С неба упрямо падал снег. И ему не было никакого дела, что на дворе конец марта и люди истосковались по весеннему теплу. Снег падал и падал, весь день, и всю ночь, и следующий, и так целую неделю. На кустах и деревьях выросли пушистые шапки, под ногами печально хлюпало и казалось, будто весна уже не наступит никогда.

Ритка медленно брела в сторону дома, стараясь делать шаги маленькими-маленькими. Но как ни старайся, рано или поздно все равно дойдешь. А ей, честно сказать, лучше было на этих печально и зябко хлюпающих улицах, чем дома. Нельзя сказать, чтобы там ее как-то обижали, даже местами баловали. Но она была уже довольно взрослой и понимала, что мать с отцом не ладят, хоть и стараются ради нее. И от этих стараний выходило только хуже. Вечно натянутые, неестественные лица, которые Ритка про себя звала кукольными головами. Будто к ее приходу настоящие мама и папа натягивали себе на себя уродливые маски.

Жить в одном доме с этими фальшивыми масками было невыносимо. И, что больше всего пугало Ритку, она чувствовала, как сама начинает натянуто улыбаться, и пытаться быть дружелюбной и вежливой, даже когда хочется кричать. Она подходила к зеркалу и смотрела не выросла ли на ее шее вместо собственной головы кукольная.

Наверное, если бы она не шла так медленно и не смотрела бы от нечего делать под ноги, этой истории совсем бы не случилось. Среди серой мокрости вдруг мелькнуло что-то ослепительно яркое. Будто случайно пробившийся из-за туч луч солнца упал на зеркальную поверхность лужи. Луч ударил прямо в глаза, и Ритка, растерявшись, плюхнулась на асфальт, неуклюже выставив вперед руки. Ладони тут же заломило от холода и мелких ссадин. Сунув руки в карманы, чтобы хоть немного согреться, она поспешила домой.

Выслушав порцию причитающихся нотаций и наскоро сделав уроки, Ритка легла на диван с книжкой. Она любила читать о дальних странах и волшебных мирах, мечтая о том, как здорово было бы попасть в один из них. Размечтавшись, Ритка провалилась в то состояние, когда ты уже почти спишь, но еще не совсем.

И тут открылась дверь шкафа. Из-за дверцы появилось длинное мохнатое ухо, вытянутые лапы и пушистое тело. В какой-нибудь другой ситуации Ритка бы, конечно, испугалась, но сейчас она уже плыла по волнам между сном и явью.

– Заяц, – шепнула Ритка, глядя на гостя. Он и вправду был похож на зайца, такого, каким его рисуют в детских книжках. Обычных зайцев современные дети видят редко, максимум – кроликов в контактном зоопарке.

Странный гость замер и начал сливаться с окружающим пространством. Ритка очень старалась не моргнуть, потому что была уверена – стоит на мгновение закрыть глаза, как все увиденное превратится в пустое наваждение, сон.

– Не уходи, – шепнула она в сторону шкафа. Ритка уже ничего не различала кроме темного пятна. – Пожалуйста, зайчик.

– Сама ты зайчик, – пропыхтел гость и проявился. Секунду назад тут была только тень от занавески, да мягкий край кресла, а теперь оказалось, что вовсе это не кресло, а пушистый бок и мягкие уши. – Хотта я, – сказал гость, осторожно подходя к кровати, – светоч.

Мягко оттолкнувшись от пола, он подпрыгнул и сел на кровать. Хотя, Ритка была не уверена, что именно подпрыгнул. Скорее.. вознесся. Создавалось ощущение, что у странного гостя совсем нет веса и он двигается по каким-то иным законам.

– Девочка, – сказал Хотта, повернувшись к Ритке, – отдай зайца.

«Здрасьте, приехали, – подумала Ритка, – еще заяц».

Она насуплено и недоверчиво смотрела на сидящее в ее постели существо, и не могла понять, чего он от нее хочет. Зайцев в доме точно не было. Даже игрушечных. Если очень постараться, можно было отыскать в ящиках старого медведя и красного слона, но вообще Ритка уже давно вышла из этого возраста. Она только развела руками, надеясь, что Хотта как-нибудь сам прояснит ситуацию.

– Эх, тетёха, – прошептал он и, спрыгнув с кровати, пошел в коридор, уверенно подошел к вешалке и сунул руку в карман риткиной куртки. Достал он что-то совсем крошечное и, не выпуская из крепко сжатого кулака, засеменил обратно в комнату.

