прохожих. Ее сердце билось в унисон моему – мы были вместе боевой единицей. Я был

готов к любым неожиданностям, она – тоже, но, слава Богу, они нас миновали. Это было

поистине суровое, полное переживаний время. Сказать, что моя спутница меня любила –

мало. Идя на каждое свидание – она шла на подвиг!

И где-то недели через две сделала мне приятный сюрприз. Ее папа работал

путевым мастером на железной дороге. И на очередную встречу она принесла небольшой

аккуратный ящичек, тщательно упакованный в вощаную промасленную бумагу.

Девушка неплохо держала паузу, медленно вскрывая перед моим нетерпеливым

взором жесткую, противно скрипящую обертку. И, наконец, во всей красоте предстал ее

королевский дар: два десятка крупных, идеально круглых малинового цвета таблеток с

белыми жестяными усиками по бокам. Это были железнодорожные шумовые петарды. В

отличие от моего автомата – настоящие. Тревожная жизнь скрывающегося от злых

преследователей рыцаря-одиночки стала набирать новые обороты…

Теперь вечерами мы отправлялись к трамвайным станциям Большого Фонтана.

Тщательно оглядывали место действия, а затем я на расстоянии полутора метров друг от

друга надежно прикреплял усиками к трамвайной рельсе две металлических малиновых

таблетки, и мы неспешно отходили в сторону. Колючий ветер пробирал насквозь, мы

стояли, тесно прижавшись, и в наших лицах читалась неколебимая уверенность в

необходимости и торжестве избранного нами дела.

И вот из-за поворота появлялся трамвайный вагон, плотно набитый пассажирами и

ярко изнутри освещенный, который с дребезжанием несся к месту установки заряда. Нас

охватывало волнение в ожидании вселенской катастрофы. Верная соратница, засунув

ледяную ладошку ко мне в карман, крепко сжимала мою руку. Секунды складывались в

вечность…

Знаете ли вы, что такое железнодорожная сигнальная шумовая петарда? Их тогда

использовали для экстренной остановки поездов в случае крайней необходимости. Эта

микро-мина издавала не просто хлопок, а настоящий взрыв, и даже спящий машинист

мгновенно просыпался и твердой рукою рефлекторно рвал на себя спасительный стоп-кран.

Может ли представить себе читатель, что происходило в трамвае, когда одна за

другой петарды рвались под его колесами?

Вагон резко, с каким-то воющим звуком останавливался, пассажиры падали друг

на друга, водитель быстро выскакивал и начинал осматривать рельсы, в воздухе стояла

страшная ругань и проклятия. А мы тихо отходили на заранее подготовленные позиции…

Наша рельсовая война, впрочем, как и этот дивный роман с восторженной

девушкой, окончились так же внезапно, как и начались. Здесь надо сказать, что отношение

к оружию у моей пассии было двойственное: она им безмерно восхищалась, и в то же

время – страшно боялась. Как-то хозяйка моей квартиры Циля предупредила меня, что

будет отмечать день рождения своей подруги и у нее же останется ночевать. «Подругу»

эту я хорошо знал: это был тощий штурман с сухогруза «Ольвия». Разумеется, я не

преминул воспользоваться представившейся возможностью провести целую ночь со своей

романтической возлюбленной, совершив тем роковую ошибку.

20

Описывать ту ночь не стоит, она хорошо памятна нам обоим, мне, может быть, больше, потому что утром, проснувшись, я обнаружил, что моей любимой уже нет, а на

автомате, чутко оберегавшем наш ночной покой на отодвинутом в сторону стуле, белеет

записка:

«Мерзавец! Ты такой же ненастоящий, как эта деревянная палка!»

============

ЛЮСЯ, ЛЮСЕНЬКА, ЛЮСЬЕНА…

Если попробовать разделить жизнь человека на три условных периода: молодость, зрелость и старость, то первому из них более всего присущи мысли о будущем (планы, мечты, надежды на их свершение). Зрелость тоже не лишена некоторых мечтаний, но

человека более всего начинает интересовать уже день нынешний. А вот старость

характерна тем, что завтрашний день тебя интересует все меньше и меньше, зато как

приятно, другой раз, вернуться в далекую молодость, окунуться в былые добрые времена, особенно когда есть там вспомнить что-нибудь занимательное.

