Земля и особняк нещадно задрожали, с потолка упали куски штукатурки и бетона, а стены по бокам от меня посыпались. В нос ударил невероятный запах запёкшейся плоти и крови.

Улучив момент передышки, быстро протёр глаза. И только я это сделал, как сразу же увидел настоящее последствие резни. Вокруг меня лежали горы тел оборотней, а впереди, на добрых восемь метров шириной, ничего. Ничего, кроме обожённого пола и испепелённых до обугленных костей тел. От моих ног тянулась по возрастающей широкая полоса черноты и пепла, достигающая разрушенного забора территории особняка и уходящая вдаль.

Бросив взгляд на отдающую пульсирующей болью руку, увидел Клинок Света. Он сиял, нагревал волнами воздух, и нещадно обжигал. Но либо из-за боевого ража, либо из-за чего-то ещё, эта боль была терпимой, и перестала являться чужеродной.

Гнев Серафима. К гадалке не ходи и так понятно, чем именно я долбанул по оборотням. Всплеск Чистого Света, уничтожающий всё живое на своём пути и оставляющий лишь кости и пепел. Одна из сильнейших способностей Героев. И, похоже, моя ярость пробудила эту способность. Хотелось бы радоваться и поржать, но не сейчас.

Поняв, что больше тварей не предвидится, о чём сигналили инстинкты и чувства, развернулся к ослабленным, но ещё дышавшим гвардейцам и старику. Кровавое безумие постепенно отступало, но не покинуло меня окончательно.

И старик это понял.

Стоя среди трупов, он продолжал держать мечи и Покров, смотря на меня тяжёлым взглядом янтарных глаз.

О чём он думал? Что сейчас у него на уме? Хочет напасть? Если так, то пусть попробует! Сейчас мне некогда тратить на него время и нужно срочно помочь Юноне, а также остальным раненным!

Видать старик что-то прочёл в моих глазах, опустив мечи и развеяв Покров.

— Нам предстоит тяжелый разговор, внук, — устало сказал он, смотря на меня.

— Обязательно, старик.

Это было моими последними словами, после чего я сорвался с места и подбежал к раненной Юноне, услышав вдалеке сигналки полиции и скорой помощи.

* * *

Сидя в госпитале, я не обращал внимание на то, как шарахались от моего вида люди и медицинский персонал. Оно и понятно, не каждый день увидишь искупавшегося в крови юнца в порванной одежде.

Застывшая кровь падала хлопьями на белоснежный плиточный пол, отовсюду доносились голоса пациентов и работников госпиталя.

Старик отговаривал меня от поездки сюда, ссылаясь на то, что врачи и его подчинённые сами разберутся. Лучший военный госпиталь Бронса, куда привезли раненых, славился своей репутацией. Не столичный конечно, но все равно лучший из того, что было в этом городе. Целители здесь работали сплошь профессионалы, а персонал подбирался тщательно и разборчиво.

Да… Он отговаривал меня, но я успешно послал его нахер, сделав это максимально деликатно. Как только прибыли машины скорой помощи и погрузили раненых, то сразу же отправился с ними, держа за руку бессознательную Юнону. Бледная и потерявшая много крови, она еле дышала и вот-вот могла умереть, но подоспевшие медики стабилизировали её. Из Куперов сильнее всех пострадали Брэдли и Дениска. Папаня спас Клариссу и Оливию, но не смог уберечь третью жену. Наследник рода, которого он тоже прикрыл во время атаки, как оказалось, спас сестёр и брата Александра. По быстрым словам старика и потрёпанных гвардейцев, я выяснил, что Дениска сражался и удерживал сразу двух тварей, орудуя Клинком Света. Но в итоге, всё кончилось тем, что у парня теперь два огромных следа от когтей на груди и спине.

Их вещи, которые мне вынес персонал, лежали в контейнере. Порванные и окровавленные, они валялись в куче. Запах моей родни и Юноны до сих пор исходил от них.

Именно из этой кучи я достал запачканное каплями крови письмо, крутя его в руках и смотря на надпись конверта

«Моему сыну Райану».

Я не торопился его открывать и просто смотрел не моргая, ощущая некое опустошение. Это не было усталостью после боя, хотя голод так и подмывал утолить его, терзая разум. Это ощущение было сродни тому, когда теряешь что-то близкое. Забавно, но мне не хотелось, чтобы Куперы умерли в этом госпитале. Тем более, после того, что я всё же признал, что они моя семья. Наверное, поэтому я сейчас и чувствую утрату?

