В общем, пообещал я Пашке, что уже выхожу к столовой, и побрел в душевую. У меня там все по старинке, даже ионизаторов нет. Хотя сервис-менеджер нашего этажа уже все уши насквозь прожужжал. Долго еще, дескать, будем антисанитарию в Доме разводить? Ну не люблю я ионный душ, я люблю обычную очищенную воду!
К сроку я привел себя в порядок, взбодрился коньячком и перенесся в нужную точку Дома. Попутно выбрал запись из фонотеки. Не какой-нибудь нынешний бум-бум, не люблю я его, голова от него пухнет. Я классику уважаю – «Арию», там, «Дип Перпл» или «Айрон Мейден». Семейный сегмент музыкального менеджера услужливо принялся транслировать выбранную запись прямо в мозг, через чип. Очень удобно: и окружающим не мешает, и слышать продолжаю всех. Музыка звучит внутри, и это глубоко правильно.
Сегодня я выбрал «Puerto del Sol» Зденека Светча. «Дом Солнца», одну из старейших мелодий Земли, в обработке знаменитого маэстро.
Василиска уже прекратила колдовать, пила кофе из стильной несимметричной чашечки и курила какую-то гадость. Я поморщился: не люблю табака. Впрочем, морщился я зря, Василиска заранее актировала кухонный поглотитель. Знает, что дед Дима не курит, заботится. Приятно.
– Привет, дедуля! – Василиска кокетливо помахала ручкой. Дым срывался с кончика ее сигареты и бесследно исчезал. Пахло молотым кофе, слегка – разогретым жирком и восточными специями.
– Я вам по отбивнушке сообразила и яичницу. Ну, и салатик твой любимый, конечно.
– Спасибо, киска! – поблагодарил я. Искренне. Василиску я тоже люблю… Я всех своих детей и внуков, да и вообще людей, любил, люблю и буду любить – пока мы все живы в нашем общем Доме. Я даже инопланетян почему-то люблю – в глобальном, разумеется, смысле.
Тут явился Пашка; с порога завопил «А-а-а-а!» и с разбегу запрыгнул мне на колени, благо я успел присесть к столу. Иначе просто прыгнул бы на меня, как наш котяра Бубу – на старое дерево посреди лужайки. Сто раз я это видел, лужайка прямо перед окнами моей спальни. Кстати, я говорил, что у меня в спальне окна настоящие, спектритовые? Не люблю голографическах миражей по стенам, неживые они какие-то. И показывают не жизнь, а записи. А у меня – вполне настоящий кот, настоящее дерево и настоящая зеленая травка, в любое время можно пойти и поваляться, что мы с Пашкой частенько и проделываем, когда я не на дежурстве.
Лопал Пашка сегодня на диво исправно, даже с вилкой обращался невероятно ловко. Ну, естественно – кто ж будет затягивать завтрак перед долгожданным походом в музей? Поэтому я порезал ему отбивнуху на кусочки, яичницу тоже порезал – обращение с ножом пока для Пашки еще проблема. Мал.
Запив молоком, мы дружно проорали Василиске: «Спасибо!» Та напутственно чмокнула каждого из нас в щеку: сына – присев, а меня – встав на цыпочки.
И мы двинулись в музей.
У каждого взрослого теперь есть персональный домашний транспорт; Пашка по малолетству такового еще не имел и самостоятельно передвигаться мог только пешком. Тем не менее это чудо частенько заглядывало ко мне в кабинет или спальню, хотя Василискины с сетевым гением пенаты расположены довольно далеко от моих. Подбрасывает этого карапуза кто-нибудь, не иначе.
Музей как раз перенесли на новое место, куда-то на Ахлензию, в субтропики. Я тут еще не бывал, так что и сам озирался с превеликим энтузиазмом.
Помещение под музей отдали весьма просторное, в нашем Доме таких, конечно же, много, но все-таки… Больше всего оно напоминало футбольный стадион или баскетбольную арену. Или космопорт. Эдакая огромная ракушка посреди апельсиновых рощ. Земные апельсиновые деревья на Ахлензии вполне приживались, даже вымахивали повыше обычного – тут тяготение низкое. Смешно подпрыгивая при каждом шаге, отчасти – с непривычки к тяготению, отчасти – из известного детского обычая, Пашка потащил меня ко входу.
