— Сейчас же позови фельдшера и сиделку, больного разденьте и положите на койку, — перебил доктор.
Сторож ушел.
— Иона Кондратьевич, — сказал учитель, — такого сторожа нельзя держать при больнице. На вашем месте я его сегодня же выгнал бы.
— Э, Григорий Петрович, в наше время трудно найти добросовестного работника… Испортился народ.
В приёмный покой вошли фельдшер и сиделка. Следом шел сторож.
— Гавриил Григорьевич, Клавдия Федоровна, — сказал доктор, показав на Сакара, — надо немедленно устроить этого больного.
— Свободных коек нет, Иона Кондратьевич, — ответил фельдшер.
— Принесите из чулана. Иван, поворачивайся побыстрее!
Сторож побежал за койкой.
Сакар громко застонал: видимо, он хотел повернуться, и боль пронзила все его тело.
Сиделка наклонилась, положила ладонь на лоб Сакара.
— У него жар. Голова как огонь!
Она быстро вышла в другую комнату и вернулась в белом халате. Надел халат и фельдшер.
Через четверть часа Сакар уже лежал под одеялом.
Ему поставили термометр. Ртутный столбик подскочил выше сорока.
Доктор долго щупал тело парня мягкими пальцами и наконец сказал:
— Повреждены два ребра, но не сломаны. Это не беда, человек молодой, через месяц выздоровеет. Беда в том, что у него начинается пневмония. Он слишком долго пробыл в сырой одежде.
3
Девушки пасли скотину на аркамбальском лугу.
Прекрасен весенний день. Под лучами солнца поднимается пар над подсыхающей землей. Небо над лесом, что растет по ту сторону Элнета, синее-синее.
Чачи смотрит на лес, на холм, что возвышается за лесом. Там за холмом в низенькой избе живет старушка… А сын этой старушки не выходит у Чачи из головы.
Где сейчас Сакар? Что он делает?
Неподалеку прыгают мальчишки, играют в чехарду. Девочкам так играть неприлично, они собирают ранние цветы, плетут венки.
Девушки заняты вышиваньем. Чачи тоже вышивает нашмак[11].
Одна из девушек заводит песню:
Солнце яркое сверкает
Над полями и лесами.
И плывет медовый запах
Над зелеными лугами.
От цветка к цветку по лугу
Пчелка быстрая летает.
Как цветок, порой весенней
Мое сердце расцветает.
— Как хорошо весной! — сказала другая девушка. — Эх, была бы всегда весна!
— Глупая ты, Ови, весной только богатым хорошо, а таким беднякам, как мы, весной хуже всего, — возразила Чачи. — Посмотри на свою корову, она еле-еле ноги передвигает. А разве с осени она такая была?
— Слава богу, что хоть сама на ноги встала, — грустно отозвалась Ови. — Зимой поднимать приходилось.
— А у нас мука кончилась, так что же теперь — слезы лить, так, что ли? — вмешалась в разговор третья девушка. — Брат ушел бурлачить. По полтиннику в день зарабатывает. Проработает десять дней, купит пять пудов муки. Чего, там тужить! — И девушка пошла по лугу, весело напевая, как беззаботная птичка:
Ни большой, ни малой елки
Без иголок не бывает.
Хоть высокий дуб, хоть низкий, —
А без листьев не бывает.
Луг широкий и лужайку
Травка буйно покрывает.
На большом и малом поле
Та же озимь вырастает.
Улица иль переулок, —
А без нас не обойдется.
Каждой девушке в деревне
Парень по сердцу найдется.
Молодому парню тоже
Жить без милой не годится.
Далеко ли друг иль близко, —
А душа к нему стремится.
Услышав слово «бурлак», Чачи снова посмотрела за реку. Далеко-далеко поднимается над лесом серый дым. Это на делянках жгут хворост. Сучья потолще откладывают на дрова, тонкие сжигают. В том лесу зимой работала на смолокурке и Чачи. Там она встретилась с Сакаром… Сакар… Богатырь Нончык… Сегодня он не выходит у нее из головы. Чачи запела:
— Что там видно вдали?
— Там гора стоит.
— Что там видно вдали?
— Белый мерин бежит.
На седле у него
Ярко свечка горит.
Только то не свеча,
Чье-то сердце горит.
— Чачи, о чем у тебя болит душа? — спросила Ови.
Чачи взглянула на подругу. Та смотрела на нее с таким участьем, что Чачи рассказала ей о Сакаре.
— Почему же ты грустишь, ведь он любит тебя…
Чачи вздохнула:
— Были бы у меня крылья, полетела бы, хоть одним глазком взглянула на него…
Послышался звон колокольчиков. Со стороны села подъехали две пары лошадей, запряженные в тарантасы. За ними шла толпа мужиков с кольями, топорами и лопатами в руках.
Яшай, отец Чачи, нес длинную жердь с красным платком на конце.
Сзади ехала телега, доверху нагруженная столбами, покрашенными с одного конца красной краской. На другом конце каждого столба был прилажен брусочек и сделан затес шириной в две ладони. На всех затесах выжжен орел.
Тарантасы остановились на краю поля. Из одного вышли земский начальник и землемер. С другого Егор Пайметов спустил на землю какой-то блестящий круг на трех ножках. На этот круг землемер поставил другой круг с трубкой.
С другой стороны, от деревни, подошли нурмучашские мужики. Землемер показал им какие-то бумажки.
— Сейчас будем проверять старые межи.
Он долго смотрел в бумагу, потом приказал поставить столб возле старой межевой ямы на бугре.
Вместе с мужиками прибежали ребятишки. Среди них вертелся Януш. Увидев сестру, он сказал:
— Чачи, иди-ка сюда, я тебе что-то скажу.
Брат и сестра отошли в сторону.
— Дядя Сакар. в больнице, — прошептал мальчик.
— Какой Сакар? — не сразу поняла Чачи.
— Да тот, который был у нас зимой. В суд вы с ним вместе ходили.
— Ой, что ты!
— Я сам его видел. Утром учитель водил нас в больницу. Он там в углу на полу лежал… У него ребра поломаны…
Дальше Чачи не слушала. Наказав Япушу присмотреть за коровой и овцами, она опрометью побежала в село.
Две недели Сакар не приходил в сознание. Две недели каждое утро прибегала Чачи к Клавдии Федоровне, и каждый раз Клавдия Федоровна встречала девушку одними и теми же словами:
— Очень плох…
Клавдия Федоровна пустила Чачи к Сакару лишь на третий день.
Увидев Сакара в белой рубашке, Чачи заплакала: было похоже, что он лежит не на койке, а в гробу.
— Родня? — спросила сиделка.
— Родня, родня…
— Если в первые две недели не помрет, значит, выздоровеет…
Эти две недели показались Чачи бесконечными. Но вот и они прошли. Рано утром прибежала она к Клавдии Федоровне. Что-то она скажет сегодня?
— Кризис миновал, — сказала Клавдия Федоровна. — Теперь поправится. Но все же ему придется пролежать в больнице еще месяц. Приходи вечером, принеси ему молока и яиц…
Словно на крыльях, вернулась девушка домой. Вечером она налила в бутылку парного молока, сварила яиц всмятку и, пока не остыли, понесла в больницу.