Оборотни… Кто же знал, что эти твари есть в этом мире? Как это, вообще, возможно? Опять эксперименты Уробороса? Если так, то кто их натравил? Можно было бы подумать, что целью атаки являлся я, но маловероятно. Хоть твари и нападали на всех подряд, их основной костяк рвался именно к старику. Он был их целью и добычей. А раз так, то Куперы и Юнона просто попали под раздачу? Кто-то решил убить министра обороны Аркадии не взирая на то, что нападает ещё и на не самый слабый род.

Допустимые потери. Именно эти слова крутились на языке. Мой род являлся допустимой потерей для достижения результата.

Вновь перевернул письмо и посмотрел на надпись. Не было смысла тупо смотреть на него, а потому открыл конверт и вчитался в написанное.

«Райан. Сынок. Прости. Твой глупый отец глубоко сожалеет обо всём. Твои дни рождения, твои успехи. Я всегда находился в стороне, наблюдая издали. Гордость аристократа, будь она проклята. Однажды я дал обещание возненавидеть тебя. Всё из-за смерти твоей матери. Я любил Азалию. Любил больше всего на свете. И потеряв, потерял и голову. Клятва, данная у её бездыханного тела, захватила меня с головой. Пустила корни, поросла в моём сердце. Я смотрел на тебя, ещё совсем крохотного, и пытался ненавидеть. Нелепость. Трусость. Только сейчас я понимал, что ненавидел на самом деле себя. За эту слабость. Как мог отец поступить так со своим дитя? Возненавидеть за его рождение… Безумие. Понимаю, эти написанные слова едва ли способны излечить наши отношения. Но однажды дай мне шанс поговорить с тобой, как отцу с сыном. Теперь же, живи как ты того всегда желал. Знаю, что род Куперов только сдерживал тебя. Ведь ты особенный, сынок. Надеюсь, ты будешь счастлив. Желаю этого всем сердцем. Твой глупый отец Брэдли.»

Прочитав раз, а затем второй, отпустил одну руку и откинулся на спинку стула. Взгляд упёрся в потолок и лампы коридора госпиталя, а в голове была пустота.

Я всегда считал Брэдли недальновидным дураком. Наши отношения не были как у таковых. Как у отца и сына. Но сейчас, после этого письма… Двоякое ощущение. Я рад, что он, наконец-то, сделал шаг, спустя столько лет. Но я не ребёнок, чтобы проникнуться подобными словами в полной мере. Но даже так… Даже так, Брэдли заслужил моё уважение и лучшее отношение. Он был частью моей семьи, а потому не принять его покаяние, будет поступком труса. Он очнётся, придёт в себя, а потом мы поговорим. Без утаек и прочего бреда. Как сын с отцом. Как Райан Купер с Брэдли Купером. Как Первородный и член его семьи.

Зазвонил телефон, завибрировав в кармане. Раздалась приятная слуху мелодия звонка.

— Да? — сухо сказал я, сняв трубку.

— Здравствуй, Райан, — прозвучал на том конце провода спокойный голос советника.

— Чего тебе, Андерсон? Я сейчас не в настроении.

— Понимаю, — вздохнул он и произнёс дежурные слова: — Прими мои соболезнования.

— Принимаю. Что ты хотел?

— Ты, наверное, уже и сам понял, что эта акция была спланирована не для того, чтобы убить тебя. Целью был…

— Мой дед, — перебил его. — Хватит ходить вокруг, да около, Андерсон.

— Я спрашивал тебя в том кафе: не проще убрать того человека заранее, чтобы предотвратить разрушение? Ты дал мне свой ответ, — в его голосе прорезалась сталь. — Теперь ты видел последствия этого.

Моя рука сжала телефон. Пластик заскрипел, стекло треснуло.

— Этих тварей, результат учёных Орлеонтана, провезли через границу незаметно, — продолжал Андерсон. — Кто именно — выясняется.

— Почему я должен тебе верить?

Слишком складная история. Без каких-либо доказательств и прочего. Андерсону выгодно, чтобы я ненавидел Орлеонтан и хотел убить их императора. Почему бы ему самому не провести эту акцию?