– Может, ты мне объяснишь? – Таир налил себе холодного чаю.

– Трудно объяснить, когда сам не понимаешь, чайник согреть?

– Не надо. Рассказывай.

– Да ничего я не знаю. Пропадают люди. Целыми семьями. Аглая, гиена порченая, имущество наследует. Или она, или кто из ее приспешников, – Шевин помолчал, спросил: – Вот скажи, где ты сестру нашел, и что это за девица странная?

– Почему странная?

– Так перепуганная же. И не похожа на наших. И речь. Странно так «г» произносит, с придыханием каким-то.

– А если я тебе еще скажу, что она была бескрылой…

– Как? Этого не может быть!

– Но – было. Сам видел.

– Может, выпьем винца? – предложил Шевин. – У меня здесь есть, красное, кислое.

Шевин поднялся и зашел за печь. Звонко цокнули раздвигаемые Шевином бутылки, он немного повозился и вернулся в кухню. Таир смотрел, как Шевин разливает вино. В свете свечи оно играло красками от розового до глубокого бордового. Шевин нарезал тонко сыр и вяленое мясо, сел напротив.

– Так расскажи подробней, что это за девица, и где ты нашел Дану.

– Девица спасла Дану от пантеры. Аглая совершает обряды жертвоприношений на своем острове.

Шевин поперхнулся.

– Ба! Вот… гиена порченая! Как?

– А как в древних книгах написано, – Таир помолчал, разглядывая на свет напиток, поворачивая и наклоняя бокал. – Впрочем, не зря же она несколько лет провела в монастыре. Читать научилась.

Тявкнул пес, подбежав к порогу. Таир с бокалом в руке вскочил и бросился за печь. Шевин направился к двери. В полумраке сакли сложенные за спиной крылья придали его тени вид огромного, фантастического существа. Шевин выглянул, осмотрелся, закрыл двери.

– Да, гиена порченая, – сказал он, возвращаясь к столу, – пуганые мы какие стали. Это кошка пробежала.

Таир вернулся за стол. Мужчины замолчали надолго. Наконец, Шевин спросил:

– Так тебе Дана рассказала?

– Она ничего не помнит. Но я утром осмотрел деревню на острове.

– Там есть деревня?

– Несколько пустых хижин на сваях. Посредине – высокое бревно, пропитанное запекшейся кровью.

Шевин даже рот открыл и выпучил глаза. Таир усмехнулся.

– Меня интересует, как это все делается, что никто не знает? – спросил он, глотнув вина.

– Да. Так Дана не помнит? Может, поит чем? Есть тут у нас Максимыч. Травки ходит, собирает. Помнишь Максимыча? – Шевин подпер подбородок кулаком.

– Помню. Впрочем, плохо помню, смутно.

– И я давно не видел. Надо бы слетать, посмотреть, – Шевин взял ломоть хлеба, положил сверху мясо, поднес ко рту и застыл. Вдруг встрепенулся: – Так ты мне о девчонке расскажи.

– Сам не знаю ничего. Только то, что Дану спасла. Я когда подлетал к острову, видел в лунном свете, как она тащила ее на себе к хижине от столба. Как затаскивала наверх, не знаю. Потом выскочила кошка, – Таир помолчал. – Котенок её.

Шевин наклонился вперед, жадно вглядываясь в его лицо.

– Так что кошка?

– Вспорола деревянный столб, как плуг землю. Кинулась на Киру. Та внизу еще была. Убил я зверя. С земли Киру бескрылую поднял, а в хижину вошла – крылья волочились.

Шевин даже присвистнул, хлопнул ладонями по бокам, потом взъерошил волосы. Таир налил вторую чашку чая.

– Что ты думаешь? – спросил он.

– Так ведьма она, девка твоя. Точно!

– Что же это, испуганная ведьма? – усмехнулся Таир, отправляя в рот очередной кусок мяса.

– Так крылья!

– Нет, тут что-то другое. Отведешь нас в монастырь? Пещерой.

– Отведу, чего ж не отвести, – Шевин усмехнулся. – А ты спрашивал, кто она?

– Говорит, в шторм попала. Меня больше волнует Аглая с ее жертвоприношениями. С девчонкой пусть монахи разбираются. Ладно, пойду спать. Оставим размышления на утро. По городу погуляю… Присмотрюсь, что к чему.

– Иди, я не усну теперь. Вот же, гиена порченая!

