– Ты не можешь, черт возьми, бросить меня, Фаркас, – прорычала я. Мое физическое воплощение свернулось калачиком, забившись в конвульсиях. – Я тебя так просто не отпущу.

– Просто? – Едва слышные звуки донеслись до меня, почти затерявшись в окружающей нас агонии. Но чем больше я давила, тем сильнее он поддавался. Барьер, защищавших нас от натиска.

– Да, придурок. Ты застрял со мной. Я не для того воскрешала тебя, чтобы ты сдох здесь. Так что больше не вздумай бросаться в яму. Я запрещаю.

Уорик фыркнул.

– Как скажешь, женщина.

– Ты согласен? Теперь я уверена, что ты бредишь. К твоему мозгу прилило слишком много крови. – Когда я обхватила руками его голову, он попытался сфокусировать на мне взгляд. В его глазах вспыхнула искра жизни, похоти.

– Вставай! – услышала я крик там, где находилось мое реальное тело, и связь между нами начала ослабевать.

Когда реальность начала затягивать меня назад, я крепче прижалась к Уорику, с отчаянием впившись в его губы. Я вложила в свой поцелуй все, что у меня было – любовь, страсть, жизнь. Губами выражала то, что не могла сказать вслух, что чувствовала глубоко внутри. Гадая, не было ли все это заложено во мне с самого рождения.

Я открылась ему, и он взял мои силы, как это делала я. Мы не отличались хорошими манерами, не соблюдали этикет. Мы были дикими. Необузданными. Самобытными. Отсекали всякие глупости о том, что хорошо, а что плохо. Черное и белое. Это нам было ни к чему.

– Я сказал, вставай, 839! – Я почувствовала, как охранник меня пнул.

– Чего бы это ни стоило, – приказала я Уорику. Других вариантов, как заставить его бороться, у меня не было. – Ты обязан сделать это, Фаркас. Делай что хочешь, но, черт возьми, переживи. – Резкая боль в животе оборвала нашу связь.

Задыхаясь, я свернулась калачиком, когда меня снова пнули сапогом. Я лежала на холодном полу, ткань штанов пропиталась моим завтраком, и эти ощущения вернули меня в реальность. Сил почти не осталось, и я с трудом поднялась на ноги.

– Оставь ее, Йоска, – выкрикнул девичий голос, такой знакомый, что ужас пронзил меня.

Ханна.

Йоска замер, его мускулистая грудь вздымалась и опускалась, когда он поднял голову, стиснув зубы.

– Что ты сказала, предательница?

Я повернула голову к Ханне. Она единственная, кто стояла возле стола. Ханна нервно сглотнула, осознав, что только что сделала.

Ей, вероятно, было тяжело. Еще прошлым утром Йоска и другие охранники были частью ее семьи вооруженных сил людей. Мы все, так или иначе, знали друг друга. Когда-то даже находились на одной стороне. А теперь, в одно мгновение, все изменилось.

Для кого-то вроде Йоски она была худшей из худших – предательницей своего рода, такой же, как и я. Даже если она ничего не сделала, даже если Иштван утверждал обратное, в крошечном мозгу Йоски она, безусловно, была предателем. По его мнению, она не просто заслуживала быть здесь, ее следовало жестоко наказать и убить.

– Я только что задал вопрос, 1278, – рявкнул он, свирепо глядя на нее.

Ханна чуть откинула голову назад, но этого хватило, чтобы я все поняла. Он больше не принимал ее за человека. Она была лишь номером. Любая связь, которую она надеялась использовать с этим охранником вооруженных сил людей, сошла на нет. Выражение ее лица застыло, но ее взгляд на мгновение переместился на меня. Будто спрашивала: «Что мне, черт возьми, делать?»

Ее молчание, аромат ее страха разозлили Йоску, как дикого зверя. Он бросился к ней и, прежде чем Ханна успела среагировать, схватил за шею, свирепо швырнув ее в сторону. Она пролетела через всю комнату, словно игрушечный мячик, и с болезненным криком упала на пол, скользнув по плитке.

Я замечала признаки того, что таблетки делают с ними, но своими глазами наблюдать, как он швыряет ее через всю комнату, будто она ничего не весит? Даже истинные фейри разинули рты от изумления.

