Он сам не заметил, как добрёл до Нининого дома. «Ну что я тут забыл?» – обреченно спросил он себя, но что-то внутри прекрасно знало ответ и толкало внутрь. Он позвонил в дверь. Соседка подняла на него мутные глаза и в удивлении приоткрыла рот. У неё были выцветшие светлые волосы, узкое вытянутое лицо, узенькие плечи и плоская грудь.

– А ты что, не знаешь? – медленно спросила она хриплым голосом.

– Знаю.

– Тогда что?

– Есть чё?

– А-а. Ну, есть.

Она впустила его в коридор.

– Камень? – спросил он. Девушка кивнула. – Сколько?

– Ну, за такое дело две тыщи дай и хорош.

Он отдал ей деньги и получил половинку плюшки.

– Может, посидишь со мной? – спросил Толя.

– Ну, это, я вообще-то это. Занята.

– Чем?

– Телек смотрю.

– О***ть занятие. Тебя как зовут-то?

– Та-аня, – девушка зачем-то растянула своё имя.

– Хреново, Таня, очень хреново. Давай вместе посидим. Боюсь, с ума сойду один. Понимаешь?

– Понимаю, но… – она в нерешительности покрутила головой, будто в поисках спасения.

– Но тебе по***, да?

– А?

– Ладно, пока.

– Погоди. Окей, окей, не ной, заходи ко мне. Ща только приберусь.

Девушка нехотя пошла в комнату и довольно долго шуршала и шумела. Когда Толя наконец вошёл, то понял, что она разгребла для него место в древнем продавленном кресле и немного прибрала с пола – по крайней мере, от двери до кресла была проложена дорожка в обход бутылок, тряпок, тетрадок, книжек…

– Спасибо, – Толя плюхнулся в кресло. – Дедушкой пахнет.

– Ага. Он в нём и умер, – сообщила девушка и включила телек. Ящик забормотал.

Толя выкурил свои полплюшки в два захода. Девушка тоже чем-то закинулась, но ему показалось, что не гашиком.

– Удивительно, как, оказывается, близко это было всё время, – стал говорить Толя, пялясь вместе с девушкой в синий экран. Она сделала звук громче. – Всего-то надо было накуриться. Я раскрываюсь сам себе, представляешь. Меня, конечно, пипец давит – прям физически… Встать не могу, ***. Но зато я себя понимаю. Наконец-таки! Видишь?

Девушка не слышала и не видела.

– Ви-идишь, – тем не менее сказал себе Толя. – Я думаю, все это видят, когда начинают. Вдруг передо мной раскрылась такая глубина. Даже необязательно с кем-то говорить. Можно просто говорить с собой на два голоса: «Эй, привет, Толян, как чувствуешь себя?» – «О, неплохо, Толик, спасибо, что спросил. А ты?» – «И я ништяк» – «Ну, эт за***ись»… Понятно? Тот же самый смол-ток, только не надо ни с кем усаживаться, узнавать про жену и детей, выслушивать всякий бред. Я вот только давеча думал, как меня за***ли все эти разговоры. ****ные попытки вырваться из колеса. Типа, проговорим то, что нас гложет, и станет получше. Ни***!

– А? – девушка встрепенулась, впервые услышав его.

– Бэ. Смотри дальше.

– Окей.

– Ни*** не станет лучше, ничего не изменится! Все только и ждут, что наступит весна, лето, новый год, новая жизнь, новый президент, новая работа, новое что-то. И все говорят-говорят, – он раздраженно показал руками говорящую собачку. – Только вот ничего это не новое. Всё сказано! И я бы ответил всем этим говорунам – завалитесь! Просто завалите е**а, вот что! И давайте помолчим. Давайте посидим. Молча. Вместе. Хотя бы даже возле телека. И попробуем пособирать в себе хоть что-то интересное, о чём бы стоило говорить. А? Слабо?

Толя решил подать пример и замолчал. Он тщательно собирал в голове мысли, образы. Потом заинтересовался происходящим по телеку – там показывали разбомбленный город в Сирии или что-то такое. Потом картинка сменилась, появилась реклама, и он перестал следить. Прошло несколько минут, и он сказал:

– Вот и пожалуйста. Ни***. Пустота в голове. Пустота полнейшая. Ничошеньки нету, ничего! Мне и сказать-то тебе нечего?

– Чего ты? – девушка повернулась к нему и нахмурилась. – Чего тебе не нравится-то всё? Кайфуй.