Мы часто с ним ходим в музеи, поэтому ритуал Пашка выучил назубок. Сначала к кассам, потом к накопителю для тех, кто желает осматривать музей не в одиночку, а с экскурсоводом. Ну, а как экскурсовод появится – в захватывающий мир нового музея, в мир пыльной древности или пронизанного Домашней фемтоэлектроникой дня сегодняшнего, в зависимости от характера экспозиций.
В экскурсоводы нам досталась очень симпатичная и моложавая тетенька, все при ней, и одета во что-то ультрамодное; но меня-то не проведешь. Глаза выдают возраст. Ей не меньше восьмидесяти. Пригласить, что ли эту даму после работы в ресторанчик? Если одинока – может, и к себе приглашу, на коньячок или вино. А если не одинока, так и отбить не грех. Я ведь тоже мужчина хоть куда, хоть и на пенсию досрочно выпинывают. Зато на стометровке до сих пор легко из двенадцати секунд выбегаю. Не как раньше, конечно, не девять с хвостом… Но все же.
С момента потери жены я предпринимал несколько попыток сойтись с женщинами, которые мне нравились. Но все как-то не складывалось.
Хоть экспозиция в музее была и новая, вскоре выяснилось, что изменилось в ней не слишком много. Поэтому я предоставил Пашке и стайке таких же любопытствующих в возрасте от трех (это Пашка) до сорока-пятидесяти (инопланетянин-коану, их возраст очень легко определить) слушать рассказ миловидной экскурсоводши, а сам снова провалился в воспоминания. Переходил от экспоната к экспонату, от голограммы к голограмме, от зала к залу, а сам вспоминал.
Вспоминал как точно так же когда-то с отцом впервые пришел в похожий музей, как с восторгом и непониманием глядел на индейский вигвам и поражался – как Дом может быть таким микроскопическим? Чуть больше человека? Как бродил по клетушке со странным названием «коммуналка», в которой, как не родившийся цыпленок в яйце, в тесноте и духоте ютились целые семьи. Не такие, конечно, многолюдные, как наша, тогда и семьи были поменьше.
Вспоминал, как бывал в музее потом, с детьми и внуками.
Как сам жил в тоннелях под Марсом, в двадцать шестом. Тогда Марс как раз объединился с земным Домом. Как вскоре после этого впервые с нашим Домом столкнулись инопланетяне и как интересно было посмотреть на их Дом. Как появились первые межзвездные транспорты в нашем уже общем с иноплянетянами Доме. Как вслед за этим Дом начал расти столь стремительно, что не обвыкшиеся люди терялись перед миллионами незнакомых сервисных отделов.
Как Дом стал не только расти, но и одновременно структурированно мельчать, потому что Домашние сервис-службы окончательно срослись с медицинскими и каждый разумный вдруг осознал собственное тело такой же составной частью частью Дома, как кофейник, индивидуальный шлюз, глобальное телевещание или климатический модуль на этаже.
Вспоминая, я не заметил, как экскурсия по музею Дома подошла к концу и с первого взгляда покорившая меня экскурсоводша подарила слушателям прощальную очаровательную улыбку.
Прежде, чем я к ней подошел, меня, конечно, успел атаковать вопросами Пашка. Понятно, что в музее он больше глазел, чем слушал: мал еще, термины вроде «Большой Взрыв» и «расширяющаяся Вселенная» пока не для него. Тем более что второй термин уже мало-помалу выходит из обихода и заменяется куда более логичным и понятным «расширяющийся Дом». Но ничего, скоро станет понимать. Возможно, именно его поколение станет первым, для кого понятие Вселенной в отрыве от Дома станет лишь ненужным архаизмом.
Я очень рад за его поколение.
А с экскурсоводшей, к слову сказать, у нас в итоге все получилось. Она теперь просто бабушка Нина для всей семьи Пожарских. К ней быстро привыкли – живем-то все в одном Доме.
© 20 декабря 2001Москва, Соколиная Гора
