Я поднимаю взгляд на его потерянное лицо и вдруг меняю свое мнение.
- Ладно, забудь, что сказала. Садись на кресло.
Сагалов послушно исполняет то, что говорю, я подхожу и становлюсь рядом с ним на колени, аккуратно передаю ему в руки ребенка.
Таир сразу кривится и возмущенно кряхтит.
- Тише, я рядом, я никуда не ушла, крикун. Самое время заткнуть ротик бутылочкой, отец.
Илья не теряется, он пробует приложить соску к губам сына. Тот недовольно сопротивляется, машет ручками, пока я не начинаю гладить его крошечную ступню. Ловит ртом соску и начинает жадно сосать. Сагалов словно не дышит, он смотрит на малыша и ничего не говорит. Долго не говорит, а потом просит:
- Попробуй отойти.
Эти слова меня задевают. Я понимаю, что это ненормально. Я в своем уме, а это его ребенок. Не мой.
Поднимаюсь на ноги и отхожу к крану, чтобы налить себе воды. Не успеваю отвернуться. На всю кухню тут же разносится крик. Я сжимаю стакан с водой. Ребенок должен поесть, а потом можно ставить эксперименты. Каждый инстинкт орет мне вернуться, забрать малыша и спокойно покормить его, но я не шевелюсь.
- Родной, давай привыкать друг к другу, пожалуйста, - слетает хриплое с его губ.
Вижу, что Илья склоняется к головке сына и целует его в висок. Малыш выворачивается и машет ручонками. Сагалов встает и пытается положить ребенка себе на плечо. Все неловко, неудобно, боюсь, чтобы не выпал, не выкрутил головку. Крик не утихает, приходится закрыть дверь в кухню. Илья пытается дать соску, и вновь капризы и ор.
- Таир, ну не могу же я чужую тетю забрать к нам домой, подумай сам, - шепчет на ухо малышу, а тот не реагирует.
Стою, смотрю на это не шевелясь, а меня скоро разорвет всю.
- Головку поддерживай, - говорю негромко, малыш слышит мой голос и тянет руки в его направлении, а у меня две мысли: мы его так и не покормили. И своим криком он разбудит Илью.
- Я так не могу! Возьми его, он голоден, - сдается некогда сильный и воинственный мужчина, пала его сила перед маленьким крикливым сыном.
Наконец-то!
Я тут же оказываюсь рядом, забираю ребенка, бутылочку, сажусь в кресло и делаю все как надо.
- Иди сюда, - говорю Илье. - Наблюдай и запоминай.
- И что же я делал не так?! – шипит Сагалов, можно было бы – точно орал бы и доказывал свою правоту.
- Открыть тайну?
- Открой, у тебя же с Илюхой практики полно было, - хмыкает иронично и трет глаза.
- У тебя просто нет сисек, - хмыкаю. - Все вы, от мала до велика, любите именно к ним прижаться в час нужды. С Ильей было проще - сунула грудь в рот и счастье.
Его словно парализовало. И куда же он смотрит? Естественно на мою грудь.
- Блядь, - изрыгнул очередную нецензурщину и соскочил на ноги, - где я ее возьму? И не пизди, что в сиськах дело, - бросает злобно, - у Любы такие же сиськи, у Тамары еще больше. Это так не работает, оказывается. Сиськи сиськам рознь?
Сагалов так эмоционально машет руками и шипит, чтобы не орать, что впору засмеяться.
- Ауч, мне бы хотелось думать, что мои просто самые красивые, - брякаю, не подумав.
С кем ты словесные баталии затеяла, идиотка? Это не тот Илья, который их любил. И не та жизнь.
- Не проверял, - бросает моментально и отворачивается, наливая воду в стакан, - я завтра же утром поищу специалиста, который поможет мне с этим вопросом. Это не дело. Мне нужно подыскать нормальную няню.
- Дело не в няне, - качаю головой, - Люба замечательный и компетентный специалист. Но дети... Они очень ярко чувствуют людей. Любе, как и Тамаре, жаль этого пирожочка, но не более. А ему не нужна жалость. Ему нужна мама.
- И что ты предлагаешь?! Где я ему сейчас маму найду? Я что мудак жениться едва жену похоронив? Ты думаешь, что несешь?!
Я поднимаю на него рассерженный взгляд.
- Посмотри на меня. И опиши мне, что ты видишь.
- Чужую женщину, которая пытается заменить моему сыну умершую мать, всё услышала?
- Отличная пощечина человеку, который бескорыстно пытается помочь тебе и осиротевшему ребенку, - говорю холодно, глядя на него.
