И теперь Оле хотелось донести правду до тех, кто продолжает отчаянно стремиться к красивой жизни, и предостеречь от возможных ошибок. Меня её желание искренне заинтриговало. Я сама не чужда миру моды и считаюсь в последнее время человеком сведущим в этой сфере, мне хотелось как можно скорее погрузиться в диссертацию Оли и посмотреть на этот мир изнутри, её глазами.
– Как ты думаешь, кто эти девушки, которые выставляют фотографии из Дубая, где они то позируют в нарядах люксовых брендов на фоне шикарных апартаментов, то в откровенных купальниках на палубах белоснежных яхт? – спросила меня Оля в нашей следующей беседе.
– Ну, понятное дело: дочери богатых родителей или знаменитости, – не задумываясь ответила я.
– Приведу тебе в ответ простейшую статистику. Когда я жила на Ибице и подрабатывала барменом на яхте, то на вечеринках там было девяносто пять процентов девушек и только пять процентов парней. И кем, ты думаешь, были эти девицы? Эскортницами. Хозяин этой яхты жил с пятнадцатью девушками сразу и менял их через каждые десять дней. Он делал с ними всё, что только придёт в голову, требовал безукоризненного подчинения, даже если его приказы были совершенно абсурдны и унизительны. Девушки вели себя, как рабыни. Смотреть на всё это здравомыслящему человеку было невыносимо. Самое обидное для меня, что все девушки были русские.
Слушая подругу, я вспомнила разговор с Екатериной Шаровой, обладательницей титулов «Мисс улыбка мира», «Миссис Россия» и телеведущей. Она же – хозяйка продюсерского центра Fashion Cinema, человек, глубоко погружённый в перипетии сферы моды. Долгое время Катя жила на Кипре, в Греции и других странах. Однажды она пригласила меня поучаствовать в проекте – снимали фильм про свадьбу с её участием. Специально для Кати мы шили свадебное платье, много общались, и как-то в разговоре она сказала, что именно русские женщины не умеют себя ценить. И вновь я услышала схожую точку зрения по поводу падения рейтинга женских достоинств. И именно русских женщин. Но ведь были времена, когда россиянки славились не только своей красотой, но и гордостью, самоуважением, и они, видимо, канули в лету.
Позже ко мне обратились организаторы одного из российских конкурсов красоты и предложили быть спонсором: предоставить вечерние платья для участниц. В ходе переговоров меня стали одолевать сомнения. С одной стороны – это был проект мирового масштаба, с другой – условия, выдвигаемые организаторами, постоянно менялись. Что-то мне всё это не очень нравилось, и появилось предчувствие чего-то не совсем корректного. Я решила узнать об этом конкурсе побольше и позвонила Кате. Она ответила:
– Я переживаю за репутацию твою и твоего бренда. Советую не участвовать.
Не буду подробно описывать причины, которые Катя перечислила не в пользу организаторов этой подозрительной затеи. Скажу коротко, что и здесь была замешана проституция. И опять-таки недостатка в моделях, желающих принять участие в этом сомнительном мероприятии, не было. Молодые, красивые, они словно рвались в бой, стараясь продемонстрировать свои лучшие достоинства. Несмотря на то, что девушки наверняка знали, какое будет «послесловие» у этого конкурса.
Что скрывается за фото в глянце
Оля продолжала свой рассказ:
– Когда я ещё училась в универе, у меня была идея снять «силиконовых моделей» без макияжа и грима. Как это ни странно, нашлись даже желающие принять участие в моей затее. Мне хотелось показать, как они выглядят на самом деле и какая правда скрывается по ту сторону профессиональных ретушированных фото.
Я слушала Олю и размышляла о моделях, с которыми мне доводилось сотрудничать: им всем казалось, что с ними что-то не в порядке, не было абсолютно никакой уверенности в себе и в своей внешности. И всё же многие считают их идеалом и стремятся выглядеть, как они. Но красивая картинка – это лишь уловки глянца, мало совместимые с реальной жизнью.