– Кайфую, Таня, я ****нно кайфую. Я убил сестру и кайфую.

– Ты-ы-ы? Нет, её Лёша убил.

– Да заткнись ты.

Толя кое-как поднялся и ушёл в Нинину комнату. Она была захламлена гораздо меньше, но всё равно тут царил бардак. Толя стал смотреть на корешки книг, которые, может быть, Нина читала или хотя бы листала: «Записки из подполья», «Мы», какая-то поваренная книга, «Золотой телёнок», «Избранные речи русских адвокатов XIX века», учебник по механике для 1-го курса, сборник цитат Ларушфуко… Ладно, достаточно. Толя сел за её стол и взял фотографию папы. На ней он был совсем молодой. Наверное, Толя ещё не знал его тогда. Обычный мужчина лет тридцати: смеётся, нормально одет и, судя по мускулатуре, находится в хорошей форме. Интересно, что было после этого снимка?

Толе вдруг показалось, что за тонкой дверью слышны шорохи и голоса. Он перенёсся на тысячу лет назад, в тот вечер, когда был маленьким, и впервые понял, что этот дядя приходит к маме не просто так, а с какой-то целью. Смутная детская тревога поселилась в нём, но он никак не мог понять, с чем она связана. Что он может сделать плохого, а главное, зачем? Зачем вообще человеку что-либо портить, разрушать? Зачем человек постоянно придумывает себе ограничители, когда достаточно просто не делать зла. «Не делать зла» – такая лёгкая фраза, но даже любовь полна злом, что уж говорить об остальном.

И тут уже Толя переместился в другое время, не такое далёкое, и вспомнил, как ревновал какую-то девушку в институте, буквально сгорал от ярости при мысли, что она обжимается с кем-то другим, тогда как сам Толя остаётся незамеченным. Он поглядел на себя со стороны и подумал, что всё хорошее, что могла содержать его «любовь» – было тут же отравлено, и что пути в это прошлое нет, а исцеления для того человека не будет. И более того – разницы нет, это просто сознание пытается спрятаться и строит стеклянные стены и лестницы, чтобы отдалить прошлого себя от настоящего, но на самом деле никакого расстояния нет, и тот низкий ревнивый студентик-двоечник как был отравлен, так и сидит тут гнилой от ревности.

Толю мотнуло в другое время, и он увидел, как они жили вчетвером: папа, мама, Нина и он. «Прости меня, Нина», – сказал он, протягивая руки к высокой худой девушке, похожей на тростинку. «Если бы выбирал я, то, конечно, не родился бы ни в это время, ни у этих людей. И не встал бы на твоём пути. Но, как говорится, е***ий-случай, я тут». Девочка отпрянула и убежала в темноту коридора. Толя поднялся и пошёл за ней. Тут он столкнулся с Таней и чуть не сбил её – она была очень субтильная и лёгкая.

– Ты вообще ешь? – спросил он, обнимая её, чтобы поставить на место.

– Да, немного.

Ему понравилось дотрагиваться до её лопаток и спины и видеть, как замерцали её глаза, когда она почувствовала прикосновения. До этого взгляд её был совершенно слепой – даже непонятно, как она ходила.

– Ну, пошли, поедим.

Но в холодильнике ничего не было.

– Я щас.

Он выбрел на улицу. Только начинало смеркаться. «Ни хрена себе, я рано угасился», – подумал Толя, заходя в магазин. Он купил колбасы, сосисок, сыра, хлеба, сока, паштет, картошку, маринованные грибы, консервированные горошек и кукурузу, яблок, морковь, лук, приправы… – всё вместе почти на тысячу рублей. Но дома они стали есть только сосиски и хлеб, Таня не загорелась желанием готовить.

– Поела?

– Угу.

Он обнял её. Она придвинулась ближе. Прошло несколько минут, он взял в ладонь её голову и наклонил к себе. Она покорно опустила лицо в его шею.

– Колет? Моя борода? – спросил Толя. Таня мычанием дала понять, что нет.

Ещё через несколько минут он устал так сидеть и поменял позу, взял её за невесомый подбородок и потянул к себе. Девушка не сопротивлялась. Они неловко, как будто впервые в жизни, поцеловались. Получилось довольно сухо и бестолково, но искра провалилась в глубину его тела, и Толя почувствовал твёрдость у себя в брюках, необычную тем, что всё прочее тело было как бы ватным и невесомым. Он перенёс Таню в комнату, но почему-то не её, а Нинину, раздел и занялся с ней сексом.