Кстати, вчера он услышал от Раскатова, что «Она» на их журналистском сленге – это выпускающий редактор. Тоже, по их понятиям, королева. Правда, для газетчиков авторитетов нет, кроме других газетчиков, только еще более прожженных. Есть чему поучиться!
Паша доехал на «рогатом» (троллейбусе) до площади Минина и двинулся к памятнику Чкалову. Паша надеялся, что тот жест, в котором сложены руки знаменитого летчика (на самом деле, натягивающего перчатку), обращен не к нему. Жаль было бы растерять свой оптимизм.
С высоты Чкаловской лестницы Павельев обозрел окрестности и, кажется, увидел свой катер. Нет, на танк он не был похож. Паша принял бы его за «Ом», переправляющий народ на Бор, если бы омик как раз в этот момент не проходил мимо. Борский теплоход был вдвое больше размерами, а так, очертания те же. Белый, красивый…
Вперед! Чтобы достичь цели, Пашке-букашке осталось лишь сползти с величественного склона Дятловой горы. Паша был уверен, что свое название гора получила не в честь сообразительности земляков, в крайнем случае – их упорства. И ему все удастся: и добраться до катера, и отплыть на нем, и пройти практику, окончить институт, отслужить в армии, стать актером, режиссером, писателем, ур-р-ра!!!
Настроение зашкаливало. Главное, чтоб оно не упало, когда он спуститься вниз и окажется вблизи «производства».
Тимофей Сергеевич Тузьев – специалист, инженер, или кто он там по должности? —словом, Пашин бугор, не шутил про название. На белом борту катера и вправду было выведено черным: «Т-34». Паша не мог не усмехнуться: «Интересно, сколько танкистов? Как в фильме – четверо? И есть ли собака?»
Нет, это уже был перебор! Действительно, первым, кого увидел Паша, подойдя к сходням, был… пес! «Чистокровная» дворняга, волчьего окраса. Кондиций – небольших. Видимо, как рыба вырастает под размер аквариума, так пес – под габариты катера. Кобелю южно-африканского барабуля, достигающему семидесяти пяти сантиметров в холке и девяносто пяти килограммов веса, было бы тесновато на «Т-34». Тем более что при колпите (коллективном питании), животное вполне могло бы превзойти свой вес, как это случается со многими речниками.
Пес трижды гавкнул на Павельева. В первый раз громко, затем два раза тише. Решив, что в это утро достаточно понес службу, барбос уселся на палубу и почухал ухо задней лапой. Можно подумать, он так громко пролаял, что у самого уши заложило!
Паше понравился дружелюбный вид собаки. На Шарика из «Четырех танкистов», конечно, не тянет, но и теплотехникивсе же не на танке, и отправляются, слава богу, не на войну!
– Как тебя зовут? – задумался молодой человек, глядя в глаза собаке. – Раз тебя взяли на катер с таким именем, у капитана есть чувство юмора. Поэтому, скорее всего, ты не Шарик. Это было бы слишком банально. «Му-му» – тоже вряд ли. У той с рекой как-то не заладилось…
Пес, видя, что Паша им заинтересовался, в качестве ответной любезности перестал чесаться, посмотрел на юношу, опустив сначала левое ухо к палубе, потом – правое, затем поднялся и двинулся по сходням навстречу Паше, приветливо махая хвостом. «За что тебя любят звери и птицы, Метельщик?» – вспомнил Павельев один из любимых фильмов детства «Город мастеров».
В тот момент, когда Павельев гладил собаку, на палубе появился новый персонаж, и весьма колоритный. Если по примеру Раскатова давать всем с первого впечатления прозвища, Паша назвал бы его «Индеец Джо». Или нет, лучше – «Чингачгук», «Индеец Джо» – слишком мрачно! Долговязый мужик имел простоватое, при этом —высокомерно-непроницаемое лицо. Поверх футболки с коротким рукавом у него был надет оранжевый жилет. Брюки давно потеряли свой цвет, стали серыми, как выгоревшие на солнце бревна деревенского дома. Какого колера они были изначально, мужик, наверное, и сам не вспомнил бы. Невозможно было себе представить, сколько его жилистые руки за время трудовой биографии отдали швартовых, завязали морских узлов, высушили весел, слили воды, бросили концов…
– Здрасте, – сказал Паша, поднимаясь от собачки.
