– Ха-ха-ха! – истерически смеялась я. – Серьезно? Что ж он тогда ушел через двадцать минут: голос сел или закончил играть на публику?! Вроде он сделал все что мог, но эта маленькая бестолочь все равно повесилась… Ха-ха-ха, – я продолжала хохотать, понимая, что у Мити в принципе нет никаких чувств. Такой вот он – окаменелый кусок дерьма.

Два трупа, один из них – моя бабушка, Влад в колонии для несовершеннолетних преступников – ему дали четыре года – и разбитая я – вот так закончилась глупая шалость Грузина и прошли первые месяцы моего восемнадцатилетия.

Благодаря Мите история лишения меня девственности быстро разлетелась по всем нашим общим знакомым. Вот только в версии моего бывшего я едва ли являлась жертвой, скорее, легкодоступной девушкой – шлюшкой по-простому, а он – великим и могущественным первопроходцем.

Помощи друга в том, что произошло с бабушкой, я не оценила. Тогда я была не в себе и плохо соображала. К тому же до сих пор думаю, что его поступок был не более, чем показательным выступлением.

Почему я не написала заявление на этих двух уродов? Причины две. Первая – я сильно переживала, что моя бабушка узнает об этом хоть что-то, у нее было больное сердце. Вторая – я понимала, что доказать случившееся в том виде, как все было на самом деле, не получится. Алкоголь, мое желание лишиться девственности, Артем, которому нравилась я, и мой роман с Митей – все это сыграло бы против меня.

Я приняла решение молчать и не комментировать Митины сплетни – делала вид, что не понимаю, о чем идет речь. Иногда это было тяжело, так как просвещенные люди подкалывали и провоцировали меня на реакцию. Порой я уходила домой и тихонько плакала. Но время шло, а с ним ушли и разговоры. Вот только и по сей день я в мельчайших подробностях помню произошедшее. Вся эта история сильно повлияла на меня и в корне изменила мое отношение к деньгам, дружбе и любви. Жизнь – это гнилой муравейник, скопище глупых и мерзких муравьев!..

Из-за Митиных сказок я превратилась в героиню одной из них. Стала одеваться как пигалица, много пить, курить и ругаться матом. Я прекратила следить за собой и обрезала свои роскошные волосы – до плеч. Так я чувствовала себя лучше. Хотя, возможно, мне просто хотелось вычеркнуть эту историю из своей жизни, не иметь с ней ничего общего, а перемены во внешнем виде и привычном для окружающих поведении отлично помогали мне в этом. Я будто спрятала прежнюю Лою глубоко внутри себя, и на свет родилась новая: злая, холодная, грубая и жестокая по отношению к людям и миру в целом.

В декабре Грузин, гоняя пьяным на «БМВ», попал в аварию, получил тяжелые травмы и несколько недель находился в коме. Я знала это из рассказов приятелей, сама же его не навещала. Мне было плевать, как он и выживет ли вообще. А потом эта тварь проснулась… Бог услышал меня и так просто не отпустил Грузина. Митя остался инвалидом на всю жизнь и приехал из больницы на коляске.

«Мучайся, падла! Страдай… И вспоминай свой "БМВ" и меня в страшных снах», – думала я.

Окружающие от трагедии были в шоке, в том числе и Владик, на свиданку в тюрьму к которому я сходила один только раз. Он увидел меня и даже не стал слушать.

– Лоя, в кого ты превратилась? Посмотри на себя.

Я не поняла его претензий.

– Подстриглась немного, и что с того? Волосы отрастут, не волнуйся, – успокоила я его. – Лучше расскажи, как ты?

– Я не об этом, – грустно прошептал Влад. – Ты другая, совсем не та Лоя, которую я знал, – он произнес это так холодно, а потом замолчал.

– А ты?! – закричала я. – Ты же убил человека, понимаешь? Это, по-твоему, нормально? Влад, чем ты думал, когда бил его?! – я разрыдалась и стала размазывать слезы по лицу.

Влад продолжал молчать.

– Да скажи ты хоть что-нибудь, Влад, – умоляла я друга.

– Я любил тебя, Лоя, – ту, прежнюю. Что бы ты сделала на моем месте?

Теперь замолчала я и, всхлипывая, продолжала слушать.

Влад опустил глаза в пол.

