– Мы понимаем, что вы никуда не торопитесь, – согласился Маклуски, – Но у вас в заключении томится подозреваемый… Неужели ему придётся отсиживать пожизненный срок, пока вы будете возиться с этим несчастным куском сыра?

– Мне очень жаль, но ничего тут не поделаешь! – Смит равнодушно развёл руками, – Не я этого Ривза туда сажал – не мне его и выпускать. Пока Фицрой не вернётся, подозреваемому придётся посидеть в камере!

Доддс и Маклуски вопросительно переглянулись между собой. Как водится, они понимали друг друга не только с полуслова, но и вообще безо всяких слов.

– Пожалуй, мы будем вынуждены вмешаться в эту историю! – решительно произнёс Маклуски, – Иглз был предположительно связан с Брокингемскими подозреваемыми, а у нас с Доддсом имеются особые полномочия по этому делу, – (оба детектива незамедлительно достали из-за пазухи и предъявили Смиту свои секретные Брокингемские вкладыши), – Раз Ривз является племянником Иглза, мы просто обязаны немедленно его допросить! Ну а после этого его можно будет смело отпускать на свободу…

– Если вы оформите всё должным порядком, то я возражать не стану! – улыбнулся Смит.

– За нас не волнуйтесь: Мы своё дело знаем! – заверил Доддс.

Примерно через час два прославленных детектива и доктор Смит уже сидели в допросной комнате местного пункта лишения свободы напротив задержанного… (За этот час Доддс и Маклуски успели ещё раз сбегать в гостиницу и обратно, а заодно забежали в местный магазин и внимательно изучили образцы местного сыра.) Единственная на весь Крукроуд камера находилась в здании какого-то товарного склада, а охраной заключённых по соглашению с полицией занимались сами охранники этого склада. (Только особо посвящённые лица знали, каким образом подобные непростые деловые взаимоотношения были отражены в официальных отчётных документах.)

Когда подозреваемый был введён в допросную комнату, детективы устремили на него свои проницательные взоры. Они видели подозреваемого впервые в жизни и испытывали к нему естественный профессиональный интерес… Ривз оказался субъектом немного моложе среднего возраста. Южный загар за минувшие полгода уже успел сойти с его бледной кожи. Он был тих, серьёзен и молчалив. Неисправимые оптимисты могли бы заподозрить в нём законопослушного и рассудительного гражданина, если бы не его излишне настороженный взгляд из-под мрачно насупленных бровей.

– Вот мы с вами и познакомились, Ривз! – в задумчивости произнёс Маклуски; сидящий напротив подозреваемый равнодушно кивнул головой, – Сейчас мы зададим вам несколько дежурных вопросов и отпустим вас домой… У нас уже приготовлен бланк на ваше освобождение! – он кивнул на лежащий перед ним на столе листок. (В его правом нижнем углу была оттиснута печать с надписью «Доддс и Маклуски. Следователи с особыми полномочиями».)

– Только не думайте, что вы уже окончательно вышли на свободу! – предостерёг подозреваемого Доддс, – Между прочим, у нас в саквояжах имеется в два раза больше бланков на арест, чем на освобождение…

Немного подумав, Ривз поинтересовался:

– А по какой статье вы сможете снова меня арестовать?

– Нам не хватит жизни, чтобы перечислить все эти статьи, – с достоинством ответил Маклуски, – Но не будем тянуть кота за рога! Перейдём к самому главному: Ривз, вы были заинтересованы в смерти своего дяди?

– Ещё как! – не стал скрывать подозреваемый, – Я должен получить всё его наследство как единственный родственник.

– Значит, вам его смерть была выгодна, – сделал вывод Доддс, – А не пытались ли вы её ускорить?

– Были у меня такие мысли! – кивнул Ривз, – Едва только я вернулся из Азии, сразу начал думать, как бы избавиться от старого хрыча…

– Ходят слухи, что он был богат, – как бы к слову заметил Маклуски.

– И к тому же не составил завещания! – подхватил Ривз, – Совсем голова не варила у старика! (Я имею в виду: в юридических вопросах.) Ведь знал же, что после него всё достанется мне, а завещание не написал! Думал, наверно, что ещё сто лет проживёт… Денег скопить ума хватило, а на завещание ума не осталось! – с презрением подытожил он.

– Мы давно подозревали, что у Иглза водились денежки, – подтвердил Доддс, – Интересно, а сколько именно?

– Пока сложно сказать, – покачал головой Ривз, – Старикан держал свои дела в секрете ото всех, а от меня – особенно. Никто точно не знает, в чём он хранил свои сбережения: в наличности, в ценных бумагах или в каких-нибудь драгоценных слитках… Как-то раз я залез на дерево и заглянул к нему в окно на второй этаж. Вы не поверите: У него в комнате стоял вот такой сундук! – Ривз раскорячился во все стороны, показывая размеры сундука, – Когда старикан был дома, то садился на этот сундук верхом, как на топчан; когда уходил на улицу, то запирал окно и дверь на три замка. (Всё боялся, как бы кто-то его не обчистил.) Если шёл в магазин, то прятал ключи где-то в лесу в каком-то дупле. (Он опасался, что в магазине кто-нибудь по пьяному делу залезет к нему в карман и их сопрёт.)

– Верно! – подтвердил Смит, – Позавчера он пришёл к нашему участку прямо из магазина, с бутылкой в руке. При задержании ключей при нём не оказалось… Как мы теперь попадём к нему домой, я пока не представляю.

– Нет ничего проще! – возразил Ривз, – У меня дома под кроватью припрятан лом. С его помощью дверь можно открыть ещё быстрее, чем ключами… (Заодно этим самым ломом можно будет взломать и сундук.) Мне осталось только получить справку о смерти старика – тогда я буду иметь полное право завладеть его имуществом. И не помогут ему никакие запоры! – злорадно добавил он, – Как он ни трясся над своим сундуком, всё равно всё достанется мне. Не спасут его ни замки, ни решётки на окнах… Вы видели, какую решётку он приварил себе на окно? Даже у вас в камере решётка раза в два тоньше… Это он сделал как бы от меня – всё боялся, что я залезу к нему в окно и доберусь до его драгоценного сундука. Когда он увидел меня на дереве напротив окна, то сразу побежал жаловаться в полицию – дескать, я хотел его ограбить. Но полиция ничего мне не сделала. Никаких улик против меня у него не нашлось… (Мало ли, на какое дерево я залез! У нас – свободная страна, и граждане могут свободно сидеть на деревьях, если им это нравится.) Так ничего полиции и не доказал, хоть и ругался с ними целый день. Его самого посадили в камеру на трое суток за оскорбление полицейских работников…

Лондонские детективы внимательно слушали монолог подозреваемого, согласно кивая головами. С каждой минутой дело представлялось им всё более интересным…

– Ривз, мы должны задать вам очень важный вопрос! – взял слово Маклуски, – Доктор Смит поделился с нами весьма любопытной информацией… – (Ривз настороженно повернул голову к Смиту), – Вы будто бы неоднократно хвастались перед местными жителями, что якобы привезли из Азии какой-то яд, неизвестный науке. И вы вроде бы собирались отравить им вашего дядю… Вы можете подтвердить или опровергнуть эту информацию?

– Конечно! – с горячностью заявил Ривз, – Да, я это говорил. Ну и что с того? Мало ли, что я кому сказал! У нас – свободная страна. Каждый может нести какую угодно чушь – но посадить меня за это никто права не имеет… Вы меня голыми руками не возьмёте! – предупредил он в запальчивости, – Я пролистал законодательство от корки до корки и точно знаю, что статей за болтовню в нём не предусмотрено! У нас наказуемы только реальные дела, а не слова… Например, если у меня дома вдруг найдут план государственного переворота, этого будет ещё недостаточно, чтобы обвинить меня в попытке свержения законной власти; так ведь?

– Ах, вот как? – мгновенно отреагировал Маклуски, – Стало быть, у вас дома имеются какие-то планы?

Ривз перевёл свой настороженный взгляд на Маклуски… Впрочем, Доддс поспешил его успокоить:

– Вы абсолютно правы: Пока ваше участие в государственном перевороте не будет подтверждено документально, никто не сможет вынести вам обвинительный приговор.

– То-то же! – ответил Ривз, – Но я говорю вам совершенно серьёзно: Я дядю не травил! – он действительно говорил это с совершенно серьёзным видом, – Похоже, у него внезапно забарахлило сердце…