– Да, правильно, оскорбляйте меня. Девкалион, говорите? В греческой мифологии был некий Девкалион. Он был одним из тех двоих, кто спасся от потопа – по сути, их Ной.

– Затопление континента Атлантида вполне может соответствовать Потопу.

– Тогда существует ли Пирра? Она была женой Девкалиона.

– Я еще не сталкивался с ней. Но есть некая Форенис, которая может быть той самой женщиной. Она, кажется, была царствующей императрицей, насколько я могу сейчас предположить.

Я с интересом рассматривал иллюстрации на полях. Они были вполне понятны, хотя перспектива была неправильной.

– Странные звери, похоже, в те времена разгуливали по стране. Да еще и огромных размеров, если судить по ним. Ей-богу, это пещерный тигр, пытающийся завалить мамонта. Я бы не хотел жить в те времена.

– Вероятно, у них был какой-то способ борьбы с этими существами. Впрочем, это выяснится, когда я займусь переводом.

Он посмотрел на часы:

– Наверное, мне должно быть стыдно за себя, но я еще не ложился. Вы уходите?

– Я поеду обратно в Лас-Пальмас. Я обещал одному человеку сыграть в гольф сегодня днем.

– Очень хорошо, увидимся за ужином. Надеюсь, они вернули мои рубашки из стирки. О, господи! Я хочу спать.

Я оставил его засыпать, вышел на улицу и заказал экипаж, чтобы тот отвез меня вниз, и вот так, можно сказать, мы расстались на значительное время. В гостинице в Лас-Пальмасе меня ждала телеграмма, чтобы я немедленно отправился домой по делам, а в гавани стоял ливерпульский пароход, на который я успел как раз в тот момент, когда он отплывал. Дело было нешуточное, и судоводители нажили на моей спешке целое состояние.

Теперь Коппингер стал для меня лишь знакомым по гостинице, и, поскольку по возвращении в Англию я был по уши погружен в работу, боюсь, что в то время я не вспоминал о нем больше. Так бывает с людьми, которых случайно встречаешь за границей. И, должно быть, не менее года спустя я увидел в одной из газет, что он подарил кучу бумаг Британскому музею, и что их стоимость оценивается в десять тысяч фунтов стерлингов по минимальной оценке.

Что ж, это было небольшим откровением, и поскольку он неоднократно внушал мне, что эти вещи принадлежат мне по праву находки, я написал ему довольно резкую записку, в которой упомянул, что, похоже, он довольно вольно обращается с моей собственностью. Сразу же пришло ответное письмо, начинающееся со слов: "Доктор Коппингер сожалеет" и т.д., а вместе с ним и английский перевод восковых рукописей. Он "вполне признавал" мои претензии и "верил, что прибыль от публикации будет достаточной компенсацией за любой полученный ущерб".

Я и не думал, что он так плохо отнесется ко мне, и написал в ответ довольно теплый ответ на это, но единственный ответ, который я получил на это, был через адвокатскую контору, которая заявила, что все дальнейшие сношения с доктором Коппинжером должны осуществляться через них.

Здесь я должен открыто сказать, что сожалею о его позиции в этом вопросе; но поскольку дело зашло так далеко, я склонен последовать его предложению. Соответственно, старинная история напечатана в настоящем издании, заслуга (и ответственность) за перевод лежит на докторе Коппинджере, а все доходы, полученные от читателей, пойдут тому, кто нашел оригинальные тальково-восковые листы, то есть мне.

Если в эту схему будут внесены какие-либо изменения, об этом будет объявлено позднее. Но в настоящее время это представляется маловероятным.

Официальный прием был окончен. Был оглашен указ, имя императрицы Форенис было прославлено, и новый наместник был введен в должность со всей той грандиозной и величественной церемонией, которая издревле приобрела помпезность и пышность. Формально я передал бразды правления, формально Татхо уселся на змеиный трон и надел на шею цепь из драгоценных камней, символизировавшую верховный пост, а затем, пока барабаны и трубы издавали свои громогласные звуки, он поднялся на ноги, чтобы совершить свой первый государственный обход позолоченного зала совета в качестве вице-короля провинции Юкатан.

