Суконные обмотки.

Железные подметки!

Земля вовек не видела

Уверенней походки.

ПОЭЗИЯ МОЯ, ТЫ — ИЗ ОКОПА

АНАТОЛИЙ АБРАМОВ

НАДПИСЬ НА КНИГЕ

«СОВЕТСКИЕ ПОЭТЫ,

ПАВШИЕ

НА ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЕ»

Это — наша судьба.

Это мы в этой книге.

Кто не мог в тех боях отпылать, отболеть

И погибнуть в огне,

Как Майоров, как Инге,

И в безвестной солдатской могиле истлеть?

Кто не мог оказаться

в застенке кровавом.

Как Меркулов,

на нарах царапать стихи

И за то, что считал он

и счастьем и славой,

Стать золою иль горстью могильной

трухи?

Но потом обрести

на планете зеленой

Чистый голос, в котором —

и правда и честь.

На планете,

почти что на смерть обреченной.

Но спасенной бойцами —

такими, как здесь.

ВИКТОР АВДЕЕВ

МОЕ СОВЕРШЕННОЛЕТИЕ

Мне восемнадцать было под

Москвой…

Сухих ветвей обугленные плети

Болтались на ветру. И все на

свете.

Казалось, брошено вниз головой.

Был черен снег. Враг прямо

в сердце метил.

Но я и оглушенным был живой —

Так начиналось совершеннолетье.

Мне восемнадцать было под

Москвой.

В разгаре девятнадцатой весны —

Судьба России, камни Сталинграда.

Могли ли отступить мы. если рядом

Тела однополчан погребены?

Не знали мы. что город был

закатом

фашистских орд, закатом всей

войны…

Я жить хотел — и верным был

солдатом

В разгаре девятнадцатой весны.

Двадцатилетье. Курская дуга —

Как радуга из подвигов и славы.

Налево — Курск, Орел в дыму —

направо.

Здесь враг впервые «тиграми»

пугал.

Прибита рожь к земле дождем

кровавым.

Свинцовый дым распластан

на лугах.

Не знаю, есть ли в мире крепче

сплавы —

Двадцатилетье, Курская дуга.

Приказы Родины. Ищите в них

Мой первый год из третьего

десятка.

Ветрами раздувало плащ-палатку.

Встал вновь на место пограничный

штык.

Как сто пудов — саперная лопатка.

Приказы Родины — вот мой дневник.

Хотите, назову их по порядку?

Они дороже мне настольных книг.

Мне было под Берлином двадцать

два.

Победой шелестели дни апреля,

В последний раз под лезвием

шрапнели

Подрезанная падала листва,

Брели понуро немцы по панели.

Приподнялась над бруствером трава.

И мы к параду чистили шинели…

Мне было под Берлином двадцать

два.

ГАЛИНА БЕДНОВА

ДОМ ПАВЛОВА

 Стояли насмерть русские бойцы

В сплошном огне и без воды

во фляге.

А ветер разносил во все концы

Предсмертный крик и крик «ура!»

в атаке.

Над Волгой непрерывный взрыв и

гром,

И страшен враг, звереющий

в бессилье.

Но разве можно взять обычный дом,

В котором поместилась вся

Россия?!