Самарин, в предисловии к богословским сочинениям Хомякова, написал: «Я признаю, подчиняюсь, покоряюсь, стало быть, я верую. Церковь принимает в своё лоно только свободных».
Задача Хомякова сводилась к раскрытию изнутри существа Церкви. Главная мысль его, что сущность Церкви сводиться к «живому её организму».
Какими же законами управляется этот живой организм?
Что есть его мотор? Кто или что придаёт ему жизнь?
Основная категория познания есть любовь. Источник познания и единственная гарантия религиозной истины тоже заключена в любви.
/p>ЛЮБОВЬ и только она, определяет собой настоящую соборность. Но эта СОБОРНОСТЬ должна быть свободной. И как вывод: ЦЕРКОВЬ объединяет в себе СВОБОДУ в ЛЮБВИ.
Хомяков утверждает: «Всякое верование есть акт свободы и непременно исходит из свободного предварительного исследования. Церковь одна. Церковь это не множественность лиц, она единство благодати, живущей во множественности творений. Только лишь в отношении земного она делится на видимую и невидимую.
На самом деле, видимая Церковь (живых людей) находится в постоянном общении со всем Телом Христовым, и своею главою — Самим Христом.
Основными церковными признаками, являются святость и внешняя неизменность».
И восклицает: «Чем святилась бы земля, если бы Церковь утратила свою святость?! Внешнее — единство Церкви выявляется в общении таинств, внутреннее — в единении Духа.
Авраам спасся тем же Христом, как и мы — будущим Искупителем. Когда падает кто из нас, он падает один, но никто один не спасается, — спасающийся спасается в Церкви!»
Приведу здесь и дальше его слова:
«Выше всего в Церкви любовь и единение. Если они наличествуют, то всё творит Божественная благодать».
«Неведение — неизбежный удел каждого лица в отдельности, так же как и грех. Лишь в соборном единении любви возможно преодоление этого неведения. Но, с другой стороны, Дух Божий не доступен нашему разуму, а только полноте человеческого духа, под наитием благодати. Церковь, в её полноте, как духовный организм, не есть ни собирательное существо, ни существо отвлечённое — это есть Дух Божий, который знает сам себя и не может не знать».
«И настоящая церковная вера есть дар благодати и в то же время акт свободы».
«Человек находит в Церкви самого себя, но себя не в бессилии духовного одиночества, а в силе единения со своими братьями по вере и со своим Спасителем.
Церковь есть откровение святого Духа, даруемое взаимной любви христиан. Её назначение — спасение душ и блюдение истин и откровенных тайн в чистоте.»
«Связи, соединяющие земную Церковь с остальным человечеством, нам неведомы, а потому мы можем предполагать строгого осуждения всех, пребывающих вне Церкви.»
«Не Христа ли любит тот, кто любит правду?
Не его ли ученик тот, чьё сердце открыто для сострадания и любви?
Не единственному ли Учителю, явившему в Себе совершенство любви и самоотверженности, подражает тот, кто готов жертвовать счастьем и жизнью за братьев?»
«Мы свободны, потому что свободу завоевал нам Христос, принеся себя в жертву ради нас».
«Тот, кто отрицает христианское единство, тот клевещет на христианскую свободу. Ибо единство — её плод и её проявление».
Попробуем сделать вывод из всех высказываний Хомякова о сущности Церкви и церковной жизни.
Получается, что Церковь есть живой организм, объединённый взаимной свободной любовью, составляющий единство во Христе живых и мёртвых своих членов.
Каждый человек, живущий церковно, приобретает себе благодатную жизнь и сращивается с Церковью. Никакими рациональными выкладками сущность Церкви познать нельзя. Чтобы её понять, надо жить в ней и с ней, носить её в своём сердце.
Церковь есть жизнь целостного Духа и охватывает сущее во всех его проявлениях.
