидким мылом, куда она добавила масло с ароматом, напоминающим мяту, его величество не обеднеет.
Вышла спиной вперед, одной рукой закрывая дверь, второй придерживая бадью, и услышала шаги. Резко обернулась, опасно забалансировала в огромных сандалиях, бадья начала выскальзывать, и Юля успела подхватить ее в последний момент, а вот мыло спасти не удалось.
– Ой!
Зрелище стекающего по обнаженному торсу варвара жидкого мыла, цвета морской волны, собрало бы на тик-токе сотни восторженных отзывов. Объективно, там было на что посмотреть и даже потрогать, но все портил дурацкий аромат мяты. Вкупе с каменным выражением лица, на которое тоже, кстати, попало… Юля зажала рот рукой, сдерживая прорывающийся смех.
Его высочество величественно стер каплю мыла со щеки, стряхнул на пол и вопросительно вздернул бровь.
Все. Больше держаться не было сил.
– П-п-простите, – выдавила, склоняя голову и пряча лицо. Хотя… что там прятать, когда смех, зараза, лез наружу, точно упрямое тесто из кастрюли.
Обогнула одетого в легкие штаны варвара, спасаясь бегством. Ввалилась в котел. Рухнула на ближайшую лежанку из отполированного камня, уже не сдерживая хохот.
– Не будет нам мыла, ха-ха. Я его, хрм, на твоего, ой, не могу, ну и рожа была, братца вылила. А он… такой, а-а-а, молча обтекает.
– На Фильярга? – ахнул Совенок.
– На него, родимого, – кивнула Юля, – целую бадью мыла. Еще и с мятой.
Смеялся Аль потрясающе. Сначала задирался вверх кончик носа, растягивались в улыбке губы, на щеках появлялись очаровательные ямочки, в глазах загорались золотые искорки, потом смех начинал сотрясать тельце, даже брови и уши участвовали в веселье. И глядя на угорающего Совенка, смеяться хотелось еще больше.
Мужчина постоял за дверью, ведущей в котел. Послушал доносящийся из-за нее хохот – детский и женский. Покачал головой. Эта женщина снова ставила его в тупик. Вместо того, чтобы пасть ниц и молить о прощении, она вздумала над ним смеяться! Нет, не смеяться, а самым натуральным образом ржать, точно он – шут, а не четвертый сын его величества.
Стер мыло с груди, принюхался – воняло так, что глаза начинали слезиться и хотелось чихать. Ужасная, невозможная женщина. Развернулся и отправился под воду – смывать с себя следы безобразия. Если Третий унюхает – не обойдется без подколок, а над ним сегодня и так на месяц вперед насмеялись.
Не зря говорят – смех лечит. Отсмеявшись, Юля ощутила, как легче становится на душе, отступает призрак истерики и страх становится более взвешенным. А его высочество… Конечно, может и характер проявить, но вряд ли перейдет к военным действиям. Явно ему от нее что-то надо…
Совенок в последний раз икнул от смеха, выдохнул и предложил:
– А пойдем в Бездну? Мне туда одному запрещено, а с тобой можно.
Хотелось спросить, а почему сразу не в ад, но, с другой стороны, в котле были, почему бы и в Бездну не наведаться, и Юля согласилась.
Неприметная дверь вела в узкий коридор. Низкий потолок, пол, отполированный ногами, но все еще остающийся неровным, фосфоресцирующий мох на камнях, дающий бледно-лиловую иллюминацию. Складывалось впечатление, что проход вырублен прямо в горе.
Идти молча по изгибающемуся проходу было не интересно, и Юля спросила:
– Аль, а сколько у тебя братьев?
– Первых? – уточнил Совенок. – Пять, но будет семь. Нас всегда восемь.
Юля запнулась, прокляла шлепки, плюнула – сняла и пошла босиком. В коридоре было приятно прохладно, откуда-то тянуло свежестью, и после душного котла дышалось полной грудью.
– Первые – это принцы?
Продираться сквозь детский взгляд на иерархию чужого мира было непросто, но Юля не сдавалась.
– Нет, – помотал головой Аль, – Первые – это столпы Асмаса.
Деть явно повторял чужие слова, а вот понимал их – тот еще вопрос. Спрашивать было неудобно, но Юля не утерпела:
– А если первой родится сестренка, тоже станет столпом?
Аль даже остановился, воззрившись на нее в возмущении.
– Первый – всегда мальчик, – и добавил задумчиво: – Хотя у седьмой мамы никак не получается.
Какое-то время Юля переваривала услышанное, и утопавшего вперед Совенка ей пришлось догонять.
В целом логика прослеживалась. Вряд ли ее величество осилила бы такую нагрузку в одиночку, причем регулярно, из поколения в поколение. А так – требуется его величеству – интересно, у них король или император? – ровно восемь первенцев (если она правильно понимает значение «первых»), вот и заводит, бедолага, восемь жен, с каждой получая по мальчику. Восемь принцев, восемь мам и один папа… Какая-то извращенная арифметика.
– Аль, а ты познакомишь меня с твоей шестой мамой?
Если она не ошиблась, то мама Совенка идет под номером шесть. И он сейчас самый младший среди Первых, так как у седьмой мамы никак с первенцем не получается…
– Мама ушла в гарфар сразу после моего рождения.
Что такое гарфар Юля не знала, но сердце подсказало ответ.
– Прости. Мне жаль.
Совенок беспомощно улыбнулся.
– Я ее не видел и не помню. Она только посмотрела на меня и умерла. Говорят, ритуал ей был не по силам, а она все равно прошла, чтобы я родился. А еще говорят, – Аль опустил голову, кусая губы, – из-за того, что шестая мать была слабой, я тоже слаб.
Оставить такое без ответа было нельзя. Юля присела на корточки, заглядывая в лицо. Так и есть – в серых глазах дрожали слезы.
– Знаешь, у нас был один полководец. Кучу сражений выиграл, войска его боготворили, а в детстве хилым был, болел часто, учебу пропускал. Потом взял себя в руки, начал тренироваться и стал одним из знаменитых военачальников в истории. Так что не бери в голову. Если внутри есть сила, человек не будет слаб. А трус сколько угодно может мышцы качать, в сердце трусом и останется. Понял?
Совенок нерешительно кивнул. Конечно, Юля и не рассчитывала на мгновенный эффект. Когда тебе с детства намекают на слабость и тычут в лицо смертью матери – одной речью тут не поможешь.
А вообще интересный расклад. Его величество… настоящий отец-производитель. На взгляд Юли, больше одного прямого наследника – сплошной головняк для государства, а тут их восемь. С девочками – проще. Выдал замуж, лояльность зятя приобрел или его страну под свой протекторат заполучил. А восемь пацанов, которые горло друг другу начнут грызть за власть? Нет, она решительно местных не понимает.
Еще тэораты, которыми правят братья. Зачем усложнять? Если тэорат – часть страны, вполне можно губернатора назначить из подданных. Или подданным тут совсем не доверяют? Впрочем, наследник для его величества не проблема… Ритуал, опять же имеется, за который на Земле товарищи в арафатках и тюрбанах золота не пожалеют.
Юля представила, как его величество подходит вечером к кровати энной по номеру супруги, морщит лоб и решает: – А зачну-ка я сегодня наследника.
И зачинает. С практикой не поспоришь – шесть уже есть.
Выходит гарем? Или жену после рождения первенца убирают? Отработала и на вынос? Следующая заходи. Нет, Совенок не стал бы сильно грустить о матери, если бы остальные тоже умирали. Остается гарем.