– Войска вернулись с востока, – крикнул полукровка, уже запрыгивая на лошадь. Он повторил это для меня, ведь не стал бы уезжать, подробно не отчитавшись перед постовым. – Я вернусь, как только станет известно что-то еще.

Индис хлопнул лошадь по крупу, и та, заржав, ринулась на тракт, в то время как наездник отчаянно пытался не слететь с ее спины. Эльф повернулся ко мне, и я отметил, что впервые видел его лицо таким: серым, осунувшимся, с напряженными до скрипа челюстями, отчего скулы его делались острыми, как клинок. Он поднял на меня глаза, и плещущаяся в них тревога тут же захлестнула и меня.

– Они вернулись, – повторил Индис, скорбно оглядываясь на силуэт Греи. – Зашли в город через западные ворота, чтобы не попасться нам на глаза. Амаунет пал. Перебили всех.

Войску понадобилось поразительно мало времени, чтобы не просто добраться до восточного государства, но и одолеть его. Король Аббад славился тем, что был для своего народа почти божеством; его почитали, беспрекословно выполняя приказы. Мне не верилось, что его подданные могли так легко сдать крепость чужакам.

– О, ты еще не слышал про трофеи, – горько усмехнулся Индис, заметив страх и непонимание на моем лице. – Островной принц казнил всю королевскую семью и вернулся в Грею с их головами на седле. Дикарь.

Все мое существо содрогнулось. Король Амаунета был на редкость плодовитым мужчиной – впрочем, как я слышал, на востоке это было в порядке вещей, – и количество его детей исчислялось десятками. Островитяне не внушали мне доверия, но я сомневался, что их принц настолько бесчеловечен.

Отвечая на немой вопрос в моих глазах, Индис добавил:

– Да. Всех детей – тоже.

Как только наступило утро, я, игнорируя просьбы и предупреждения Индиса, отправился прямиком к азаани. Мне было плевать, как с ней говорить – как с главой народа или как с матерью близкого друга, как со старшим товарищем или как с равной себе, – я чувствовал, что должен был рассказать ей все, что знал, и как можно быстрее. Я хотел защитить свой народ.

Азаани сидела на плетеном троне в главном зале Дворца Жизни. Хоть горные эльфы и даровали лесному народу камень, природа все равно внесла свои коррективы в архитектуру здания. Стены и пол зала – как и многих других комнат – были покрыты вечнозелеными травой, мхом и плющом; они питали строение силой и сами подпитывались его неизменностью и непоколебимостью. Гармония, которой могли бы достигнуть и эльфы, если бы пути братских народов не разошлись.

Эвлон, из раза в раз поражающий меня своими размерами, уткнулся носом в плечо Маэрэльд, божественным светом освещая ее лицо. Она медленно гладила оленя по голове, что-то ласково шепча. Сначала ухо священного животного нетерпеливо дергалось, намекая королеве на нежелание слушать, но затем Эвлон и вовсе затряс головой, будто выгоняя из нее все, что она только что ему поведала. Мне впервые доводилось видеть отсутствие у них единодушия. Поднявшись, олень одарил спутницу возмущенным взглядом, отошел на несколько метров и устроился на траве неподалеку от трона. Спокойный, устремивший взгляд вдаль, он был похож скорее на статую, окутанную неземным свечением, нежели на животное, и от этого его могущество изумляло лишь сильнее.

Обратив внимание на гостя, потребовавшего аудиенции в столь ранний час, Маэрэльд встала, сложила руки на животе и поприветствовала меня медленным кивком.

– Здравствуй, Териат, сын Айреда, – произнесла она тихо, не проявляя особенного интереса. – Чем я могу помочь тебе в это чудное утро?

– Жаль сообщать, моя королева, но солнечный свет не избавляет нас от тени опасности, нависшей над лесом, – начал я серьезно, с каждым словом говоря все громче. Если мои слова услышит кто-то еще, азаани будет сложнее от них откреститься. – Я знаю, мы живем в мире с людьми, и я всегда ценил это. Однако вы помните, как наши братья и сестры из северных земель сообщали о тревожащих их нападениях?

Вопрос был риторическим, потому в ответ азаани лишь кивнула.