– Ну, я пошел. Бывай, – сказал таинственный посетитель и двинулся обратно в шкаф.

Этого Ритка вынести уже никак не могла. Мало того, что заявился без всяких «здрасьте – до свидания», шарил у нее по карманам, забрал какого-то зайца и даже не показал! А теперь уходит, не желая объясниться. Понимая, что болтать некогда, Ритка решительно прыгнула в темноту шкафа.

– Вот тетёха, – только и донеслось из-за закрывающейся дверцы.

Темнота была упругой и плотной, как туго надутая велосипедная камера. На какое-то мгновение Ритке показалось, что она не сможет дышать этой упругой тьмой. Задергавшись, почувствовала в своей ладони что-то мягкое и пушистое, и чуть было не заорала от страха, но сообразила, что это лапа Хотты. Сжав теплую лапку, похожую на кошачью, но более вытянутую, Ритка немного успокоилась. В конце концов она была тут не одна.

Постепенно тьма рассеялась и вокруг них словно проявился совсем другой мир. Они не пришли в него, не прилетели, он не появился разом, будто кто-то поднял театральный занавес, а именно медленно и постепенно проявился. Так бывает, когда глаза привыкают к темноте, и вот ты уже легко различаешь стол, шкаф и книги, там, где буквально минуту назад были только черные пятна. Так и вокруг Ритки стали проявляться величавые серебристо-хрустальные дворцы, нежно звенящие под ласкающими их струнами ветра.

Ритка была начитанной барышней, поэтому сразу поняла, куда они попали. Правильнее, конечно, было бы сказать «предположила», но, когда тебе двеннадцать лет, ты либо уверена, либо не уверена, без всяких там полумер и оттенков.

– Темная сторона? Изнанка? Подмирье? – зачастила она, повернувшись к Хотте. – Я правильно поняла, да? Мир, который существует рядом с нашим, но полон магии и всяких чудес, так?

– Растак, – буркнул Хотта, – лапу вон всю намяла, – он отдернул ладонь и недовольно посмотрел на девочку, – ну чего ты увязалась, тетёха. Обычный это мир, в котором ты живешь. Просто у тебя глаза привыкли на меня смотреть, вот и увидела то, что раньше не видела. Что мне теперь с тобой делать? Работы невпроворот, а теперь с тобой возиться. Эх ты ж какая напасть, Танита идет.

И зверек резво шмыгнул куда-то за огромную колонну, которая хоть и казалась прозрачной, но смогла его скрыть. Ритка поспешила следом.

– Увидит тебя Танита, разбираться не станет, мигом в Сад Забвения отправит. И будешь там вечность статуей куковать, – сердито сказал Хотта осторожно выглядывая из-за колонны.

Глаза у Ритки и вправду, будто привыкали. Теперь она могла различить не только хрустальные дворцы, но и снующих между ними разнообразных существ. Иногда земля под ногами вспучивалась, дрожала и Ритка чувствовала, как под ней бежит тугое упругое тело. В густой, темной синеве неба плыла голубовато-зеленая Луна.

– Делать нечего, придется брать тебя с собой, – сказал Хотта и, взяв девочку за руку, легко вспрыгнул на пролетавший мимо серебряный ветер. Летели они совсем невысоко, и не очень быстро, поэтому Ритка успевала смотреть по сторонам. Просто удивительно, но теперь она могла краем глаза заметить, не только волшебный, но и привычный ей мир.

Расстояния, похоже, совсем взбунтовались и прямо с Дворцовой площади они вылетели к Новой Голландии, а оттуда к Финскому заливу. Какие-то места Ритка и вовсе не успевала узнать. Миры теперь накладывались друг на друга, и вдруг становилось понятно, что музей Арктики и Антарктики – это не стоящее на месте здание, а медленно бредущий куда-то огромный белый медведь. А линии Васильевского острова на самом деле узкие каналы, по котором снуют не велосипедисты, автомобили и автобусы, а легкие лодочки и корабли.

Ветер замедлился и опустил их на вымощенную старой брусчаткой дорогу. Тут пахло водой, камнем и чем-то неуловимым, вроде запаха старых монет. Ритка огляделась. Чуть в отдалении поднимались сияющие стены, будто из-под земли била подсветка. И свет этот расходился мелкими искорками, которые роились в воздухе, как мушки.