— Тебе-то что за дело, Максим? — огрызалась тетка. — Я что, не имею права на личную жизнь? Ты вечно на поддаче и даже не замечаешь, что в доме порядок и все делается вовремя: постирано, выглажено, выметено, дети накормлены и уложены. В шесть утра я заступаю — и до ночи, а где я провожу ночь — никого не касается… У нас с Сивковичем серьезные отношения. Вы же с Савелием не захотели отдать мне детей? Вот тогда я бы точно уехала в Гнилушку, и ничего б не было. Мне семья нужна, я еще родить могу…

— Мы этот вариант обсудили, и на том точка. Не желаешь в деревню — выходи за Оську, я и сам как-нибудь управлюсь. — Смагин мрачно взглянул на сестру. — Только вот что, Галина, я тебе прямо замечу. Сивкович мужик хороший, но языкатый и с норовом. Будущего у него — ноль. Даже жилья не выслужил. Вы где с ним ночуете? Ну вот. Выше майора Оське не прыгнуть, ему уже под пятьдесят…

— Откуда тебе знать, Максим? — перебила она. — А если и так? Уедем с ним в Винницу, у него там родня… Да ничего мне не надо. Мы любим друг друга.

— Дура ты, Галка. Если не сложится у тебя с Оськой, назад дороги не будет, ты нашего папашу знаешь, — отец махнул рукой. — Живи как живется, пока дают… И пусть он лучше сюда ходит, переселим Вальку к Александре. А то скачешь ночами по офицерским общагам…

Сивкович начал бывать в их доме, однако вмешался дед Карп, и до свадьбы дело не дошло.

«Майоров нам не надо, — объявил он бабушке, — тем более без порток. Ты окороти, Клавдия, эту вертихвостку, пусть домой возвращается…»

Клавочка тут же поехала в райцентр звонить дочери.

— Старый пень, — кричала тетка Галина в мокрую от слез телефонную трубку. — Что ему все неймется? Что у нас за семья такая — сплошь контуженные? Мама, я люблю его и замуж хочу! О каком таком долге перед отцом и братом ты мне толкуешь? И слушать ничего не стану, не трать время впустую…

У Александры, как обычно торчавшей за дверью, начало щипать в носу — до того несчастным был голос тетушки. Ей стало жаль ее, но не настолько, чтобы расплакаться. Вокруг бушевали чужие взрослые страсти, но они не затрагивали их с Валентином замкнутое существование. Тем временем в ее маленьком сердце уже поселилось собственное большое чувство — к младшему брату. Он всегда был рядом, нуждался в защите, и предать его она не могла. Кроме Валентина, никто Александру по-настоящему не интересовал.

Разрешилось все просто: майор Сивкович обиделся, исчез и перестал звонить. А в начале июня тетка уехала с обоими детьми в деревню, чтобы потом, начиная с осени, еще год провести в городе, присматривая за Александрой и Валентином. Таков был уговор с Максимом, и единственное условие — никаких мужчин, никаких, как он выразился, «особых отношений».

В то лето на Гнилушку обрушилась очередная сушь; зелень быстро потеряла свою свежесть, на далеком горизонте висела тревожная пыльная пелена, и только сосны стояли за домом непоколебимо. Ни бабочек, ни кузнечиков, даже мухи разучились летать и передвигались ползком. Александра сразу после завтрака усаживала брата в летнюю коляску и, обливаясь потом, увозила подальше от душного дома. Как только оба исчезали из поля зрения, о них быстро забывали. Они устраивались в тени за свинарником, не обращая внимания на вонь, визг и грызню его обитателей. Там, у бревенчатой стены, покрытой изумрудным мохом, почему-то всегда было прохладно, и рядом росла густая сочная трава. Александра стелила на траву толстое стеганое одеяло, усаживала брата, раскладывала игрушки, и они возились с ними до самого обеда, пока бабушка Клавдия не звала за стол. Потом оба укладывались вздремнуть на старой железной кровати на веранде; вообще-то говоря, спал только Валентин, а она лежала, бездумно разглядывая трещины в досках потолка. Брат был розовощекий, белобрысый, с крутым влажным лбом, и во сне у него часто бурчало в животе. Александра обращалась с ним строго, особенно когда Валентин упрямился и долго не засыпал, и от этого чувствовала себя его мамой…

Тетушка покорилась воле семьи, вернулась в дом брата и ни разу даже не поинтересовалась, как поживает ее самая большая любовь. Смагин как-то вскользь упомянул, что Сивкович подал в отставку по выслуге и подался в родные края. Галина успокоилась; год прошел в хлопотах и детских болезнях, в беспутстве и дебошах Максима. Теперь отрадой для тетки стал Савелий — он заканчивал курс в училище, время от времени оставался ночевать и не забывал похвалить ее пирожки с консервированной вишней.