VIII
Церковное учение раскрывается в св. Писании и в св. Предании
Надо понять, чем являются для Церкви эти два источника и в чём разница в отношении к ним западного христианства и православия.
Хомяков: «Дух Божии является в Церкви многообразно: в Писании, в Предании, и в делах. Не лица хранят Предания и пишут Писания, а Дух Божий, открывающийся в них. Писание, Предание и дело, это в области «внешнего». А «внутри» же них один только Дух Божий. Поэтому всякое писание, которое Церковь по наущению Духа Божия признаёт своим, есть священное Писание.
Разница между Писанием и Преданием в том, что Писание есть Предание начертанное, а Предание — живое Писание.
Вся Церковь, во всей её целостности, начертала священные Писания, она же даёт им жизнь в священном Предании.
И оспариваемое в протестантстве авторство Апостолов в Евангелии и Посланиях совершенно абсурдно и не меняет отношения к ним Церкви. Если встать на их путь доказательств, то мы быстро поймём, что важен не автор, написавший их, а то, что Церковь признаёт их своими.
В православии Писания исходят от нас, — то есть от полноты Святой и Вселенской Церкви. А потому они не могут быть отняты от нас. Нужно понять, что Библия не есть только книга написанная. Ибо то, что в ней написано, есть визуальная (видимая) оболочка самой Библии. А на самом деле, Библия есть книга мыслимая, книга как разумеваемое начало».
IX
О Церкви
Нам предстоит разобраться в самом существенном и сложном вопросе Хомяковского учения. То, что он говорит о Церкви.
Что же с его точки зрения является критерием подлинной церковности? Какой авторитет может подтвердить эту подлинность? Где гарантия того, что Церковь не уклонилась от христианского пути, не перестала уже быть Христовой и единой Вселенской Церковью?
У католиков на этот вопрос отвечает догмат о непогрешимости Папы.
Протестанты ищут ответа на него в исследовании отдельных лиц.
Каков православный ответ?
Хомяков говорит, что он вытекает из самого существа православного понимания Церкви.
«В православии никакого главы Церкви — ни духовного, ни светского — мы не признаем. Христос есть глава церкви. Церковь не авторитет, а истина».
«Непогрешимость почиет единственно на вселенскости Церкви, несёт её весь народ церковный, — подлинное Тело Христово. Истина там, где беспорочная святость, то есть в целостности Вселенской Церкви».
«И Вселенская Церковь больше, чем даже Христовы Апостолы, которые являются лишь частью её. Где подлинная любовь, свобода и единство во Христе, — там и Церковь. Даже авторитет Вселенских Соборов не есть авторитет, или, во всяком случае, не является авторитетом на основании юридической законности их состава и их работы».
Хомяков говорит, что правильно созванный Собор может быть воспринят церковным народом как собор разбойничий, а одинокий голос какого‑либо рядового члена его, идущий в разрез с голосами всех, — может в церковном сознании быть единственным подлинным выразителем голоса Церкви.
Так это было, когда святой Афанасий Великий в скромном сане диакона противостоял арианствующему собору и воплощал в себе церковную истину. Так же как это было во времена св. Максима Исповедника.
Таким образом, Вселенские Соборы не определяют существа Церкви и не несут на себе обязательности церковной непогрешности.
Авторитетность подлинных Вселенских Соборов определятся тем, что они свободно санкционированы всем церковным народом, причём эта санкция совершенно лишена какого бы то ни было юридического характера.
Последний авторитет находится в самом церковном организме, а он живёт по законам Духа, который есть соборность в любви.
Из всего сказанного об учении Хомякова, с неизбежностью в терминах, сложных психологических и рациональных обобщениях, можно сделать один вывод, что не всё сводиться к секуляризированной мысли. Всё гораздо глубже, и только целостному духу доступно проникновение в тайны веры и жизни. И хотя достижение этой духовной гармонии трудно и мало кому даётся, но однажды достигнув, человек может как бы проецировать истину свободного духа любви на все отрасли своей воли.