Со сложенными руками и склоненной головой я следовал за ним между сверкающими рядами солдат и блестящей толпой придворных, начальников и государственных деятелей. Балки крыш дрожали от криков: "Да здравствует Татхо! Процветай императрица!", которые раздавались по долгу службы, и новый правитель приветствовал их величественными наклонами головы. В свою очередь он подошел к трем тронам меньших правителей, восточного, северного и южного, и принял почести от каждого в соответствии с ритуалом, а я, человек, которого низложили с его приходом, с положенной кротостью последовал за ним.

Это была трудная задача, но мы, занимающие высокие посты, учимся носить перед народом бесстрастное лицо. Когда-то, за двадцать лет до этого, такие же изысканные поклоны были сделаны мне, теперь боги сочли нужным переменить мою судьбу. Но пока я шел, склонившись и смиренно ступая по пятам за Татхо, хотя этикет и запрещал шумные приветствия в мой адрес, он не мешал добрым взглядам, и они исходили от каждого воина, каждого придворного, каждого вождя, стоявшего в этом золоченом зале, и падали на меня с большой благодарностью. Не часто павшие встречают такие ласковые взгляды.

Согласно обычаю, переданному с незапамятных времен, в эти великие торжественные дни смены правителя присутствующие могут приносить петиции и просьбы, могут выдвигать обвинения против отставного главы, гарантируя себе неприкосновенность от его мести, или излагать свои собственные личные идеи для лучшего управления государством в будущем. Я думаю, что можно простить мое тщеславие, если я напишу, что ни один голос не был поднят против меня, ни против чего-либо из того, что было сделано за двадцать лет моего правления. Никто не высказался за изменения в будущем. Да, несмотря на то, что мы прошли круг три положенных раза, все присутствующие выразили свое одобрение благодушным молчанием.

Мы прошли друг за другом, новый вице-король и старый, торжественным шагом по золотым плитам зала совета под пирамидой, и великие государственные чиновники покинули свои места и присоединились к нашему шествию, и у дальней стены мы подошли к двери личных покоев, которые час назад были моими собственными.

Что ж! Теперь у меня не было дома ни в одном из этих чудесных городов Юкатана, и я не мог не чувствовать горечи, хотя, конечно, я был бы благодарен за возвращение на континент Атлантиды с головой на своем месте.

Татхо произнес свой формальный призыв "Откройте наместнику", как велит ритуал, и рабы, находившиеся внутри, широко распахнули массивные каменные задвижки двери. Татхо вошел, я следовал за ним по пятам; остальные остановились, посылая с порога приветствия, и задвижки двери с лязгом захлопнулись за нами. Мы прошли в зал, а затем, когда мы впервые остались вдвоем и навязанный придворный этикет остался позади, новый вице-король повернулся, кротко сложив руки, и низко склонился передо мной.

– Девкалион, – сказал он, – поверь мне, что я не искал этой должности. Она была навязана мне. Если бы я не согласился, моя голова была бы отдана в уплату неустойки, и другой человек, твой враг, был бы послан наместником вместо тебя. Императрица не допускает, чтобы ее воля когда-либо подвергалась сомнению.

– Мой друг, – ответил я, – мой брат по крови, во всей Атлантиде и ее территориях нет человека, которому я бы с большей готовностью передал свое правление. Вот уже двадцать лет я управляю этой страной Юкатан и всей Мексикой, сначала при старом короле, а затем в качестве министра при новой императрице. Я знаю свою колонию, как книгу. Я близко знаком со всеми ее замечательными городами, с их дворцами, пирамидами и людьми. Я охотился на зверей и дикарей в лесах. Я построил дороги и сделал реки такими, чтобы они могли перевозить грузы. Я развивал искусства и ремесла, как купец; я трижды в день произносил собственными устами речь о божественном культе. Через злые годы и через добрые я правил здесь, стремясь лишь к процветанию земли и укреплению Атлантиды, и я полюбил эти народы, как отец. Тебе я завещаю их, Татхо, с горячей мольбой об их защите.