– Меня отвернуло от моды, когда я работала шопером в крупной компании, – призналась Оля. Вся эта индустрия внушает нам состояние ущербности, неполноценности. Постоянно повышая стандарты и предлагая новые цели в виде всё более дорогих и «необходимых» сумок, представленных в журналах максимально привлекательно и поданных как базовая необходимость счастливой жизни.
Я слушала Олю и соглашалась с ней. Когда листаю журнал в самолёте, вижу сплошные призывы: купи, купи, купи – шубу, сумку, машину. И, чтобы приблизиться к образцам счастья из рекламы, мы покупаем всё слепо, без разбора, как зомби. Но мы, сами того не подозревая, наделяем эти вещи незаслуженной силой, и совсем не верим в то, что без них можем жить полной жизнью.
– Работая шопером, я познакомилась с восемнадцатилетней девушкой. В обеденный перерыв, когда я уходила есть суши за восемь фунтов, она скупала все новинки, которые мы только что снимали для каталога. А рекламировали мы только самые новые брендовые вещи, которых не было ещё ни в одном из магазинов. Замечу, что девушка жила в очень хорошем доме в престижном районе Лондона. И она жаловалась мне, что её отец обанкротился, и ей приходится носить сумку Hermès её мамы…
Да уж, остаётся только посочувствовать таким драматических обстоятельствам. Я даже порадовалась, что мне неведомы подобные печали.
– В университете нам объяснили, кто такие метросексуалы, – продолжала Оля. – Согласись, что основным рынком сбыта продукции индустрии моды всегда являлись исключительно женщины. Мужчины в большинстве своём этим не интересовались. А маркетологам срочно требовалось расширить аудиторию продаж. Вот они и придумали метросексуалов – мужчин, которые ухаживают за собой, вкусно пахнут и нравятся женщинам. Именно такой образ современного истинного мачо они постепенно, ненавязчиво стали внедрять в мужское сознание. Так и появились метросексуалы – мужчины, насмотревшиеся модных журналов, пристально следящие за всеми трендами. И сами женщины стали подталкивать своих любимых выглядеть именно так, как на фото в рекламе: рубашка, костюм, галстук, нижнее бельё, причёска, всё до мелочей – ведь только так можно стать успешным. Когда понты дороже денег
Тема потребления довольно занимательна, это я точно знаю на примере моих клиенток. Очень многие невесты, приходя в салон, практически незамедлительно, даже не познакомившись с готовыми моделями, называют сумму, которую готовы потратить на платье. Маленькая она или большая, значения не имеет.
– Здравствуйте! Есть ли у вас платье до двадцати пяти тысяч рублей?
– Конечно, подберём! – Определяемся с фасоном и начинаем мерить. Если платье чуть подороже, но идеально село, девочки-консультанты звонят мне и просят разрешения о небольшой скидке для клиентки. Я, конечно же, соглашаюсь – не хочется расстраивать невесту и лишать её счастливых эмоций, а себя – благодарных отзывов.
Да, иногда у невесты действительно ограничен бюджет. А бывает и так, что молодые просто расписываются без пышных торжеств. Они делают этот выбор осознанно и не тратятся на свадьбу. Признаюсь, я поддерживаю и разделяю такой подход. Тем более что в состоянии предложить платье безупречного качества по вполне разумной стоимости.
Но иногда встречаются девушки, которые не обозначают чётко рамки бюджета.
– Подскажите, в пределах какой суммы вы хотите подобрать платье? – тактично спрашивают клиентку консультанты салона. И невеста не без некоторого пафоса отвечает, что в бюджете она не ограничена. Такое, правда, бывает в одном случае из ста.
Ещё в начале своей карьеры я с радостью готова была сделать значительную скидку близкой подруге. Но услышала ответ, повергший меня в недоумение:
– Катя, я не хочу, чтобы моё платье стоило меньше двадцати тысяч!
Дело было давно, и эта сумма для свадебного наряда в то время была довольно внушительной.
Случалось не единожды, когда невесты вместе со своими подругами влюблялись в конкретное платье так, что рыдали от счастья. Спросите, что в этом такого? Да дело в том, что платье-то они не покупали. Уходила невеста со словами:
