– Коллега прав! – вынужден был признать Маклуски, – Послушайте, Смит! Я обращаюсь вам как к медицинскому работнику: По вашему мнению, через какое время после приёма сыра наступила смерть Иглза?
Слегка почесав в затылке, Смит ответил:
– Ну, допустим, часа через полтора.
– Прекрасно! – кивнул головой Маклуски, продолжая расхаживать по комнате, – Итак, полтора часа… К сожалению, нам неизвестно, какую дозу проглотил Иглз; неизвестны нам и свойства предполагаемого яда. Мы не знаем, каким образом он воздействует на организм в зависимости от возраста испытуемого, его роста, веса, пола, самочувствия и так далее. Чтобы исключить возможность ошибки, нам придётся продлить время эксперимента до двух с половиной или даже трёх часов… Доддс, засеките-ка секундомер!
– Уже засёк! – отрапортовал Доддс.
Надо заметить, что знаменитые столичные детективы никогда не носили при себе ни наручных, ни карманных, ни нашейных, ни каких-либо других часов. Они полагали, что в их непростой работе часы приносят больше вреда, чем пользы – они занимают лишнее место и только затрудняют им свободу манёвра. К тому же из-за возможного разнобоя в показаниях часов могли случиться досадные недоразумения… Таскать с собой дополнительный бесполезный груз Доддс и Маклуски считали излишней роскошью. А на случай крайней необходимости они всегда имели при себе специальный секундомер…
Итак, Доддс засёк секундомер и выложил его на середину стола, возле свёртка с остатками сыра… А Маклуски протянул Смиту пинцет, которым он брал сыр, и предложил:
– Пожалуй, его не мешало бы продезинфицировать… Вдруг в этом сыре действительно был яд, неизвестный науке?
– Ладно, как-нибудь продезинфицирую на досуге! – пообещал доктор, засовывая пинцет в нагрудный карман, – Значит, вы намерены сидеть тут целых три часа? Ну что ж, ничего не имею против! Сидите дальше – а я, с вашего позволения, посижу снаружи на скамейке. Если я вам вдруг понадоблюсь, крикните в дверь – и я сразу прибегу!
После ухода доктора в комнате стало немного попросторнее, а у Маклуски слегка прибавилось свободы манёвра при хождении взад-вперёд.
– Как вы себя чувствуете, Ривз? – ещё раз осведомился он.
– Да вроде бы неплохо, – ответил испытуемый, – Я думаю вот о чём: Интересно, а сколько времени наши бюрократы будут тянуть с выдачей свидетельства о смерти?
– Чьей смерти? – уточнил Доддс, – Вашей?
– Да нет же! Я говорю о моём дяде… В законах указан трёхдневный срок. Если я не получу свидетельство в течение трёх дней, я буду иметь полное право пожаловаться в вышестоящую инстанцию. Затягивать с этим делом нет никакого резона, – углубился в бытовые заботы Ривз, – Как только получу свидетельство, сразу взломаю комнату старика и распотрошу его сундук. Лом уже припрятан у меня под кроватью, – он указал на лавку, – Интересно, в чём он хранил свои сбережения: в деньгах или в ценных бумагах? Я бы предпочёл сразу получить наличность… Возиться со всякими акциями или облигациями мне бы не хотелось. Играть на бирже я не собираюсь – значит, мне придётся продавать их по рыночному курсу.
Но это – дело тонкое… Как бы не прогадать и не остаться с носом…
– Кстати, Маклуски! – послышался голос Доддса, сидящего на лавке, – А что мы собираемся делать, если яд на испытуемого не подействует?
– Этот вопрос мы обсудим с вами потом, когда рядом не будет посторонних, – ловко ушёл от ответа Маклуски, – Посторонним ни к чему знать о наших планах, – добавил он, обходя табуретку с сидящим на ней Ривзом, – Ведь если яд не подействует, испытуемый останется в курсе всех наших разговоров. А яд пока и в самом деле почему-то не действует… Ривз, как там ваше здоровье?
– Великолепно! – заверил испытуемый.
– Это ещё ничего не значит, – возразил Доддс, поглядев на тикающий секундомер, – Прошло всего-навсего семь минут!