– Не жди меня, слышишь… Я вряд ли скоро отсюда выйду. И знай, ты не виновата. Это мой грех, и мне же нести за него наказание, – его лицо залилось краской.

– Ты с ума сошел? – в растерянности я приподняла плечи.

– Лоя, ты не поняла. В моих глазах ты – друг, но уже какая-то падшая, жалкая девушка, которая теперь мне не ровня. Я никогда не смогу через это переступить. Прощай…

Мне казалось, что я ослышалась. Но нет – Влад говорил без эмоций и серьезно.

– До свидания… – ответила я ему, но так больше и не пришла.

Черное море унесло с собой все: приятные мгновения моей жизни, воспоминания, слезы, печаль и тоску. Я рыдала еще долго, наблюдая за бурлящей пеной, которой покрывают волны гальку на побережье. Перед глазами стояла бабушка: наши посиделки на кухне за чашкой травяного чая, душевные разговоры и теплые минуты, проведенные рядом с ней. Мысленно я возвращалась в день знакомства с Владом, ворошила прошлое, горевала… А потом плюнула на все, продала квартиру в Анапе и решила сбежать от этого ужаса, начать все с чистого листа. Единственным знакомым мне городом был Питер. Именно туда я и вернулась, хотя в детстве там было очень тяжело.

– Чем ты думала, Лоя? Какого черта тебе вообще в голову пришла идея с переездом? – я задавала себе одни и те же вопросы каждое утро.

«Почему именно Питер? Надеялась начать все с чистого листа? – насмехался надо мной внутренний голос. – Да кому ты нужна в этом ледяном городе одиночества и беспробудной тоски? Тут от каждой стены сквозит холодом, а уныние пробирает до мурашек. Взять хотя бы фонари. Как же тускло они освещают улицы, грустно склоняют свои чугунные шеи над прохожими, стараясь наполнить светом хоть какую-то часть окружающего мира. Или гранитные набережные Невы – такие же серые, как небо Северной столицы… Их ежеминутно захлестывают волны мутной, грязной воды, от плесневелого запаха которой воротит уже в паре метров от берега! А нескончаемый мелкий дождь? Он же доведет до хандры любого, если не сведет с ума раньше».

В этот зимний день я лежала в постели под шерстяным одеялом и дрожала от холода. Форточка в комнате была открыта, и на меня из нее дул морозный воздух. Уткнувшись носом в подушку, я плакала.

– Бабушка, бабушка, бабушка, бабушка… бабушка, бабушка… как же тебя не хватает… – твердила я сама себе.

Квартира, которую я снимала, была маленькой: одна комната, совмещенная с кухней, и небольшая ванная. Но мне этого вполне хватало (сожителей, слава Богу, не было). Ремонт старенький, окно выходит во двор, где прямо у детской площадки стоят десятки припаркованных автомобилей. Когда мне хотелось подышать свежим воздухом, я выходила на улицу, потому что из окна всегда тянуло выхлопными газами и сыростью. Мебели в квартире тоже было немного: стол, пара стульев, шкаф для одежды, кухонный гарнитур, плита, холодильник и диван-кровать, на котором я и спала.

Наконец, я окончательно продрала глаза и, не в силах больше терпеть холод, стянула одеяло, встала и закрыла форточку. Затем снова легла в постель. На мне была вчерашняя одежда: джинсы, свитер с оленями и вязанные носки. Подушка напоминала картину Пикассо. Наволочку «украшали» черные следы от туши, которая, видимо, растеклась по лицу из-за утренних слез. Голова трещала с похмелья, и мне ужасно хотелось пить, но во второй раз вставать было лень. Вдруг раздался телефонный звонок.

– Алло… – с неохотой пропыхтела я.

– Привет! – вылетело из трубки громкое и слишком звонко сказанное слово.

«Р-р-р-звяк», – расползлось по моей и без того тарахтящей голове.

Молчание.

– Алло! Ты меня слышишь? Алло, – кто-то на том конце линии окончательно решил меня добить.

– Да слышу я… слышу.

– Извини за вчерашнее. Я вел себя отвратительно: напился, перепугал всех соседей воплями, когда мы пели под караоке. Друзья говорят, что я запускал салюты из форточки и чуть не спалил тебе квартиру… – парень стрекотал, как кузнечик.