— Ты что, выпил? — уже начиная злиться, спросила она. Если Валентин сейчас снова полезет со своими приколами, поддержки от отца в таком состоянии не дождаться. Одни улыбочки.

— Сущую чепуху, Марта, — ответил Федоров с шутовским и одновременно покаянным видом. — Поверь! Но если бы ты знала, кого я сегодня случайно встретил! Причем почти через двадцать лет!

— И кого же? — Она забралась на кровать, сунула подушку под спину и укутала ноги полами халата.

— Леху Гаврюшенко, одноклассника. Уму непостижимо! Мы шесть лет за одной партой просидели. Он теперь персона. Руководит следственным отделом в городской прокуратуре.

— Ну и что? — Марта исподтишка зевнула, прикрыв рот ладошкой. В животе подозрительно заурчало. Сейчас бы какой-нибудь бутерброд…

— Ты ничего не понимаешь! — Федоров возмущенно покрутил носом. — Что значит: ну и что? Человек добился того, чего хотел. Мы с ним были не разлей вода. Их семья жила в соседнем дворе, и твоя бабушка считала Лешку способным парнем, хоть и законченным лентяем… Мы, знаешь ли, интересовались чем угодно, только не уроками. И к четвертому классу изобрели разделение труда: я делал задания по математике, она мне легко давалась, да и твой дед всегда был под рукой, а он — остальные письменные. Встречались за полчаса до школы, передирали друг у друга готовое, и — вперед! Устных не учили в принципе. Леха считал, что если человек не полный обалдуй, то способен все сечь на лету…

— И чем же вы занимались в остальное время? — спросила Марта, одновременно чутко прислушиваясь к голосам, доносившимся из кухни.

Отец, сосредоточившись на своих мемуарах, не обратил на них ни малейшего внимания.

— О! У нас было чем заняться. Футбол. Зимой — хоккей и каток. Зоопарк — в старших классах мы там прогуливали уроки… Была одна такая лазеечка в ограде, и мы всей компанией, человек восемь… Впрочем, это уже не важно, — спохватился Федоров. — Главное, Марта, в том, что через двадцать лет мы с Лехой Гаврюшенко встретились так, будто расстались только вчера. Миром правит случай!..

Она не любила этих ностальгических сеансов. Никому на самом деле это не интересно, кроме того, кто сам пускается в воспоминания. Однако приготовилась терпеливо слушать и кивнула отцу — мол, продолжай, сгораю от нетерпения. На самом деле ей просто не хотелось выходить в кухню, и причину этого она знала.

— Я ездил на фирму забрать кое-какие бумажки и на обратном пути решил заскочить в супермаркет. И сразу увидел Алексея возле кассы. Поразительно — он почти не изменился. Такая, знаешь ли, косая улыбочка, пристальный взгляд… Да что расписывать, скоро сама увидишь, я его пригласил к нам. Ну, конец рабочего дня, в этой толчее разве поговоришь? — Федоров неожиданно разволновался, ему захотелось курить, но Марта внимательно слушала, и он не стал ради сигареты тащить ее на балкон. — В общем, переместились мы в кафе на втором этаже, заказали бутылочку и часок посидели за разговорами…

— Часок? — Марта усмехнулась.

— Думаешь, нам не о чем было поговорить? Ведь мы оба поступали в один и тот же институт — юридический. Было дело. Лешка меня сбил с толку, он тогда мечтал стать адвокатом. В те годы это было жутко престижное заведение, и шансов практически никаких. Кто мы были? Мальчишки из обычных полунищих семей. Правда, у Алексея тетка работала делопроизводителем в суде, но вряд ли это могло иметь какое-то значение… Но он и тогда был упрямым и все-таки выстоял. А я, насмотревшись на тамошнюю публику, когда мы только пришли подавать документы, развернулся и отчалил. Гаврюшенко потом назвал меня трусом. В тот год мы оба поступили — он в юридический, я на свою радиоэлектронику… Не все сложилось, как он хотел, и адвокатура так и осталась на горизонте, но работой он, в общем, доволен.

— А ты?

— Я? Само собой, — удивился вопросу Федоров. — Как же по-другому? Иначе тоска зеленая…

— А как вы с мамой познакомились? Ты никогда не рассказывал.