Моя первая супруга, милая Люсенька, всегда была мягкой и отзывчивой. У нее

было доброе сердце и только один малюсенький недостаток, но об этом несколько позже.

Впрочем, и на солнце бывают пятна, а человек есть человек: как ему хотя бы без малых

слабостей?

Я познакомился и стал с ней встречаться, буквально, через месяц после

возвращения из армии, когда она еще училась в десятом классе. Люся была настоящей

красавицей в моем тогдашнем восприятии: высокой, стройной, с заметными округлостями

и смешливыми ямочками на упругих девичьих ланитах. А щедрая грудь и чуть

полноватые, с округлыми коленками длинные ноги…

Поступали в пединститут мы вместе: я – на русское, она – на украинское отделение

филфака. Так сказать, будущие учителя изящной словесности. А через два года родилась

Раечка. Люся пробыла с ней дома все лето, а с сентября, благодаря моей маме, которая, чтобы иметь возможность ухаживать за долгожданной внучкой, ушла на пенсию, продолжила учебу на третьем курсе.

Так вот, всем была хороша моя женушка, грех мне на неё жаловаться, вот только

одна деталь настораживала. Моя избранница была большой любительницей чего-нибудь

приврать. Причем, лгала она не столько для выгоды, сколько из подлинной любви к этому

высочайшему искусству. Пройдут годы, я посмотрю фильм, где герой органично, как

рыба в воде дышит, обманывает всех вокруг, вспомню милую Люсеньку и пойму ее

любовь к всяческим выдумкам как средство и способ сделать жизнь интереснее, скрасить

унылые будни, изменить вокруг что-то, ничего не меняя.

Впрочем, если задуматься, то случаи, когда Люсьена получала от своего вранья

явные дефиниции, тоже иногда встречались. На третьем курсе экзамен по зарубежной

литературе у нее принимала Марианна Георгиевна Андреева, возможно, мой самый

большой недоброжелатель в институте, с которой я (не считаю уместным приводить здесь

причину, но она и сегодня для меня весома) годами не здоровался. Представляю, как была

счастлива эта рафинированная москвичка, когда жена ненавидимого ею комсорга литфака

не ответила ни на один вопрос вытянутого билета.

– Что же это вы так подкачали, голубушка… – с притворным укором пропела она, -

разве можно так небрежно относиться к серьезному предмету…

21

Марианна, не раскрывая, отодвинула по направлению к провалившейся студентке

зачетную книжку. Это означало «двойку» и автоматическое снятие стипендии.

И тут у Люси – на хрустальной слезе, с неподдельным волнением – вырвалось

чистосердечное признание:

– Вы знаете, я сама не пойму, что со мной происходит… Голова – пустая, как орех, все как-то смешалось, говорю, не зная что… Муж вечером снова привел в дом своих

дружков, напились, не давали доченьке спать, она, бедная, буквально захлебывалась от

крика! Я уж и так, и эдак, пыталась их успокоить, да где там… А как он унижал меня, показывал дружкам, кто в доме хозяин…Просила их уняться, говорила, что завтра

экзамен, хотела с дочкой уехать домой к своим родителям, а они дверь заперли и

смеются…

Я действительно ничего сейчас не соображаю, вы уж извините меня, Марианна

Георгиевна, что отняла у вас время!

Преподаватель удивленно расширила глаза и вздернула выщипанные брови. Ее

лицо выразило крайнюю степень негодования. Чувствовалось, что только что она

убедилась по поводу супруга незадачливой студентки в своих самых худших подозрениях.

Изверг и кровопийца! И еще имеет наглость вызывающе, при встречах с ней, отворачиваться в сторону!

– Как я вас понимаю, голубушка! – воскликнула она. – Ну и мерзавец он, однако!