– Нет, я просто не могу. Это невозможно. Зайти туда… нет, я не могу. Я же ни во что не верю, – шёпотом добавил он. – Вообще! Я раньше ещё что-то такое делал, в храм заходил, задумывался а сейчас… Там же ничего нет, как мне можно заходить? – под «там» он имел в виду «наверху», но показал почему-то в центр собственной груди.

– Но до этого же хотели к нему?

– Была Нина, а где она теперь?.. Извините, это не то. Невпопад. Я щас пьяный, мне нельзя.

Толя развернулся и чуть не бегом бросился к выходу. Его никто не преследовал, но у калитки он тревожно обернулся – точь-в-точь как тогда ночью – снова ожидая погони, но никого не увидел. Люди даже не глядели в его сторону, занятые бездельем, молитвой или разговором.

Пройдя полгорода и снова очутившись в центре, напротив пресловутого сквера с фонтаном, Толя вдруг понял: это конец, больше тут делать нечего. Надо уехать и уже никогда не возвращаться. Благодельск – это ё***ное днище, от которого следовало держаться подальше. Нельзя было сюда приезжать.

И вообще надо уезжать в принципе. Это не страна, это скукоживающаяся долина мертвецов. Люди тут как зомби. Ладно, ещё есть несколько нормальных, как Чапа – но это лишь потому, что он присоединён к интернету и работает с нормальным миром. А все, кто полностью здесь, – они вот такие – он обвёл площадь взглядом: трясущиеся на ветру старушки с семечками, праздно шатающиеся в понедельник утром безработные мужики, смертельно усталые женщины, тянущие детей в школу, и дети постарше – бредущие в ту же школу, чтобы ничего там не учить. Впрочем, ладно, в их внешнем виде нет ничего ужасного, но исподняя их жизнь – это безнадёжное умирание, напрасное преодоление дней в городке, который уже никогда не зацветёт, не зазеленеет, не будет интересным. Не будет ничего хорошего – ни здесь, ни даже в Москве! Ведь Нина никогда не воскреснет, и надежды увидеть её хоть одним глазком и попросить за всё прощения – нет! Надо валить с этой планеты.

Толя схватился за голову и свалился на ближайшую лавку. Даже в Москве никакой надежды нет, но там, по крайней мере, слишком много развлечений и света, чтобы об этом думать. Там люди умирают незаметно, и это не так страшно – ну так, мелкое пугающее происшествие. Если бы они только знали, что в таких городках, как Благодельск, умирание – это обычное течение каждого следующего дня…

Толя очень захотел, чтобы кто-нибудь подошёл и записал все эти сбивающиеся в кучу мысли, которые рвали его котелок на части. А ещё лучше – чтобы человек, который это сделает, забрал бы их себе и сумел разбить их в пух и прах! Доказать, что всё это неправда. Но прохожие шагали мимо, никому не было дела до того, что он там себе думает. И Толя заставил себя собраться и встать.

Он пошёл на вокзал, но почему-то купил билет лишь на завтрашний день. Что тут делать ещё почти сутки? Наверное, накурюсь и напьюсь. «В говнину», – как говорила бы Нина. Вдруг он понял, что если её убили вчера, то по идее завтра должны пройти похороны. А кто же здесь будет её хоронить?.. ***!…

Он вернулся в полицейский участок, но Михи уже не было. Дежурный долго пытался понять, кто он такой и о чём толкует. Когда, наконец, понял, то изрёк:

– А-а, ну этих жмуров, если у них родни нет, то их хоронят просто на общаковом кладбище, на самом обычном, там, ближе к Обручёвке. А потом можно перезахоронить на нормальном.

Толя попросил, чтобы без него не хоронили, и пошёл на вокзал обменять билет. Теперь он уезжал только завтра в полдень.

В зале ожидания сидела женщина, которую он помнил ещё по своему первому дню в Благодельске – он помогал ей дойти от электрички до коттеджа. Он подошёл к ней и сказал, сунув руки в карманы и глядя сверху внизу

– Здравствуйте.

– Здравствуй. А мы?..

– Не помните меня? Я вам в пятницу помог вещи донести.

– О! – женщина всплеснула руками, – пустая голова! Конечно, помню, эм-м… М-м… Михаил, да?

– Толя.

– Анатолий, конечно! Как ты, деточка?

– Ну, так.

– Что-то ты неважно выглядишь. Приболел?

– Зато вы вся светитесь. Помог вам святой?

