Остановившись возле стола и немного отдышавшись, я тронула медсестру за плечо и тут же в страхе отшатнулась. Ее голова провалилась сквозь сомкнутые руки и с тяжелым стуком ударилась о столешницу. Шапочка слетела и мне стало видно, какая оказывается она была молодая — совсем девчонка. На коротких каштановых волосах было неумело сделано мелирование. Наверное, сама себя красила, некстати подумала я. Неестественный изгиб ее шеи говорил о том, что чьи-то сильные руки свернули ей голову.

Волосы зашевелились у меня на затылке под повязкой и я, не в силах оторвать взгляда от ужасной сцены, попятилась от стола к лестнице, не забывая коситься в сторону моей бывшей палаты, потом отвернулась и кинулась к выходу. Белая лампочка, с логотипом лестничного пролета на ней, указала мне направление. Пока я сбегала по лестнице на второй этаж, меня прострелила мысль. А что, если я увижу сейчас такую же сцену, но на вахте у центрального входа? Сердце мое заколотилось еще сильнее, но останавливаться я не собиралась.

Стол вахтера был пуст, а дверь изнутри была закрыта на здоровенный засов. И все, никаких замков. Я не стала мучить себя вопросами «как», да «почему», а отодвинула засов и выбежала на улицу. Ночь была теплая и не такая уж и темная, как мне показалось в палате. На крыльце горела тусклая лампочка и я поторопилась отойти подальше к кустам, но войти в их густую тень не решилась. Меня потрясывало, как в лихорадке, что, правда, не помешало мне внимательно оглядеться.

Дело в том, что я так и не удосужилась ни у кого спросить, в какой же больнице я находилась. Мне это как-то даже в голову не пришло. На стене возле входной двери слабо отливала в лунном свете застекленная табличка с названием больницы. Я вгляделась, потом осторожно приблизилась на несколько шагов и радостно прижала руки к груди. До моего дома отсюда было всего две остановки на троллейбусе. Немаловажная деталь, потому что я стояла возле кустов босиком в одной ночной рубашке, завязывающейся на спине и с огромной чалмой бинтов на голове.

«Нужно срочно добраться до дома, там, наверное, Егор. Он наверняка уже приходил ко мне, но я спала, оглушенная уколом. Как пить дать, на тумбочке он оставил для меня букет цветов и фрукты, просто я не рассмотрела в темноте, да и занята была, жизнь свою спасала.» — так я уговаривала себя, пробираясь по затененным местам к своему дому. Если бы меня сейчас увидел какой-нибудь наряд полиции, то я непременно загремела бы в отделение. Но я даже мысли не допускала, что для меня это было бы лучше, чем топать босиком по ночным улицам.

Ноги саднило от мелких камней и стекол, которые, как оказалось, в неимоверных количествах были рассыпаны по асфальтовым дорожкам. Бетонный пол подъезда, куда я опасливо шагнула после непродолжительного осмотра окрестностей, неприятно холодил ступни и был очень пыльным. Лифт порадовал меня большой вонючей лужей. Какой-то паразит воспользовался им, как туалетом. Идти по полутемной лестнице мне было страшно, так что пришлось брезгливо перешагнуть лужу и встать в относительно чистый угол. Я поднялась на свой этаж и с дрожью нажала на дверной звонок. Никого. Я подождала — все-таки ночь и Егор, может быть, уже спит. Нужно дать ему время накинуть на себя что-нибудь и подойти к двери. Шли минуты, а дверь не открывалась и за ней не было слышно ни звука. Я уже несколько раз прикладывалась ухом к шершавой поверхности дерматина.

Я нажала на звонок еще раз, но ждать не стала, потому что почувствовала, что никого в нашей квартире нет. Ничего, теперь Вадькина очередь прервать свой сладкий сон. У него комплект запасных ключей от нашей двери. Мало ли что, батарею прорвет или, не дай Бог, пожар в наше отсутствие.

К соседу тоже пришлось звонить дважды, но в отличии от нашей двери, его дверь все-таки открылась. На пороге стоял взлохмаченный Вадька с огромным кровоподтеком на левой скуле и таращил на меня безумные глаза. Если честно, то я ему даже посочувствовала. Среди ночи, со сна увидеть на пороге своей квартиры чудище с белым шаром вместо головы, одетое в балахон и переминающееся на в кровь стоптанных босых ногах.

