Когда семечки кончились, Толя думал купить ещё, но бабушки куда-то делись, а в воздухе распространился зимний холод. Казалось, вот– Вот, посыплет снег. Но, несмотря на то, что он промёрз до костей, Толя не спешил возвращаться в Чапин дом. Поглядел на телефон и понял, что весь день, с тех пор как он проснулся, на периферии его сознания маячит она. Её голос и лукавый взгляд. Дурацкая причёска и острые тонкие пальцы. Толя ещё толком не знал, что именно хочет сделать, но понимал, что это будет нечто ужасное.

Он позвонил и выяснил, где она. Пришёл по названному адресу. Дверь в квартиру на первом этаже пятиэтажки была нараспашку, и Толя прошёл, как она и объяснила, без стука и лишних приветствий – сразу в Нинину комнату. Стоило ему переступить порог, как позвонила Лиза, но Толя снова не взял. Нина обрадовалась его приходу и отвела на кухню. Здесь она быстренько закинула жариться картошку и курицу, а в ожидании еды поставила на стол дешёвого вина. Толя с наслаждением выпил.

– Гораздо лучше, чем та дрянь вчера.

– Да? А я и не пила почти. Щас еда приготовится, можно будет маленько дунуть.

– Чё сделать?

– Ну, камушек покурить. Хочешь?

– Гашиш, что ли?

– «Гашиш штоле?» – гнусаво передразнила Нина и весело засмеялась. – Ну, у нас это камушек называется. В общем, смотри сам. Я ни одного вечера без него не обхожусь, так что в любом случае буду.

– Ни одного?!

– Ну, а что. На работу утром не надо. Да даже если и надо, – она засмеялась.

– А почему ты не работаешь?

– А с чего ты взял, что я не работаю? Я работаю. В «Палыче», но только с обеда.

– Чё это за «Палыч»?

– Да закусочная на трассе. Неплохое место, кстати, все добрые, кто туда ходит.

Когда еда была готова, Нина настояла, чтобы они перешли в её комнату, и достала толстую стеклянную трубку.

– Всё уже готово. Я знала, что ты придёшь, и специально не вдолбилась, пока ты не позвонил.

– Даже так?

Нина затянулась. Толе показалось, что затяжка длится невероятно долго – секунд пятнадцать – и потом ещё примерно столько же она держала кислый дым в себе. Потом выпустила его, медленно, словно не хотела расставаться, и опустила руки вдоль тела, словно успокаивая какую-то внутреннюю мелодию.

– Надо музычку, – сказала она севшим голосом. Заиграла электронная музыка.

Толя не очень хотел курить гашиш, но понял, что иначе нет смысла оставаться с Ниной – по её виду стало понятно, что она перешла совсем на другой уровень. Нина помогла ему затянуться.

– Долго не держи.

Толя выпустил дым почти сразу и закашлялся. Гашик придавил его довольно сильно, но потом он ощутил приятное расслабление и безразличие. Мысли отяжелели и стали двигаться так медленно, что он мог рассмотреть и расслышать каждую. Это было неожиданное, но очень приятное открытие. А ещё – мысли смешивались с музыкой, пользовались ею, будто вспомогательными тросами или батутами для прыжков. Казалось бы, вот-вот мысль упрётся в стену, но музыка помогала ей подпрыгивать и идти дальше.

– Давай, братик, расскажи мне что-нибудь про свою жизнь, – сладко потянувшись, сказала Нина. Она лежала на боку на диване, а он сидел прямо перед ней внизу. Кажется, он сто лет не был так к ней близко. Сумасшедше острое желание обожгло его, когда он столкнулся с её смеющимися маленькими глазами, но он смог кое-как сдержать себя.

– Кушай картошечку и рассказывай.

– И музыка… – сказал Толя.

– Что «музыка»?

– Музыка как батут для мыслей.

– О-о, да-а, – подтвердила Нина.

– Они прыгают, перемешиваются, но всё-таки двигаются. Я прямо вижу их.

– Ну-у, и расскажи мне, что ты видишь?

– Б****, этот ё***** святой, – сказал Толя. – Не принял меня сегодня. Мне просто п*****. Ведь шеф ждёт новостей. ***, надо выключить телефон.

Он выключил телефон.

– А кто твой шеф?

– Да один олигарх.

– Олига-арх?! Так ты богатый братик?

– Х**тик.