– Здоровее видали, – ответил Чингачгук. Если он мысленно сравнил Пашу с кем-то, то Павельев и сам не считал себя Гераклом. Именно поэтому в Кузнечихе шишку держат братья Царевы, а не он. Тем более что он вообще живет в другом районе – в Приокском.
В Кузнечихе две банды делили пешеходный мост над оврагом, чей он будет считаться. В Приокском делить было нечего, поэтому махались просто так с соседями. Паша старался от идиотов держаться подальше, поскольку мама не велела ему дружить с плохими мальчишками. Его друг Женька Птичкин также был «космополитом», он мог спокойно навешать как придуркам со своего, Приокского района, так и дебилам из соседнего.
– Я – к вам на практику, – сообщил Паша на всякий случай матерому речнику. Он не успел выяснить, что Чингачгук ответит на это: «Практичнее видали», – или что? Услышал позади себя:
– Ты уже здесь?
Он обернулся и увидел бугра вместе с Артемом.
– Я – здесь, – подтвердил Паша, начавший потихоньку привыкать к тому, что начальник не склонен доверять своим глазам, любит переспрашивать.
– Ну, пойдем, – сказал бугор, шагая на сходни. – Уйди отсюда, Дружок! – приказал он собаке. Однако пес не уходил, а радостно вертелся вокруг прибывших теплотехников. Друг за другом они проследовали на судно. Первым – пузатый бугор, за ним – низкорослый «юродивый» очкарик-Артем, за Артемом пес вернулся на свой охраняемый объект, не препятствуя, впрочем, и Паше проследовать за собой. Паша ждал, раздастся ли команда «свистать всех наверх!» или они так, по-тихому, отчалят?
Тимофей Сергеевич по-хозяйски прошествовал в светлую, застекленную с трех сторон кают-компанию, расположенную в носовой части судна, плюхнул свой пузатый (под стать себе) портфель на стол. Артем свой чемодан, видимо, с инструментами, аккуратно поставил на пол. Паша свою «мыльницу» и рюкзак пристроил на лавку.
К ним вышел крепкий черноглазый мужчина выше среднего роста.
– Знакомьтесь. Капитан, Василий Викторович Вересков.
– Здравствуйте, – приветствовал Паша капитана, расправляя плечи, вытягиваясь вровень с ним.
– Здорово, – сдержанно приветствовал Павла капитан, протягивая руку. Рукопожатие было крепким.
Василий Викторович сразу понравился Паше. Настоящий мужик – умный, немногословный, знающий свое дело и, наверняка, отважный. Иных в капитаны не берут. А если случайно просачиваются, то долго не живут, – тонут, либо погибают среди акул, отчаянно моргая глазами.
Тимофей и капитан на некоторое время углубились в обсуждение предстоящего плавания. В общем-то, говорил больше «Сергеич», как называл его капитан, сам же он лишь иногда вставлял пару замечаний да кивал в знак того, что понимает. Паше показалось, что Василию Викторовичу вовсе не требуется так разжевывать, как это делал «буквоед» Тузьев. Наконец диспозицию выработали.
– Пойдем теперь в рубку, я тебя старпому представлю, – сказал Паше бугор. Поднялись по лесенке в рубку.
Старпом – светловолосый, невысокий мужчина – вероятно, когда-то занимался спортом, потом бросил и пошел раздаваться вширь. Мускулатура у него, видимо, еще имелась, но жиры местами так выпирали, что колыхались словно тесто. Тем не менее он производил впечатление здорового, хорошо себя чувствующего человека. В губах его дымилась цигарка.
– Сергей Вадимович Бурляев, старший помощник, – представил Паше толстяка бугор. – Это Павел, практикант, – пояснил он старпому.
– Здорово, – не выпуская изо рта сигареты, протянул руку старпом. Паша не стал ему говорить, мол, видал здоровее, поскольку старпом наверняка догадался бы, что это плагиат, а Пашу счел молодым нахалом.
– Ну вот, – заключил Тузьев, – Антона Петровича Баранова ты видел на палубе. С поварихой, Верой Никитичной Барановой, познакомишься на камбузе. Кстати, обед – в двенадцать.
Вспомнив внешний вид Антона Петровича Баранова, возраст которого приближался к пенсионному, Паша догадался, что Вера Никитична вряд ли его мама. Скорее всего, супруга.
