— Ты не такой! Нет… не качай головой. Я права насчет этого. Жизнь сложна, но это потому, что мы оказались в эпицентре огромного восстания. Ты должен перестать винить себя в вещах, которые полностью вышли из-под твоего контроля, хорошо?

— Да. Наверное.

— Вау, не мог бы ты казаться менее вдохновленным моей блестящей напутственной речью? — спросила она.

— Я имею в виду… могу попробовать. — Он ссутулился, склонил голову набок и жалобно застонал. — Как тебе?

Она игриво толкнула его, и, когда он улыбнулся, это было похоже на огромную победу.

— В любом случае, — сказал он, садясь обратно. — Как в Ложносвете? Узнала что-нибудь важное?

Софи вздохнула.

— Не совсем. Мои уроки были огромной тратой времени, что неудивительно. Но я надеялась, что, по крайней мере, получу какие-то новости, когда Магнат Лето вызвал меня к себе в офис. К сожалению, все, что он хотел сделать, это прочитать мне лекцию о том, что мне лучше не планировать ничего опасного, не сказав ему…

— Итак, ты солгала Лето-Форкленатору, — прервал Киф.

— Я не лгала. Он прекрасно знает, что я ищу Элизиан… и мы не планируем ничего опасного. Мы планируем… короткий визит.

— Угу. Продолжай говорить себе это.

— Так и есть! И ни у кого не было никаких других новостей за обедом. Марука подтвердила, что Уайли попросил Прентиса и Тиергана вместе поискать в его воспоминаниях, но пока они ничего не нашли. И Марелла сказала, что она собирается попробовать упомянуть шестую ненанесенную на карту звезду Финтану, чтобы посмотреть, не вытянет ли это из него какую-нибудь информацию, но она не увидит его снова до своей следующей тренировки. Декс работает над устройством, разрушающим иллюзии, но я думаю, что прямо сейчас это в основном просто вызывает у всех головокружение. И Биана, Фитц, Там, Линн и Стина вызвались помочь Оралье обыскать библиотеку Кенрика в поисках того другого кристалла, о котором я рассказывала, но я на самом деле не ожидаю, что они что-нибудь найдут, потому что это никогда не бывает так просто, понимаешь? Дженси пытался сказать мне: «Не волнуйся, все получится… так всегда бывает», но очевидно, что мне нужно придумать план получше…

— Ты имеешь в виду, что нам нужно придумать план получше, — вмешался Киф. — Это не все на твоей совести.

Обычно она бы возразила, что он и так уже достаточно натерпелся, но…

Ей нравилось слышать, как он слишком часто произносит слово «мы».

На самом деле, она не могла поверить, как быстро ее разум смог смириться с этой идеей и позволить ей прижиться.

Это все еще было страшно.

Все еще сложно.

И это может быть даже нереальной возможностью.

Но если это было так… Ей действительно начинала нравиться мысль о команде Фостер-Киф.

Киф кашлянул, и неловкое напряжение в его позе заставило приготовиться к какому-то ужасающему разговору типа: «Хорошо, нам нужно поговорить о том, что происходит с твоими эмоциями».

Но все, что он сказал, было:

— Итак… все знают, что я вернулся?

— Ага! Это Декс рассказал им, так как я опоздала на обед благодаря Магнату Лето. Но у них все еще был миллион вопросов о том, где ты прятался и что делал все эти недели. Не волнуйся, я им мало что рассказала, — добавила она, когда его плечи еще больше опустились, — в основном потому, что ты мне ничего толком не сказал. Имею в виду, я, очевидно, могу догадаться, почему ты решил вернуться в Лондон… хотя это, вероятно, было не самым безопасным решением, если ты пытался оставаться незамеченным.

— Знаю. — Киф крепче сжал свои заметки. — Я сказал себе, что вернусь всего на один день… просто чтобы еще немного прогуляться и посмотреть, не вспомнил ли я что-нибудь.

— Об Итане Бенедикте Райте II?

Киф поморщился, услышав это имя.