- Ты хочешь, чтобы я упал к твоим ногам и радовался? А меня ни черта не радует то, что мой сын с первой минуты никого, кроме тебя, не признает. Как ты предлагаешь решить мне эту проблему? Отвоевать тебя у Вартана, сказать, мол, подвинься, друг, мне нужнее?!
- Знаешь, чем больше я общаюсь с тобой, тем больше мне на ум приходит одна фраза: чем больше я узнаю людей, тем больше я люблю собак. Ты думаешь, я таким образом хочу положить тебя к своим ногам? Новость для тебя: ты мне не нужен, ни у ног, ни под ногами, ни на одном квадратном километре в поле, где от тебя зависела бы моя жизнь. Вообще. Никак. Ты мне не нравишься. Мне неприятно разговаривать с тобой, и если бы ты умолял меня на коленях помогать тебе, я бы едва ли стала. Я делаю это не ради тебя. Я делаю это ради нее, - отрезаю ледяным тоном. - Потому что я знаю, что если бы это случилось со мной, я молила бы всех ангелов на небе, чтобы рядом с Ильей оказалась такая дура, которая успокоит его, потерявшего самое родное, что у него было, и покажет ему, что он нужен, он любим, и ему рады. Но ты не скули. Он не будет вечно находить в этом успокоение. Может ты включишь мозги, успокоишься сам и станешь опорой своему ребенку, дав ему те самые любовь, покой и защиту, которые сейчас он получает от меня.
- У него есть я, и я хочу стать центром его вселенной. Ты временное явление нашей жизни. А он ещё больше прирастет к тебе, и что дальше? Оставить его жить у вас?!
- А ты не хоти, а стань. Болтать - не мешки ворочать.
Бутылочка опустела, и я встала на ноги, подошла к нему и протянула ему сына.
- Начинай. У меня муж и сын наверху, которым я тоже нужна. Спокойной ночи.
Я погладила маленькие пальчики и переложила сына в руки отца, и без раздумий оставила их одних на кухне.
- Ну что парень, наелся?! Теперь давай спать.
Слышу как долго пытается уговаривать сына. Мальчишка хнычет, но не засыпает.
- Интересно подсматривать? - фыркает Сагалов, поймав меня у двери.
- Ты соску забыл, - говорю прохладно, протягивая ему необходимый для сна атрибут. - А я не хочу разбудить Илью. Не больше, не меньше.
- Он не спит, мне кажется нужно сменить подгузник. Покажи как правильно.
Я стою и разрываюсь между тем, чтобы послать его так далеко в жопу, чтоб он точно не вылез, и ребенком, которого нужно подмыть.
Мать побеждает гордячку. Я, проклиная себя на чем свет стоит, вхожу в его спальню. Подхожу к ребенку, беру его на руки, подношу к комоду.
- Плед возьми или пеленку и подстели.
Выполняет без проволочек и следит за мной и зеваюшим довольным сыном.
- Таир, предатель, - фыркает Сагалов и целует ножку сына.
- Смотри, вот застежки. Расстегиваешь и аккуратно стягиваешь, стул еще не сформировался и если не хочешь, чтоб все было в какашках, аккуратно снимаешь, словно бомбу обезоруживаешь, - делаю шаг в сторону, предлагая ему самому все делать.
- И да, это мальчуган, всегда остерегайся краника, если не хочешь золотой дождь.
Он всё делал не так. Я словно медсестра руководила процессом и подавала нужные предметы.
- И что дальше? - держит бомбу в руказ, а мелкий ножками сучит.
- Этот выбрасываешь в мусорку вместе с салфетками, в своей ванной, и возвращаешься сюда, - усмехаюсь. - Если ты с ребенком один, сначала берешь его, затем выносите памперс. Оставлять ребенка одного категорически нельзя. Теперь у нас два из трех. Сыт, навалил, осталось спать уложить. Справишься?
- Нет.
Отвечает просто и деловито идёт с сыном в ванную. Таир начинает подкрякивать.
- Сейчас научимся штаны надевать, потом будем песни петь.
Кладет на кровать и пытается сунуть ноги в подгузник. Эта война неравна для всех. И финал фиерический. Крик Таира и фонтанчик мочи в пузо отцу.
- Мать моя женщина!
- Ахахах, так, Хьюстон, у нас проблемы, - тут же хватаю подгузник из его руки, подставляю, прикрывая пипку Таира. Поднимаю взгляд на Сагалова. Не хочу смеяться, но не могу сдержать злорадный ржач. - Приведи себя в порядок и будет попытка номер два.