Я выронила учебник математики, и он приземлился Картеру на ногу. Судя по звуку, удар получился болезненный.

Болельщицы захихикали.

Картер поднял книгу и, улыбнувшись, протянул ее мне.

— Извини, — промямлила я.

— Око за око, да? — спросил он. — Нога за лоб? Без проблем.

— Слушай, — сказала я, — мне бы хотелось побыть одной.

— Ладно. Без проблем, — кивнул он. Потом сделал шаг назад и отвернулся в другую сторону.

Я его обидела. Еще было не поздно забрать свои слова назад. Сказать, что на самом деле я так не думаю.

Но я не стала этого делать.

Я просто сказала: «Отлично, спасибо», — и не остановила его, когда он пошел дальше по коридору. Потом повернулась обратно к шкафчику, стараясь не обращать внимания на презрительные взгляды болельщиц. Захлопнула дверцу и гордо прошла мимо них.

Дети тьмы сидели во дворе. Когда я проходила рядом, никто из них даже не посмотрел на меня. Не то чтобы я хотела с ними общаться, но было бы приятно, если бы кто-то из них меня окликнул. Ладно, без разницы.

Я пошла в библиотеку. Подумала, что там я буду в безопасности: она всегда пустует. То утро не было исключением. Если не считать, что прямо передо мной на одном из растрескавшихся от времени оранжевых диванчиков сидел один-единственный ученик — Картер. Я вздохнула и подошла к нему.

— Алексис Уоррен, ты что, меня преследуешь? — спросил он, широко раскрыв глаза.

— Клянусь, я понятия не имела, что ты тут, — ответила я.

— Нет, я польщен, — сказал он, криво улыбнувшись, и осмотрелся по сторонам. Выглядел он как-то растерянно и вместе с тем (хоть мне и не хотелось это признавать) очень мило. — Но… я лучше пойду.

Внезапно я поняла, что он не самая худшая компания в мире.

— Ты пришел сюда первым.

Он пожал плечами и потянулся за рюкзаком.

— Ты можешь тут посидеть, если хочешь, — сказала я. Он накинул рюкзак на плечо.

Придется говорить прямо.

— Останься. — Мое сердце забилось сильнее.

Да, получилось очень даже прямо. Он откинулся на спинку старенького диванчика и улыбнулся.

— Я рассказал маме про ваш дом, и она пришла в ужас. Теперь умирает от желания увидеть его собственными глазами.

Я присела на диванчик напротив.

— Только этого нам не хватало. Чтобы архитекторы смеялись над нашим домом.

— Сразу видно, что ты не знакома с деятелями искусства Суррея. Чем ужаснее вещь, тем больше она им нравится.

Я не удержалась от смеха. Он, словно герой из фильма сороковых годов, всегда находил остроумный ответ. Его даже можно было бы назвать милым, если бы он так не напоминал Кена, вечного спутника куклы Барби.

— Извини, что нагрубила, — проговорила я.

— Когда именно?

— Ха-ха. Не так уж и ужасно я себя вела. — Мне не хотелось вдаваться в подробности.

Он посмотрел на потолок и поднял руку, словно был Гамлетом и держал в ней череп.

— Это, без сомнения, самый глупый вопрос за всю историю человечества. — Он сжал руку в кулак, как будто хотел что-то раздавить.

— Я такого не говорила, — возразила я.

— А мне твои слова запомнились именно так, — пожал плечами он. — Я их даже процитировал в своем блоге.

На моем лице, видимо, отразился ужас, и Картер расхохотался.

— Да шучу я, — сказал он. — Честно.

— Ты настоящий политик, — пошутила я. Только это прозвучало не так весело, как я ожидала. Даже наоборот, это прозвучало так невесело, что из разговора сразу исчезла вся легкость. Молодец, Алексис.

Где-то с минуту Картер молчал.

— Ты хотя бы не забыла надеть что-то краснобелое на День школьных цветов, — наконец сказал он, указав на мою одежду.

Я посмотрела на красную футболку, которую надела поверх белой рубашки с длинными рукавами.

— О, нет, — рассмеялась я. — Клянусь, я не специально.

— Это будет серьезный удар по твоей репутации, — заявил Картер. Сам он щеголял в безукоризненно чистой толстовке со школьной символикой.

— Я думаю, твоя репутация пострадает сильнее, — заметила я, — если твои друзья увидят тебя со мной.