В комнате на некоторое время воцарилась задумчивая тишина, нарушаемая лишь методичным поскрипыванием половиц под ногами Маклуски да еле слышным тиканием секундомера. Все трое участников эксперимента продолжали сосредоточенно размышлять каждый о своих собственных проблемах… (Ради соблюдения чистоты эксперимента столичные детективы не стали закуривать трубки, опасаясь, что их дым может негативно отразиться на здоровье испытуемого.) Но вот Доддс прервал затянувшееся молчание:
– А ведь мы так и не успели допросить этого Иглза! Уж сколько раз собирались за него взяться, да всё руки и ноги почему-то не доходили…
– Увы, теперь его уже не удастся отправить на скамью подсудимых, – согласился Маклуски, – К сожалению, посмертных отсидок в Уголовном Кодексе не предусмотрено.
– Я бы сказал, что этому Иглзу всегда ужасно везло, – подхватил интересную тему Доддс, – Помнится, года полтора назад его задержали и поместили в камеру здесь, в Крукроуде, за очередное сквернословие в общественном месте. Это случилось как раз под Рождество… Мы с вами спешно собрались и выехали сюда, чтобы его допросить. Но мы всё равно опоздали – его уже успели отпустить на свободу в честь праздников. (Дескать, на Рождество все охранники отдыхают, и сторожить задержанных всё равно некому.) Мы поселились в здешней гостинице и терпеливо дожидались, пока праздники закончатся… Но после Рождества наступил Новый год; затем – восточное Рождество; затем – восточный Новый год; затем – китайский, японский и ещё какой-то Новый год. (Всё это время охранники, разумеется, отдыхали.) А едва праздники подошли к концу, нас вдруг срочно вызвали в какое-то другое место по какому-то другому делу… Абсурд, не правда ли? В здешней гостинице – целых три номера, а в месте лишения свободы – только один. Тем не менее в праздники гостиница почему-то работает, а камера отдыхает… Мы уже давно предлагали Фицрою подыскать себе другое место для камеры предварительного заключения. Но этому Фицрою, как всегда, всё до лампочки…
– Разумеется, ему до лампочки, – подтвердил Маклуски, – На все наши доводы у него готов один ответ: «А что я могу сделать? Я – всего-навсего исполняющий обязанности начальника городской полиции. Вот если бы я был полноценным начальником…»
– Но и после этого случая судьба хранила Иглза от нас с вами, – продолжал рассуждать Доддс, в задумчивости глядя в потолок, – Он ещё несколько раз по нескольку дней сидел в здешней камере, но мы в это время были заняты какой-то посторонней ерундой и приехать сюда не смогли. Наконец, прошлым летом этого Иглза вдруг задержали у нас, в Лондоне, когда он хулиганил на бирже. Он целую неделю просидел в каком-то лондонском СИЗО. Уж тогда-то мы просто обязаны были его допросить! Но на следующий же день, как назло, приключилось Брокингемское ограбление… Нас всех срочно перебросили на него, а про Иглза все как-то забыли. Он успел спокойно отсидеть весь срок и радостный вернулся обратно в свой Крукроуд. Нам опять не удалось его допросить… Кстати, о Брокингемском ограблении! Недавно я вычитал в какой-то газете, будто эти трое подозреваемых…
– Ривз, что с вами? – спросил вдруг Маклуски.
Детективы перевели свои проницательные взгляды на подозреваемого и сразу заметили в его облике некоторые странные изменения. Он больше не выглядел таким здоровым, как прежде. Лицо его неестественно покраснело, а выпученные глаза беспорядочно бегали по сторонам. При этом его ещё и трясло, как в лихорадке…
– Ривз, с вами всё в порядке? – забеспокоился Маклуски, – Вы можете говорить?
– Я не убивал дядю! – закричал Ривз так пронзительно, что у детективов отпали все сомнения насчёт его способности говорить, – Я не давал ему яда! Он помер сам!
– Да, вполне возможно, – не стал возражать Доддс, – Эта гипотеза до сих пор не опровергнута – так что причин для переживаний у вас пока нет.
– Я не мог дать ему яд! – продолжал кричать Ривз, – У меня вообще не было никакого яда! Честное слово, я и сам не знаю, отчего он помер!
– А нельзя ли поспокойнее? – пристыдил подозреваемого Маклуски, – Мы вот тоже не знаем, отчего погиб Иглз – но мы же не вопим, как недорезанные!