Лицо Йоски исказилось от ярости, его кулаки сжимались, кожа пылала, а мышцы яростно подрагивали. Я не видела в его глазах признака жизни. Он больше не контролировал свои действия. Он легко убьет ее.

– Отвечай, кусок дерьма, – прорычал он, надвигаясь на нее.

Я не думала. Вскочив на ноги, я бросилась к ней и проскочила перед Йоской. В то же время раздался крик. Скорпион внезапно оказался рядом со мной и прорычал, обращаясь к Йоске:

– Faszkalap![4] Тронешь хоть одну из них, – проревел Скорпион, но ни Йоска, ни кто-либо другой в этой комнате и глазом не повели.

Его видела только я.

Я повернула голову туда, где на другом конце комнаты сидел реальный мужчина. Его глаза расширились, когда он посмотрел на меня, и я поняла, что наша связь восстановилась. Она была не такой сильной, как раньше, но при мысли о том, что связь с ним все еще существует, меня охватило облегчение, о котором я даже не подозревала. Как и в случае с Уориком, я могла чувствовать отклик от Скорпиона.

Как быстро мы стали зависимы от того, к чему едва привыкли. Когда связь оборвалась, это казалось неправильным. Словно чего-то не хватало.

Теперь, чувствуя его присутствие, связь с ним, я как будто вернулась домой, но совсем не так, как с Уориком. Скорпион, хоть и чертовски сексуальный, был мне скорее братом, в то время как Волк – половинкой. Моим возлюбленным.

Моей парой.

– Солдат! – Громкий голос Бойда разнесся по комнате, и Йоска повернул голову через плечо. Он даже не походил больше на человека; его кожа была бледной, потной и искаженной яростью. – Ты не имеешь права трогать тех, кто участвует в Играх.

Йоска зарычал, из его рта брызнула слюна.

Бойд расправил плечи.

– Передохни, солдат, а потом поговорим. Ты еще не готов играть на нашем уровне, что бы ты там ни думал.

К Йоске подошел Сэм и ткнул его локтем.

– Пошли, Йос, подышим свежим воздухом.

Сэму потребовались еще две попытки, прежде чем Йоска отвел свой смертоносный взгляд от Бойда и кивнул, вытирая нос. На тыльной стороне его ладони осталась красная полоса.

Проследив за угрозой, передвигающейся по комнате, мое нутро сжалось. Я вспомнила, как встретила во дворце женщину, из ее носа, глаз и рта шла кровь. Признак конца.

Из-за дефекта в формуле.

У меня зародилось неприятное предчувствие, что каждого здешнего охранника вооруженных сил людей постигнет та же участь.

Я зашипела, высасывая каплю крови из кончика пальца и глядя на иглу так, словно это была еще одна тварь, желающая меня помучить. Я уже истыкала себе все пальцы, пока вышивала логотип вооруженных сил людей на рукавах военной формы. Пот стекал по моему лицу и спине, а раздражение лишь нарастало от голода, ломоты в теле, истощения и обезвоживания.

От жара печей двое мужчин уже упали в обморок. Охранники оттащили их, и я с ужасом думала о том, какое наказание получат эти заключенные.

Я наблюдала, как на другом конце комнаты Эш и Лукас пытаются ввести в курс дела Трекера, хотя мистер Альфа не относился к работе с должной серьезностью. Этот человек был высокомерен и заносчив, не понимал, что здесь он больше не главный. Я видела, как Эш нервничает и злиться на него, ведь если Такер облажается, то это скажется и на них тоже. Однако Лукас не оставил бы Трекера, вероятно потому, что чувствовал себя обязанным ему. Бросить своего товарища считалось практически грехом в подразделениях особого назначения, и неважно, что сам Лукас был ранен и цеплялся за жизнь.

Китти и Слоан расположились возле другой плиты, Скорпион и Мэддокс стояли рядом с ними, а остальные колотили по металлу и работали на станках. Я заметила, что охранники специально заставили Киллиана работать с металлом руками; железо свисало с его плеч и уже выбелило кожу. Он изо всех сил пытался устоять на ногах, но металлический ошейник на шее только усугублял пытку.

Видеть, как они страдают, как с каждым днем их дух слабеет, как последняя надежду утекает, а воля ослабевает, – разбивало мне сердце на части. Это было хуже любой порки в Халалхазе. Физическую боль можно перетерпеть, но эмоциональная и душевная полностью уничтожала желание жить.