– Ой, помог, ой, помог! – затараторила женщина, видимо забыв о конспирации, которую соблюдала пару дней назад. – Внученьке моей так полегчало с того раза, как я была, о-о-о! Обещал помолиться за неё, и меня, и за деда! Так что скоро она совсем на поправку пойдёт! А вообще я же не за большим делом ехала, как другие, а так, фью! Мелочь попросить. В общем, обещал Вадичка молиться.

– Понятно. Ну, рад за вас.

– Да ты присядь, поговорим!

– Да не, я это… пойду, – Толя шагнул было в сторону, но тут же вернулся. – И как он выглядит? На самом деле святой человек?

– Ну, так с виду-то и не скажешь. Похож на любого другого мужчину. Если бы на улице встретила – вот не знаю, узнала бы или нет. Да я, правда, слеповата стала, ты меня не слушай. Но скромный очень, это прям ощущается. А главное, свет у него внутри. Это вот тоже прям сразу чувствуется.

– Свет внутри. Интересно.

– Да, и я…

– А чувствуется, что у меня мрак внутри? – Толя злобно перебил её. – Чувствуется, что я ходячий труп ё***ый?

– Что-о?!

– Чувствуешь или нет? – нагнулся и прошипел он.

Тёткино лицо забавно задвигалось, словно в судороге, по мере того, как она пыталась подобрать реакцию на шокирующие слова, но Толя уже развернулся и ушёл, когда она, наконец, крикнула:

– Псих!

– Пошла на***! – крикнул он, не оборачиваясь. Кто-то в зале громко рассмеялся.

На улице Толе стало получше. Он подумал, что надо бросать кидаться на ни в чём не повинных людей и идти домой. По пути он позвонил домой.

– Ма, дай папу.

– Ты там как, Толь? Домой не собираешься? – осторожно спросила мать.

– Собираюсь. Давай отца, пожалуйста.

– Алё.

– Па. Нину завтра будут хоронить. На каком-то общественном, *****, кладбище, в Обручево. Помнишь, где это?

– Помню.

– Приедешь?

Отец замолчал.

– Алё? Ты там?

– Да, – тихо сказал отец.

– Так чё, приедешь?

– Нет.

– Нет?!

– Нет, – повторил отец.

– Да ты… ты чё?!

– Нечего мне там делать.

– Сука, она только и говорила о том, как собирается к тебе приехать, только и жила этим походу!

– Понятно.

– И что?! Едь сюда, ***!

– Следи за языком.

– Ты серьёзно? На похороны дочери не поедешь, па? – упавшим голосом переспросил Толя.

– Не могу. Не могу, Толь.

У Толи не оказалось сил больше кричать или возмущаться. Он почувствовал, как из него вынули ещё одну часть, о существовании которой он прежде не подозревал. Он стал идти медленнее, почувствовав, наконец, голод, усталость и желание спать. Чапа сидел за своими тремя компами.

– Ну, как дела? – спросил Илья, оторвавшись от работы.

– Договорился.

– О чём?

– Об аудиенции у святого.

– О-о, молодца!

– Для шефа, не для себя.

– Ну, ясно. А сам чё?

– Ничё. Я спать. Извини, – добавил он. – И вообще, прости, ок? – Толя остановился в дверях «своей» комнаты. – За вчера, ну и за всё.

– Не парься, проехали. Я что-то тоже перегнул.

– Можно ещё денёк у тебя?

– Хоть два.

– Спасибо, Чап. Я спать.

Толя закрыл дверь и повалился на кровать. Прежде чем выключить телефон и отрубиться, он написал шефу смску: «Я с ним договорился. Он вас ждёт в субботу в 12-00. У меня возник форс-мажор, извините. Придётся вернуться в Москву завтра вечером только. Толя».

Проснувшись позже днём, он прочитал: «Спасибо, молодец. Заслужил выходной». Почему-то, несмотря на дружелюбный тон, Толя подумал, что не сможет потом опять работать у шефа. Впрочем, казалось, что пройдёт ещё вечность, прежде чем он возвратится в Москву. Но даже эти вечные сутки предстоит пережить, а со временем они померкнут в памяти. Толя поднялся с кровати.

Чапа опять сидел за своими компьютерами и сосредоточенно выписывал что-то в тетрадь. На этот раз Толя решил не беспокоить его. Уцепиться за огромного, рассудительного друга, от которого за версту веяло надёжностью, было соблазнительно – начать с ним очередной философский или даже просто жизненный разговор. Но, впрочем, сколько таких разговоров уже было. К чему они привели? Где все эти высокие мысли и где он? Толя тихонько вышел из дома.