– Фу, что ты постоянно передразниваешь. Где ты этого набрался?

– Не знаю. Может, от Чапы.

– Никогда не любила этого м****а. О себе очень высокого мнения.

– Не-е, Илюша клёвый, это ты зря…

– Так что там твой шеф?

– Ну, он когда-то продал банк. Который держал с партнёрами ещё с девяностых. А до этого поднялся на трубах.

– На каких трубах?

– На трубопроводных. По которым нефть качают. Или газ. Где-то взял партию труб, продал, стал богатым. Купил ещё, продал ещё… Мне батя рассказывал. Он же местный, из Благодельска.

Толя заметил, что Нина немного вздрогнула при упоминании отца, но потом заулыбалась снова, откинулась на подушки, уставившись в потолок, и промурлыкала:

– Продолжай, только сделай свет потише.

– Чё сделать?

– Свет, чтоб не такой яркий был, сделай?

Толя выключил одну из верхних ламп, но Нине было этого мало, и тогда он выключил весь свет, оставив только торшер. Теперь они лежали (он – на полу, Нина чуть выше на диване) в полумраке, а за окном шёл снег. Ветер завывал в щелях, но им было уютно, как в отеле. Толя подумал, что неплохо бы закрыть дверь в квартиру, чтобы холод из подъезда не просочился к ним, но через несколько минут кто-то из соседей пришёл в квартиру и громыхнул дверью. И Толя поразился тому, как его желание материализовалось в реальность. Всё это время он рассказывал про карьерные успехи шефа, но не был уверен, слушает ли Нина.

– И что, братик, тебе нравится у него работать?

– Нет. Но это потому что я хе**** там занимаюсь. Курьерская работа.

– Ну, не так плохо…

– Когда я в институте учился, то совсем не этим хотел заниматься. Я даже на собеседование в Эрнст энд Янг ходил, но батя отговорил туда устраиваться. Сказал, «к Лёньке иди».

Он опять заметил, что Нина вздрогнула при упоминании отца. Она медленно приподнялась и сделала ещё одну глубокую затяжку.

– Будешь ещё хапочку? – спросила она секунд через двадцать. Дым почти не вышел из неё наружу, и Толе показалось, что она побледнела.

– ***, Я, да ты чё? Так каждый вечер?

– Ну, тебе я столько не забью, не ссы, – успокоила она.

Толя затянулся ещё. Он опасался, что станет говорить и думать медленнее, но в этот раз гашик только сильнее расслабил его, никак не повлияв на скорость.

– Знаешь, в институте думаешь, что щас отсидишь всё это и устроишься на о****ную работу, будешь ходить в костюме и с портфелем из кожи. А потом оказываешься, вот как я, на своём месте, и крылья как будто кто отбирает. То есть ты – это ещё ты. Но без всех этих мечт и без всего этого «потом будет…», и на этом и начинается взрослая жизнь, я думаю.

– Х*** ты загнул…

– Да-а. Просто так, как в девятнадцать – когда кажется, что море по колено и всё ещё впереди, и всё вокруг о****но и интересно, – такого в двадцать три уже нету.

– Ну, ты включил деда, – Нина засмеялась. – А мне что делать в свои, ээ, восемнадцать?

Она захохотала, и довольно заразительно – Толя не смог сдержать ответный смех. Они смеялись несколько минут, и в конце он уже забыл, над чем они смеются, если бы Нина не повторила:

– Восемна-адцать! – и пошла на второй круг. Но Толе уже перестало казаться это смешным, и он начал есть картошечку.

– Ну, расскажи мне, как там батя? – спросила она потом.

– Ну, что тебе рассказать? – Толя на самом деле ждал этого вопроса и вполне знал, что будет рассказывать, но почему-то начал именно с вопроса. – Живёт, как и тут жил. Он-то не особо хотел уезжать.

– Да конечно. Его от вас было не отцепить.

– Ну, всё равно уезжать не хотел… Работал сначала на заводе, потом два года х***** страдал, мать даже бил, потом опять работал, охранником где-то, а щас на пенсии, **и пинает, телек смотрит. Просит, чтоб я ему денег отдавал с зарплаты, прикинь?

– Ха, а ты ему ***, да? – обрадовалась Нина.

– А то ж!

– Так его, братик!

– А ты-то скучаешь?

– По папе-то? О-о… ну, знаешь… Он же меня тут бросил тогда. Я лет десять вас всех та-ак ненавидела…