— Да. И ты можешь придержать свою речь. Я знаю, что был всего лишь ребенком, когда это случилось. Я знаю, что следовал инструкциям мамы. Я знаю, что все, что сделал, это доставил запечатанный конверт… во всяком случае, это все, что могу вспомнить. Но это не меняет того факта, что я принес письмо от моей мамы парню, которого она пыталась завербовать для чего-то, и вскоре после этого он — и его десятилетняя дочь — оказались мертвы. Я даже нашел их могилы, так что это не может быть недоразумением.

Он взял свой серебряный дневник и пролистал до прекрасно сделанного им детального рисунка двух маленьких надгробий, покоящихся бок о бок на захламленном кладбище.

Их эпиграфы были короткими и простыми:

Итан Бенедикт Райт II

Любимый Отец

Элеонора Оливия Райт

Любимая дочь

— Я принес им цветы, — пробормотал он, указывая на букеты ярко-синих незабудок, которые он нарисовал под именами. — Думаю, так делают некоторые люди, когда посещают могилы. В этом нет особого смысла, так как тогда цветы тоже завянут и умрут, так что это кажется еще более удручающим. Но…

— Вероятно, за этим кроется какая-то странная символика, но думаю, что большинство людей делают это, потому что так могилы выглядят немного менее мрачно, — объяснила Софи. — И я уверена, что любые другие посетители будут действительно рады увидеть их.

— За исключением того, что у них не будет других посетителей. Садовник сказал мне, что я был первым за все эти годы. Что, вероятно, имеет смысл. Моя мама не стала бы нападать на кого-то, у кого много друзей или семья. Она хотела бы кого-то, кто мог бы исчезнуть, и никто бы этого не заметил.

— Ну что ж… мы заметили, — заверила его Софи. — И когда-нибудь мы позаботимся о том, чтобы она заплатила за то, что сделала.

— Да? Я обошел буквально каждую улицу во всем Лондоне, пытаясь найти зеленую дверь, к которой принес это письмо. Но кто-то, должно быть, покрасил ее в другой цвет. И ничто не вызвало никаких воспоминаний. Даже когда я отправился на то место, где они умерли.

Он перевернул страницу, показывая рисунок довольно простого здания из красного кирпича, в котором размещалась Британская библиотека… и он нарисовал один из красных двухэтажных автобусов на улице снаружи, прямо там, где Итан и Элеонора были сбиты и погибли в результате того, что человеческие власти сочли «несчастным случаем».

— Разве это не принесло хотя бы небольшое облегчение? — Софи должна была спросить. — Знаю, что твоя мама была действительно хороша в том, чтобы портить твои воспоминания, но… похоже, ты бы что-то почувствовал на месте катастрофы, если бы был там, когда это произошло, или имел к этому какое-то отношение.

Мистер Форкл нашел доказательства того, что мама Кифа находилась в Лондоне той ночью, и у нее определенно было достаточно времени, чтобы убить их. Но Киф продолжал беспокоиться, что она могла вовлечь и его.

— Наверное. Не знаю. — Он захлопнул дневник. — Я просто должен знать, чего моя мама хотела от этого парня, из-за чего стоило убить его… и его дочь. Но я не смог найти ни одной зацепки.

— Ну что ж… Я не знаю, станет ли от того, что скажу тебе, лучше или хуже, — тихо сказала Софи, — но… у тебя есть рисунок символа, который был на письме твоей мамы?

— Конечно. — Он перевернул несколько страниц назад, чтобы увидеть идеальное изображение золотой печати конверта с двенадцатиконечной звездой, окруженной двумя полумесяцами разного размера, вдавленными в воск.

Софи указала на каждую метку и объяснила, что Веспера рассказала ей о связи со Стелларлун.

Киф закрыл глаза.

— Так что… это действительно моя вина.

— Как? Ты не просил быть частью чего-либо из этого!

— Да, но это не меняет того факта… что я есть!

На самом деле так оно и было.

Но она могла сказать, что он не был готов принять это.

— Мне не следовало тебе говорить? — спросила она, когда дневник выскользнул у него из рук.

Он смахнул его с колен… вместе с другими журналами, отправив их кувырком по усыпанной цветами траве.

Киф также бросил несколько своих цветных карандашей.

— Нет, все хорошо, — сказал он ей. — Мне нужны такого рода напоминания… особенно с тех пор, как я сидел здесь, жалея себя, потому что никто из моих друзей не захотел зайти и повидаться со мной. Как будто кто-то хотел бы…