Грогин поразился необычно крупным шарнирам мужских кулачков Громовой и с удовольствием отметил, что выпил немного, чтобы попытаться лобызнуть белые выпирающие костяшки.

Громова, вгоняя разбухший фильтр сигареты в длинный мундштук, сломала ее пополам:

– Сафиулла, как у тебя идет работа?

– Вообще-то так сразу не ответишь, но что ты имеешь в виду?

– Проклятые сигареты!

Аметистов отвернулся от Жарикова к Грогину, Сафиулле и Громовой:

– Скоро вообще не останется курящих мужчин, будут курить одни женщины – вот увидите!

Громова сказала:

– Позвольте!

Жариков дернул Аметистова за фалду пиджака, и Аметистов тут же отвлекся от возможной дискуссии с Громовой:

– Так как?

– Вполне.

Грогин без удивления заметил, что пришли еще гости, из шумной многочисленности которых, он знал только Кудакаева Марселя, немного Игоря Чебыкина и мутно Бубнову Лиду.

– Сафа, а ну покажи чего-нибудь!

Кудакаев Марсель обстоятельно посжимал кисти присутствующим мужчинам, а Громову крепко поцеловал в губы и громко сказал равнодушной публике:

– Я абсолютно трезвый!

Александр Громов нехотя отложил глянцевый журнал мод:

– Тогда я тебе в морду дам.

Марсель бесстрашно откинул черные пряди назад:

– А если честно, то я вдребезги пьяный!

Александр Громов опять открыл журнал:

– А-а…

Бубнова Лида подошла к стоящим у фотографии Даши высокой Скороходовой и очень коротко остриженной Петруниной:

– Нет, она не любовница Сафиуллы, она моя подруга, хотя, возможно, у них было что-нибудь разовое, но не более.

– Не говори ерунды.

Лида с раздражением повернулась к Игорю Чебыкину:

– А тебя никто не спрашивает! И вообще, тебе, что, не с кем поговорить?!

Игорь опешил и не нашелся что ответить на неожиданную агрессию подруги весенне-летнего сезона, недоуменно втиснул руки в карманы обтягивающих узкие бедра джинс и подошел к Грогину, которого только что оставил Ададуров с настойчивыми предложениями выпить сразу по полному стакану водки для более четких ощущений непростой реальности.

– Представляешь, моя баба на меня ни с того ни с сего наехала.

– Не переживай, с ними такое случается

– Да?

– Угу.

Игорь закурил и, прояснив никотином сознание, хлопнул Грогина по колену:

– Хороший ты парень, тебя как зовут?

– Да мы вроде бы уже знакомились.

– Да?

– Петр.

– А меня Игорь.

– Я знаю.

– Странно. А… Я тебя вспомнил, ты, кажется, книжки любишь читать?

– Кой-какие можно и почитать.

– Я тоже люблю, ты что любишь, фантастику?

Грогин сморщился и мотнул головой.

– Эротику?

– Обычно это несильные вещи.

– Детективы, что ли?

Грогин сдунул чебыкинский дым в сторону размахивающего руками Аметистова.

– Нет, детективы я тоже не люблю.

– Так что же ты читаешь? А говоришь, книжки любишь.

Чебыкин взял стакан Грогина с пивом и залпом выпил:

– Как ты сказал тебя зовут?

– Федор Михайлович.

– Ты называл другое имя, что-то ты мне не нравишься.

– Ничего страшного.

Чебыкин сделал три глубокие затяжки, затушил сигарету и чуть не предложил Грогину выйти поговорить, но с облегчением заметил, что того за пуговицу схватил Марсель Кудакаев:

– Грогин, я заразился раком.

– Каким раком?

– Желудка, меня постоянно тошнит.

– Рак – это незаразная болезнь.

– Не скажи, я вчера ехал в лифте с соседкой, у которой муж умер от лейкемии, и она кашляла мне прямо в лицо, после этого я заболел.

– Ты просто пьян. Сходи в туалет, сунь два пальца в рот, и твое здоровье резко пойдет на поправку.

– Нет, я лучше умру.

Марсель с помощью плеча Грогина встал с дивана и перехватил руку Бубновой Лиды, тянувшуюся за апельсином:

– Лидка, я заразился раком!

– Марсель, надо пользоваться презервативами.