Он пожал плечами.

— Думаю, ты этого стоишь.

Услышав эти слова, я почувствовала, что теряю способность здраво мыслить. Я попыталась изобразить на своем лице безразличие, но в результате мне удалось только высоко поднять левую бровь.

Он тоже приподнял бровь и улыбнулся.

— Я просто вспомнил, как впервые увидел тебя.

— На школьном телевидении.

Он покачал головой:

— Нет, раньше. В свой первый день в школе.

Я перевелся в середине сентября, уже шла третья неделя учебного года. Я ждал перед кабинетом директора, пока мама подписывала документы, и слушал, о чем разговаривают секретарши. Они возмущались, что какая-то ученица наклеила на все внедорожники на стоянке наклейки с надписью «Воздухозагрязнитель».

А, ну да. Тогда я активно боролась за чистоту окружающей среды.

— А потом зашла ты, и директор вышла тебе навстречу. А ты сказала ей, что ничего не наклеила на ее машину, потому что знаешь, что она стоит в очереди на покупку гибридного автомобиля.

Ага. Почему-то миссис Эймс все равно отнеслась к ситуации крайне неодобрительно.

Он снова улыбнулся, смотря куда-то вдаль.

— Это был первый раз. А второй… Это невозможно забыть.

Он говорил об идиотской телепрограмме.

— Лучше забудь об этом, пожалуйста, — поморщилась я.

— О чем ты? Ты была восхитительна. Просто невероятна. Разнесла их в пух и прах. Выставила всех дураками. И я это говорю не только потому, что благодаря тебе стал вице-президентом. — Он улыбнулся и прищурился, словно оценивал меня. — Тогда я сказал себе: Картер, ты обязан когда-нибудь сбить эту девушку с ног в школьном коридоре.

Не отдавая себе отчета, я отодвинулась и отвела взгляд.

— Что случилось? — спросила Картер.

— Я просто… не могу так.

— Что не можешь? Принять комплимент?

— Не могу оставаться собой, когда общаюсь с тобой. — Я пыталась подобрать слова. — Да, ты приятнее, чем я думала. И здорово, что ты любишь архитектуру, но…

— Что? — тихо спросил он, наклонившись ко мне.

— Не знаю, — ответила я. — Скажи что-нибудь искреннее. Все вокруг изо всех сил пытаются что-то строить из себя, а получается всегда одно и то же. Я так хочу, чтобы хоть кто-то сказал что-нибудь искреннее.

Он опустил глаза на ковер.

— Проехали, — сказала я. — Извини. Это было грубо, даже для меня. Я пойду. — Я взяла рюкзак.

— В прошлом году я пытался покончить с собой.

Рюкзак выскользнул из моей руки и упал обратно на диван.

— И мне пришлось перевестись в другую школу, потому что папа… — он горько усмехнулся, — мой папа — психиатр. Если бы кто-то узнал о том, что я сделал, его репутации пришел бы конец.

Я открыла рот и снова закрыла его, ничего не сказав.

— Здесь об этом никто не знает, — тихо проговорил Картер, глядя мне прямо в глаза и не мигая. — Кроме тебя.

— Мне очень жаль, — пробормотала я. Что еще можно сказать в ответ на такое признание?

— Не переживай, — отозвался он. — Это забавно, но… я не шутил по поводу твоего выступления на школьном ТВ. Ты, сама того не зная, очень мне помогла. Благодаря твоим словам все стало значительно проще. У меня появились друзья и дело, на которое можно тратить свободное время. Это… пришлось кстати.

Всегда к вашим услугам.

— Чем еще ты занимаешься? — спросил он. — Ну, когда не выступаешь на ТВ и не занимаешься экологическим терроризмом.

— Да ничем особенным, — ответила я. Разговор вернулся в обычное русло, но я не возражала. Теперь я знала наверняка, что хорошенько подумаю, прежде чем попросить кого-то поговорить со мной искренне.

— Ничем? Не увлекаешься спортом? Или, может быть, рукоделием? — Он наклонился ко мне.

— А… Ну, мне очень нравится фотографировать.

— Правда? — Он склонил голову набок.

— Да, правда, — засмеялась я. — Я делаю черно-белые снимки. У меня дома есть фотолаборатория.

— Гражданский долг обязывает меня спросить: почему ты не делаешь фотографии для школьных альбомов?