Возле Киры сидел единственный друг – коричневый с подпалинами дог Лорд. Это ему она доверяла свои тайны. Хотя и тайн особых не было. Мама возилась на кухне. Кира слышала, как она гремит кастрюлями. Лорд сидел на полу перед Кирой и внимательно слушал. Кира рассказывала про остров, Дану и Таира, спрашивала, как ей быть. Лорд глубокомысленно и гордо кивал, не говоря ни слова. А Кира так надеялась на помощь. Она хотела подняться, чтобы пройти на кухню, к маме, но ноги почему-то не двинулись, будто налитые свинцом, хотела встать, но Лорд положил на колени тяжелую лобастую голову и придавил. Кира поняла, что выбраться не может, разволновалась, попыталась оттолкнуть пса, теперь руки, словно ватные, не двигались. Она хотела крикнуть, позвать маму, язык странно завяз во рту, Кира рванулась, что есть сил, и проснулась.

Не вставая с постели, огляделась, поняла, что находится внутри развалин башни метров пяти в диаметре. Вдоль округлой стены кверху поднималась лестница. Разлом прошел несколько выше деревянного перекрытия. На стенах штукатурка местами облупилась, оголив каменную кладку, ржавые перила лестницы кое-где погнулись и упали. Над перекрытием на стене башни лежали листы ржавого железа. Вряд ли в непогоду они хорошо защищали, потому что сквозь щели ярко светило солнце.

Стараясь не разбудить Дану и Таира, Кира подошла к лестнице, осторожно поднялась к самому верху, откуда пробивались солнечные лучи. Заглянула в дыру между стеной и железом. Стена оказалась толстой, не менее тридцати-сорока сантиметров. Между железными листами, служившими крышей, и стеной образовался зазор с полметра из-за неровности обвалившейся стены маяка. Получилось довольно большое открытое оконце, в котором Кира увидела живописную бухту. На противоположном мысу веселые домики, сады. Берег между мысами казался нежилым. Там виднелись развалины, поросшие травой и кустарником. За ними – знакомая горная гряда. У Киры перехватило дыхание. Она узнала бухту и горы за ней. Даже раздавшийся сзади шум крыльев не заставил ее оторваться от открывшейся панорамы. Дана мягко опустилась рядом.

– Как ты?

– На тарелке была надпись «Чайка Геленджик», – вместо ответа сказала Кира, заглянула в глаза Дане, – из такой точно тарелки я реально ела позавчера на завтраке.

– Да? – Дана удивленно смотрела на Киру. – Что это значит?

– А там, – Кира указала на зазор, в который только что смотрела, – там развалины Геленджика. Сутки назад я там плавала на матрасе.

– Я не понимаю.

– Я тоже. Может, я умерла? И это мой рай или ад?

– Нет, мы живы. А Геленджик разрушен более пяти сотен лет назад.

– Я там была позавчера! – Кира почти кричала, из глаз покатились слезы. – Там все было прекрасно! Реально! Люди гуляли, купались. И все без крыльев. – Обе молчали. Кира снова приникла к окну, оглядывая берег. – А это, – Кира повела рукой вокруг, – развалины маяка на Толстом мысу. И не вчерашние, им уже много лет.

Кира облизнула сухие, обветренные губы, села на ступени лестницы. Когда она заговорила снова, ее голос дрожал, она сама это заметила и тут же взяла себя в руки.

– Я не знаю… рай, ад, бред… Надо собраться в кулак. Надо успокоиться, нельзя размазывать сопли.

Раздался звонкий заливистый лай. Девушки спланировали вниз. Прислушались около провала. Кошка пыталась вырваться из рук Даны, даже оцарапала ее. Через несколько минут лай стал отдаляться. Кира оглянулась – Таир проснулся и, приподнявшись на локте, тоже внимательно слушал. Наконец донеслось покашливание и добродушное ворчание Шевина:

– Что ты раскричался, заячья душа, будто бы впервой, а? Небось, всех перебудил.

На пороге появился Шевин. Он щурился, войдя со света в полумрак развалин.

– Встали все? Я как раз завтрак готовил, а тут облет.

– Какой облет? – спросил Таир, поднимаясь.

– Да давно уже облетают. Градоначальник организовал полицию. Как в прошлом.

– Из-за Аглаи?

– Думаю, да. Тут у нас люди пропадают, я говорил тебе ночью. Вот и сестра твоя. Чудом каким-то вернулась. Как исчезла, так и все. Не найти!