— Элементарно. Твоя мать только что окончила училище и пришла работать в больницу. Мы там как раз монтировали рентгеновскую установку, ну и вот… Между прочим, Гаврюшенко тоже женат, двое сыновей. Я ему рассказывал о твоей маме, о тебе и о том, как мы с Александрой… — Федоров в панике оборвал себя на полуслове.

Однако Марта уже давно слушала вполуха: в коридоре по ту сторону двери нетерпеливо прохаживался Чужой, давя линолеум плоскими ступнями в домашних кожаных туфлях. Эту его шаркающую походку ни с чем не спутаешь.

Наконец в дверь дважды постучали. Марта отрывисто бросила «да». В щель проделся дядюшка и обычным своим елейным тоном пригласил обоих в кухню — «отведать незатейливой стряпни».

— Ты иди, папа, — сказала Марта, когда Валентин скрылся. — Мне нужно переодеться.

Федоров поспешно вышел, кляня себя на чем свет стоит. Едва не проболтался о том, как убеждал жену завести ребенка и чем это кончилось. И бутылка «Мукузани», которую они прикончили в кафе, тут ни при чем. Все дело в инерции после абсолютно откровенного разговора с Алексеем. Но то был давний и близкий друг, на которого можно положиться во всем, а тут такой ляп…

Пришлось отправиться в ванную, сполоснуть разгоряченное лицо и хотя бы отчасти привести себя в порядок.

Жена все еще не вернулась, телефон в прихожей и его мобильный тупо молчали, в квартире плавилась напряженная тишина.

Мысль о том, что уже не первый год подряд он проводит свой отпуск совершенно бездарно, мелькнула у него ровно в ту минуту, когда Александра шагнула в прихожую, а из своей комнаты показалась дочь.

— Привет, мама! — воскликнула Марта. — Чего это ты…

— Саша, — перебил ее внезапно возникший на пороге кухни Валентин, — ну где же ты бродишь?

— А что стряслось?

— Да ничего особенного.

— Тогда какие претензии?

— Нет претензий. Ты голодная?

— Еще бы.

— Ну так пошли ужинать…

Это была их персональная манера общения. Марта постоянно замечала что-то в этом роде. Будто он был маминым начальством или капризным мужем, не приведи бог.

Александра даже не рассердилась. Сбросила с отекших ног босоножки, повесила сумочку и, словно не замечая Марту, отправилась мыть руки. При этом на ее лице мелькнуло совершенно необычное выражение. Какое-то упрямо-торжествующее.

Стол в кухне был накрыт словно к парадному приему.

Бутылка вина с пестрой этикеткой, пять тарелок из сервиза, свернутые кувертом салфетки, хрустальные бокалы. Тонко нарезанная ветчина, испанская салями, маслинки, огурчики-корнишончики… Ба, а это еще кто у нас за столом? Гости?

Марта замерла на пороге. Спиной к кухонному окну смущенно переминался отец с сигаретой в руке, а рядом, на табурете, восседало довольно жалкое, стриженное почти под ноль существо. Голая худая шея болталась в растянутом вырезе тайваньской футболки. Только поднапрягшись и приглядевшись, в нем можно было распознать женскую особь, причем довольно молодую. Никаких намеков на косметику, из украшений — три серебряных колечка в мочке левого уха.

А может, это все-таки мужчина? — усомнилась Марта, но существо в итоге оказалось девицей, потому что дядюшка, легонько подтолкнув Марту к столу, сказал: «Садись, знакомься, — моя коллега Людмила… Это, Люсенька, моя племянница Марта, я тебе о ней рассказывал…»

Марта кивнула и отвела взгляд от гостьи, — должно быть, та успела появиться в доме, пока она спала.

Вошла Александра и устроилась на привычном месте — во главе стола, искоса поглядывая на эту самую Люсю-Людмилу. Марта потянулась к столу, по-быстрому собрала в тарелку дань — хлеб, ветчину, сыр, огурец и пару маслин, которых терпеть не могла, и поднялась. Напоследок прихватила баночку «пепси».

— Ты куда? — рассерженно спросил Валентин. — Саша, ну что это такое! Опять эти ее фокусы…

— Пусть ест, где хочет, — примирительно проговорил Федоров.

Александра промолчала и стала накладывать закуски на свою тарелку, словно следуя примеру дочери.

Когда Марта скрылась у себя, Валентин захлопотал вокруг девушки, которая сидела все так же неподвижно, глядя в одну точку. Он потянулся к бутылке, разлил вино и театральным жестом приподнял бокал.