Затем снова было лето в деревне, а осенью отец отдал обоих в детский сад. Тетка Галина осталась в Гнилушке — мстительно дожидаться кончины Карпа Михайловича, клятвенно обещавшего лишить ее наследства, если она наперекор его воле выйдет за своего майора.

Ясли-сад был круглосуточный, и забирали их оттуда только по выходным. Чаще приходил Савелий — вот тогда бывал праздник с пряниками, чаепитием и игрой в прятки. Несмотря на все опасения, дети практически не болели, и лишь тогда, когда Александра уже пошла в школу, на Валентина свалилась загадочная аллергия. Неделями у него был заложен нос, опухало горло, а тело там и сям покрывалось островками мокрой сыпи. Грешили на пыльную осень, еще на что-то, но так или иначе мальчишку пришлось забрать из садика. В доме появилась приходящая нянька. Отец, не стесняясь детей, спал с ней, она же на короткое время заставила Смагина отказаться от алкоголя.

Это была молчаливая, очень добрая женщина средних лет, работавшая медсестрой в туберкулезном диспансере до тех пор, пока у нее не началось странное недомогание: внезапно начинали ходить ходуном пальцы рук, да так, что не только шприц, но и ложку не удержать. Приступ прекращался неожиданно, как и начинался. На глазах Александры это случалось всего несколько раз; потом няня быстро успокаивалась и, смущенно улыбаясь, бралась за домашние дела. Она покупала продукты, убирала, готовила на всех, занималась детьми, а на ночь возвращалась домой, где ее ждали муж и двое сыновей-подростков. Она верой и правдой служила Смагиным, пока Валик не пошел в первый класс.

А теперь Александра даже не помнила ее имени. Только какие-то разговоры: на их бесчисленные вопросы няня отвечала довольно скупо, вряд ли она была из образованных, существовала лишь одна тема, которая ее волновала: болезни и их лечение. Тут уж Александра наслушалась такого, чего по телевизору не услышишь, — о травах, о знахарях, костоправах и прочей всячине.

Валентина медицина, само собой, не занимала, он все косил глазом за окно — побыстрее бы закончились все непонятные разговоры и — гулять…

Савелий окончил курс с отличием, нацепил новехонький мундир с погонами старшего лейтенанта, а вскоре получил назначение и уехал. Медсестру ненадолго сменила молоденькая, с золотистыми кудряшками Вероника, работавшая в отделе кадров все в том же училище. Но с тех пор, как она появилась в доме, их с братом жизнь превратилась в сущий ад. Пока отец с Вероникой выясняли отношения, Александра научилась варить супы и каши, жарить картошку и яичницу, стирать и выкручивать тяжеленное постельное белье, стоять в очередях. Однако с брата она по-прежнему не спускала глаз. Даже в школе на переменах. Наконец Вероника не выдержала и со скандалом ушла, и еще довольно долго они жили только втроем.

Теперь Александра была полноправной хозяйкой в доме, и в этом ей помогал опыт всех женщин, которых она знала. Так продолжалось, пока не умер отец.

Она мечтала стать кардиохирургом, однако в институт без связей было не пробиться, несмотря на то, что учеба давалась ей легко. Это она понимала и после восьмого класса пошла в медицинское училище. Поступила без всяких усилий и чьей-либо помощи. Там у нее появились подружки и приятели, она научилась курить и огрызаться матерком, но дом всегда оставался вне этого контекста. Рука у Александры оказалась легкая, талантливая, память хищная, педагоги ее хвалили за преданность будущей профессии.

Она уже кое-что умела и многое знала, однако когда у отца случился острый сердечный приступ, и пальцем не пошевелила.