– В Грею прибыло войско с острова Куориан, но их целью оказались вовсе не гиблые земли Эдронема, – продолжил я, замечая, как глаза эльфийки сужаются, а подбородок поднимается, открывая напряженную шею. – Они были на востоке, в Амаунете, и вернулись оттуда не бойцами, а завоевателями. Семья короля Аббада убита, как стадо скота, жестоко и бездумно, и неизвестно, сколько невинных полегло на пути войска к замку.

Маэрэльд медленно осмотрела меня, а затем оглянулась на Эвлона. Тот, в свою очередь, тут же отвернул морду, дав понять, что не собирается давать советов. Несколько разочарованная, эльфийка вновь повернулась ко мне, и на несколько мгновений дворец погрузился в звенящую тишину.

Я понимал, что едва ли первым сообщил об этом королеве, но, казалось, был единственным, кто попытался побудить ее к действиям.

– Ты предлагаешь нарушить мир с людьми? – резко спросила азаани.

– Нет, – закашлявшись от неожиданности, ответил я. – Напротив. Полагаю, они нуждаются в нас, как никогда. Король совершает безумства не просто так. Он правит Греей давно, и, оглядываясь на прошедшие годы, кажется, что подобное – не в его характере. Прежде он прислушивался к вам. Быть может, необходимо привести его в чувства, напомнить, что жестокость не приводит к добру – лишь к войне. Оскорбленные вернутся мстить, и…

– Ты не знаешь людей, – перебив меня, покачала головой Маэрэльд. Сойдя с пьедестала, она взяла мою ладонь и накрыла ее своей. Зеленый океан ее глаз накрыл с головой, волнами пытаясь потопить мои стремления, и я опустил взгляд, стараясь сфокусироваться на словах. – На месте Греи рождались и погибали королевства, еще чаще – сменялись короли. Ты несправедлив к Эвеарду. Уверяю тебя, люди обожают безумства. Он завоевывает чужие королевства сейчас, чтобы свергнутые короли затем пришли за его землями, и этот круг не прерывается тысячелетиями. Полагаю, их устраивает такое положение дел.

– Я уверен, что все не так однозначно, – продолжал твердить я. – У меня… есть знакомый в замке, и он считает, что старшая дочь короля с недавних пор сильно влияет на решения совета. Быть может, это как-то связано? Прошло не так много времени с тех пор, как вы сами собирали нас на поляне, и мы обсуждали, что…

– С тех пор многое изменилось. Стычка в Эдронеме была проверкой на внимательность. Или же тренировкой перед походом на восток. Впрочем, все это более не имеет значения, ведь цель их известна и, более того, достигнута. Нашего народа она не касается, – равнодушно ответила азаани. – Больше ни один эльф не доносил мне о подозрительных действиях. Кроме тебя. Вероятно, твой источник не так надежен, как тебе кажется.

– Уверяю вас, он близок к королю, и…

– Ты не дипломат, Териат, – бросила Маэрэльд, и я наконец осмелился поднять взгляд. Ее лицо стало серьезным и жестким; от привычной материнской теплоты не осталось и следа. Ни сочувствия, ни злости, ни замешательства; лишь легкое раздражение оттого, что ей приходится разбираться с фантазиями юного дурачка. – Ты не твой отец. Не думаю, что лезть в дворцовые интриги – хорошая идея.

Сравнение с отцом, как и всегда, сыграло на самых тонких струнах моей души. Я прекрасно знал, что и в подметки ему не гожусь, но то, что при этом он был эльфом лишь наполовину, делало параллель еще более уничижительной. В моем распоряжении была вечность, которую я мог наполнить чем угодно, ведь в мире обязательно существовало место и дело, уготованные именно мне. Однако по неизвестной мне причине каждый в лесу считал своим долгом указать на то, что планки отца мне никогда не достичь, а охотиться на кабанов и, видимо, однажды быть ими затоптанным – все, на что я мог рассчитывать.

Ярость обожгла все мое существо. Почему желание помочь не встречает на пути ничего, кроме пренебрежения матери народа? Да, порой матери произносят слова, которые ранят, желая оградить чадо от ошибок и трудностей, но впервые я чувствовал в себе силы воспротивиться навязчивой заботе.