– Ха! Лидка, я тебя сейчас поцелую без презерватива, и ты тоже заразишься.

Аметистов крепко прижался к упругому бедру Петруниной и, нежно держа ее запястье, водил ногтем, покрытым бесцветным лаком, по длинной линии жизни:

– У вас потрясающая линия любви: столько страсти, необузданности, вы абсолютно не можете совладать со своими чувствами – они сильнее вас, в то же время вы свободный человек и вам наплевать на мнение окружающих.

Петрунина проглотила вишню вместе с косточкой:

– Да, что-то такое во мне есть.

– О, вы еще сами себя не знаете.

– Да, наверно.

Аметистов мял ладонь Петруниной, а Петрунина думала, достаточно ли этого для того, чтобы переночевать в его комнате с потолками два семьдесят, площадью восемнадцать и со всего одним хозяином по соседству.

– Костик, отпусти девушку и скажи мне вот что…

Аметистов растерялся и слишком быстро отложил в сторону ладонь Петруниной.

– Привет, Ляля, ты когда пришла?

– Представляешь Костик, я была у астролога, он составил на меня гороскоп, и самое страшное в том, что всем моим начинаниям препятствует Уран, – я не знаю, стоит ли мне жить дальше.

– Ты слишком категорична, астролог мог ошибиться, и потом – не все же надо понимать так буквально.

– Костик, ты меня успокоил. Грогин, здравствуй, родной!

Аметистов облегченно вернулся к податливой ладошке Петруниной.

– Здравствуй, родная.

– Что такой грустный?

– Да вот тебя не было, поэтому и грустный.

– Грогин, я тебя люблю – так и передай своей Романовой.

– Я тебя тоже, Ляля.

– Ванька, я тебя вижу, ты от меня не уйдешь!

Ляля, раздвигая переминающихся с ноги на ногу гостей Сафиуллы, стремительно рванулась к расплывшемуся в улыбке Ване Печко.

Грогин выпил маленькую рюмку коньяка, макнул желтый сочащийся кружок лимона в сахар и, открыв рот, уронил его на пол.

– А чем, скажите, президентская республика лучше парламентской?!

Грогин подмигнул Юрловой, Юрлова без очков видела на расстоянии больше одного метра только белые расплывчатые пятна, поэтому улыбнулась только тогда, когда Грогин развел руками и отвернулся влево:

– Нет, это эротика, а не порнография!

Грогин отвернулся вправо:

– С тобой, моя прелесть, я согласен даже на сендзю.

– Фу!

– Что ты фукаешь – это же двойное самоубийство.

– А-а…

Грогин подошел к широкому подоконнику и, потрогав шершавый лист высохшей герани в глиняном горшке, влил в ее серую землю остатки своего пива.

Людмила Сазонова усмехнулась Грогину и уперлась кулачком в грудь Данилы Степановича.

– Людмила, у нас так много общего.

– Данила Степанович, я не люблю общее – я люблю частное.

Грогин с сожалением стал смотреть на окруженный фантиками, крошками и косточками ломтик лимона, пока гостеприимный Сафиулла протертой пяткой шерстяного носка не раздавил солнечный цитрус.

– Тьфу! Черт! Накидали продуктов на пол!

– Сафиулла, я пойду.

– Грогин, ты вечно сматываешься в середине веселья.

– Дядю надо в больнице навестить.

– Это тот, который съехал?

– Он самый.

Ибатуллин Ринат Газизович положил ногу на ногу, сдвинул шляпу на затылок и спел куплет из башкирской песни, об озорной девушке, которой попался еще более озорной парень. Даше казалось, что от неровного движения троллейбуса шляпа Рината Газизовича обязательно сорвется с макушки в шелуху семечек на ступеньках.

– Нет, девушка, я совсем не пьяный.

– Я разве что-то вам говорила?

– Мне не надо говорить, я умею читать мысли.

Зульфия Альбертовна, ожидая свою остановку, спустилась к дверям на одну ступеньку вниз:

– Рассказывай! – не пьяный! А что тогда песни орешь?!

Ринату Газизовичу интереснее было поговорить с симпатичной девушкой, но не отреагировать на несправедливую реплику он не мог, поэтому, развернувшись на сиденьке, дыхнул в сразу же испугавшееся лицо Зульфии Альбертовны: