Вдали послышался звон колокольчиков, и немного погодя к лугу подкатили на трех парах лошадей земский начальник, становой и землемер. Япар с дружками приехал на телеге, урядник — верхом.
Со всех лугов стал собираться народ.
Становой и земский начальник, покуривая, разговаривали между собой.
— А ведь охотничий сезон наступил, Константин Ильич. Когда соберемся на охоту?
— Надо как-нибудь, Матвей Николаевич.
Землемер снова приладил теодолит. (Егор так и не дал его сломать.) Япар взял вешку. Двое мужиков пошли, волоча за собой мерную ленту.
Среди косарей поднялся ропот. Один мужик, не сдержавшись, вырвал вешку у Япара из рук.
— Не дадим нарезать элнетские луга!
— Не дадим! Не дадим!
Зверев нахмурился. Становой погладил кобуру. Урядник, не слезая с седла, посмотрел в сторону леса.
— Миряне, разойдитесь, не мешайте работать землемеру! — крикнул земский начальник.
— Не отдадим луга Панкрату! — закричали в ответ.
— Чего вы хотите? — спросил земский. — Пусть скажет кто-нибудь один.
Вперед выступил Егор.
— Ваше высокородие, мы от вас ничего не хотим… Только закрепить луга за Панкратом не позволим.
— Вы ведь сами подписали приговор на выделение земли Панкрату Ивановичу.
— Приговор выдан на то, чтобы принять его в общество, а не на то, чтобы отдать ему элнетские луга. Да и приговор Паикрат Иванович получил обманом, споил людей на сходе.
— Я не знаю, как он получил приговор, знаю только, что аркамбальское общество этот приговор подписало. А раз так, то при разделе общей земли он имеет право закрепить за собой свой пай.
— Пусть закрепляет в другом месте, а здесь не. дадим! — крикнул Пашай.
— Не дадим! Не дадим! — закричали все в один голос.
Земский что-то сказал становому.
— Разойдись! — гаркнул становой. — Убирайтесь отсюда! Не мешайте!
— Пусть останутся только уполномоченные, — добавил Зверев.
— Сами убирайтесь!
— Не уйдем!
— Последний раз предупреждаю: разойдитесь! — снова рявкнул становой.
— Сами уходите!
— Мы не уйдем! Не уйдем!
Еще издали Сакар услышал крики. Он пошел на шум и вышел к запруде. Перебравшись через запруду на другой берег, он пошел на. голоса.
С ружьем под мышкой Сакар подошел к гудящей толпе.
— Чего шумите? — спросил он у какого-то мужика.
Тот не успел ответить, как раздался крик:
— Стражники!
С дальнего конца луга подходили стражники с винтовками наперевес. Граненые штыки сверкали на солнце. Испуганные женщины принялись уговаривать мужей:
— Пойдем… Пусть делают, что хотят!..
Но уйти никто не успел, стражники загородили путь.
— Кто вас подстрекал на такое беззаконие? — прокричал Зверев. — Выдайте зачинщиков, а сами можете идти на работу.
— У нас нет зачинщиков!
— Нет! Нет!
Япар подошел к земскому и указал на Егора Пайметова:
— Вот этот подстрекал народ!
— Взять его!
Стражники схватили Егора. Пашай кинулся на выручку. Один из стражников ударил его прикладом, и Пашай ткнулся головой в землю.
Кто-то из задних рядов бросил камень» он пролетел над головой Зверева. Земский хрипло крикнул становому:
— Усмирите!
Становой отдал приказ открыть огонь. Прогремел залп.
Женщины, как безумные, с визгом заметались по берегу Элнета. Мужики кинулись в разные стороны: кто — в реку, кто — в кусты. Не убежали лишь Егор с Пашаем, и Сакар, который не мог взять в толк, что тут происходит.
Стражники окружили Сакара.
— Еще с ружьем пришел, сволочь!
Не взглянув на Егора и Сакара, земский сел в тарантас.
— Допросите их как следует! — сказал он становому. — Оставьте урядника охранять землемера. Раненого отправить в больницу.
Земский начальник уехал. Пятеро стражников повели Егора и Сакара в Аркамбал. Пашая уложили на телегу.
Землемер-наладил теодолит, Япар взял вешку, два мужика снова потянули мерную ленту…
После полуночи к Григорию Петровичу и Василию Александровичу нагрянули с обыском.
У учителя не нашли ничего компрометирующего. Тетрадь со своими стихами ему удалось незаметно сунуть в стопку ученических тетрадей. А на них урядник не обратил внимания.
Обыск у Василия Александровича проводил становой. Ему удалось, найти запрещенную книгу.
Становой тотчас же отправил Василия Александровича в Царевококшайск. Туда же повели и Сакара с Егором.
Вечером земский начальник вызвал к себе Григория Петровича.
Придя к Звереву, учитель застал у него станового. У Григория Петровича сжалось сердце.
На столе стоял кипящий самовар, бутылки коньяка и водки.
Как только Григорий Петрович вошел, появилась нарядно одетая Маша.
— Налей, — приказал Матвей Николаевич.
Маша налила три стакана чаю.
— Теперь иди, нужно будет, позову.
Бесшумно ступая, Маша вышла.
— Григорий Петрович, Константин Ильич, прошу к столу. Наливайте, Константин Ильич. Я выпью водки. — И Зверев налил себе большую рюмку.
Становой налил коньяка себе и Григорию Петровичу.
— Ну, будем здоровы! — Матвей Николаевич осушил свою рюмку и кивнул на вазу с конфетами: — Лимонные, очень хороши к коньяку. Берите масло, сахар, Константин Ильич, между первой и второй не задерживаются.
Становой снова наполнил рюмки.
— Матвей Николаевич, а вы?
— У меня большая, хватит и одной.
— Зато у нас градусов больше!
— Ну, чего там спорить, пейте. Пейте, Григорий Петрович, вы молодой.
Григорий Петрович не заставил упрашивать себя, но его не оставляла тревожная мысль: «Зачем он меня позвал?»
— Константин Ильич, — послышался голос земского, — налейте, выпьем еще по одной.
После третьей рюмки Григорий Петрович успокоился. Становой показался ему хорошим человеком, а про Матвея Николаевича и говорить нечего — прекрасный человек! А где же Тамара с Ольгой Павловной? Почему они не вышли к столу?
— Григорий Петрович, — начал Зверев, — вы знаете, что мы любим вас, как родного. Вы еще молоды, у вас жизнь впереди. Нам известно, что вы пошли по неправильному пути. Нам очень жаль вас, потому что вас обманули. Вы прекрасно понимаете, что мы могли бы немедленно вас арестовать и отправить в Царевококшайск. Но мы этого не сделаем… Константин Ильич, налейте-ка еще по одной.
Становой налил, и Матвей Николаевич продолжал:
— Скажите нам, кто, кроме лесника, состоит в вашей группе, кто у него бывал? Ну, вы бывали, Кугунерова, Пайметов, Пашай… А еще кто?
— Больше никто не бывал.
— А из заводских?
— Я на завод не ездил.
— А Василий Александрович ездил?
— Не знаю.
— Константин Ильич, налейте еще.
— Матвей Николаевич. — Учитель встал. — Я больше пить не буду, у меня и так уже голова кружится.
— Сядьте, Григорий Петрович, — жестко сказал Зверев. — И выслушайте меня внимательно. Один раз я вам простил, в другой раз — не прощу. Революционера я не пожалею, будь он мне хоть родным сыном. У вас еще есть время выбрать. Подумайте: перед вами два пути. Или арест, тюрьма и Сибирь, или вы останетесь здесь и будете жить спокойно. Выбирайте. Если хотите остаться здесь, то дадите подписку, что будете сообщать нам все, что знаете или узнаете впредь об учителях соседних школ. И не станете никуда ездить, не известив нас, куда и с какой целью направляетесь.
— Я и так никуда не езжу. О других учителях мне ничего не известно.
— Напрасно не ездите, надо поддерживать знакомства. Теперь станете их навещать. Если нужны деньги на лошадей, мы дадим.
— Иными словами, вы предлагаете мне стать провокатором и доносчиком? Нет, этого никогда не будет!
— Вы, Григорий Петрович, меня не так поняли. — Голос земского снова зазвучал ласково. — Мы хотим сохранить вас для вашего народа. Вы мечтаете улучшить жизнь черемис. Если вы останетесь в школе, то сумеете приносить ему пользу. Даю вам десять минут на размышление. Константин Ильич, пойдемте в кабинет.