Я сделала шаг в его сторону, он непроизвольно преградил мне дорогу, охраняя свое жилище и в этот момент узнал меня.

— Нинка? — выдохнул он и отступил в прихожую.

Я вошла следом за ним, прикрыла дверь и обессиленно опустилась на маленькую табуреточку. Вадька стоял у стены и пялился на меня во все глаза, переводя изумленный взгляд с бинтов на голове на сбитые ступни.

— Я звонила к себе, но там никого нет. — устало сказала я. — Где Егор?

— Не знаю. Тебя «скорая» забрала, а меня менты полчаса допрашивали. Потом я спать лег и часа три проспал. — отрапортовал приходящий в себя Вадька. — А почему ты не в больнице?

— Потому что недавно в этой самой больнице меня чуть не удушили подушкой. — сказала я и поведала изумленному Вадьке обо всех своих приключениях.

* * *

— Представь, Красавчик, я слышал от людей, что ты профессиональный киллер. — вкрадчиво и с издевкой говорил шеф Красавчику, сидящему в кресле и трепетно прижимающему к груди обе руки с загипсованными большими пальцами. — Но сам я вижу, что тебе курице голову отрубить, и то нельзя доверить.

Красавчик кинул на говорившего ненавидящий взгляд и сильнее прижал к груди покалеченные руки.

— Кто же знал, что эта субтильная сучка на такое способна. — пробурчал он.

— А на то ты и профессионал, чтобы проигрывать в мозгу различные ситуации. Думаешь, что каждая твоя жертва — это овца безропотная? Хорошо, хоть догадался в больницу не обращаться.

— Что уж вы меня совсем идиотом считаете? — обиделся Красавчик.

— Отвечать или сам поймешь? — заглянул ему в глаза шеф.

Красавчик потупился и затаил против обидчика лютую злобу. Его еще никогда так не оскорбляли. Правда, он отдавал себе отчет, что напортачил по полной программе. Это надо же, бить по голове и не добить, потом душить подушкой и не додушить. А она ему еще при этом пальцы сломала. Выемку материала опять же не сделал, но здесь особый разговор. Он же не «домушник» и не «медвежатник», чтобы двери ломать или по форточкам лазить. Он киллер и нечего на него лишнюю работу навешивать, а потом еще и оскорблять. Пусть сам выемку делает или корову Оксанку посылает. Это вообще ее прямая обязанность.

Вдобавок этот доктор, к которому Красавчик заявился среди ночи, весь грязный. Всегда молча делал, что от него требуется, а тут привязался. «Кто это тебя так, да где это тебя так?». Видишь ли, профессиональный интерес у него проснулся. Правда, повязки наложил хорошо — ничего не стягивает и не давит. Эх, будь проклята эта живучая баба! Будь проклята лошадь Оксанка, за то, что засветилась перед ней!

Шеф в это время нервно прошелся по комнате и снова остановился напротив кресла, в котором страдал Красавчик.

— Плевать мне, как ты себя сейчас чувствуешь, но дело, браток, изволь довести до конца. Бери Оксанку в помощницы и действуйте. Даю вам времени до завтрашнего утра!

Мужчина вышел, а Красавчик неуклюже залез двумя пальцами в карман рубашки и выудил припасенные обезболивающие таблетки. Кинул в рот две и проглотил, не запивая.

* * *

Я рассказала Вадьке все, что знала сама. Во время моего рассказа заботливый одноклассник промыл мои израненные подошвы перекисью и смазал наиболее глубокие порезы йодом. Апофеозом его братского милосердия были новые фетровые шлепанцы, которые он достал с антресолей и одел на мои многострадальные ноги. И это все после того, как я отняла у него гитару.

Конечно, я понимала, что немедленно должна сообщить о случившемся в полицию, но это позже, а сейчас я цеплялась за Вадьку, как за единственного человека, который способен меня понять и поверить в то, что со мной случилось. Я мысленно уверяла себя, что Егор уже в курсе всего происшедшего, но после посещения больницы не захотел ночевать один и сразу проехал к своим родителям. Это можно было очень легко проверить, позвонив им, но я никогда бы не посмела напугать свекра со свекровью ночным звонком.