Полковник был поражен тем, как выражался его генерал. Он и не подозревал о тех трудностях и неприятностях, которые ожидали генерала в ближайшие недели и которые окажут большое влияние и на него самого. До сих пор он знал, что генерал Вейдлинг пользовался у Гитлера уважением и что Гитлер личным приказом поручил генералу командование этим важным танковым корпусом. За эти несколько минут полковник понял, что, видимо, для его командира рухнул целый мир и что генерал Вейдлинг действует только в соответствии со своим солдатским воспитанием и данной фюреру воинской присягой.

Поэтому полковник Вёлерман неохотно взял в руки последний приказ Гитлера:

«В последний раз еврейско-большевистский заклятый враг приступил к массированной атаке. Он пытается разгромить Германию и истребить наш народ. Мы предвидели этот удар. И на этот раз большевизм ждет обычная судьба азиатов, то есть он истечет кровью на подступах к столице Германского рейха. Тот, кто в этот тяжелый момент не исполняет свой долг, действует как предатель своего народа. Следите, прежде всего, за немногими офицерами-предателями. Берлин останется немецким!»

Полковник Вёлерман, который бегло просматривал эти строки, не успел дочитать приказ до конца, поскольку в этот момент снаружи раздался страшный грохот. Дом содрогался от близких разрывов множества авиабомб, со стен осыпалась штукатурка. Сохраняя присутствие духа, генерал погасил свечу, схватил Вёлермана за руку и вытолкнул из комнаты. В то время как оба офицера поспешно спускались по лестнице, ведущей в подвал, Вейдлинг заметил, что полковник все еще держит в руке приказ Гитлера. Стараясь, чтобы остальные офицеры штаба ничего не услышали, генерал саркастически прошептал полковнику на ухо:

– И вот ради такой чепухи погибают мои солдаты!

К счастью, бойцы танковой дивизии «Мюнхеберг» ничего не знали об этом приказе своего Верховного главнокомандующего. Они целый день стреляли и сражались, переходили в контратаки, вывозили с поля боя раненых, спасали имущество беженцев, а потом опять стреляли и сражались. Когда на землю опустилась ночь, многие из них подумали, что теперь наконец наступит долгожданная передышка. Однако маршал Жуков продолжал гнать свои войска вперед. Соседняя группа армий маршала Конева прорвала фронт 4-й немецкой танковой армии на реке Нейсе, и танковые соединения русских устремились в глубь Средней Германии (так в буржуазной прессе ФРГ называлась территория бывшей ГДР, в отличие от Западной Германии и бывших восточных областей Германии. – Пер.). Поэтому ночью маршал Жуков послал в атаку свои гвардейские корпуса, он тоже хотел совершить прорыв, ведь перед ним лежал Берлин.

Фельдфебель Хартман сильно тряс унтер-офицера Райнварта за плечо, пытаясь разбудить его:

– Давай просыпайся! Нам пора двигаться дальше!

Райнварт нехотя открыл глаза и бросил бессмысленный взгляд на своего командира танка. Однако он тотчас пришел в себя и вспомнил, где находится. Одним рывком он вскочил на ноги. Хартман уже прошел дальше, чтобы разбудить остальных бойцов своего экипажа. В течение шести часов они непрерывно вели бой и всего лишь несколько минут тому назад были вынуждены сделать короткую остановку в этой маленькой деревушке недалеко от Зелова, чтобы дождаться прибытия топливозаправщиков. В то время пока бойцы транспортного подразделения, прибывшего с горючим и смазочными материалами, быстро заправляли немногие исправные боевые машины Pz. IV[8], выбравшиеся из своих танков танкисты мгновенно уснули в ту же самую секунду, как только улеглись на ближайший сухой клочок земли, поросший травой. Однако две минуты назад лейтенант отдал приказ к выступлению.

Еще не совсем проснувшись, танкисты залезли в свое серое чудовище, и только Рамлау не смог удержаться, чтобы не пошутить:

– Ну что, опять то так, то этак, то ложись, то вставай.

– Заткни глотку! – Фельдфебель толкнул его в бок и одновременно захлопнул люк башни.

Последние четыре танка из роты лейтенанта Графа с грохотом исчезли в ночной мгле. Никому не нужно указывать механикам-водителям направление движения. Они направили свои машины туда, где скрещиваются очереди трассирующих пуль, выпущенные из русского и немецкого автоматического оружия, туда, где снова и снова земля встает на дыбы после разрывов снарядов и бомб. Но сейчас пятеро бойцов оставались наедине со своим танком. Только командир танка и механик-водитель видели через смотровые приборы ближайшие окрестности. Никто из них не произносил ни слова. Каждый из них в совершенстве владел своими навыками, каждый знал, что он должен делать, когда станет горячо, когда борьба пойдет не на жизнь, а на смерть. С января они непрерывно участвовали в боях, в таких условиях даже военное ремесло становится привычкой.

Танкисты не знали, сколько времени они уже в пути. Неожиданно до их слуха донеслись близкие разрывы снарядов, выпущенных из русских противотанковых пушек. Фельдфебель Хартман приоткрыл люк башни танка, чтобы быстро осмотреться вокруг. Уже несколько минут рация молчит. Хартман сразу заметил, что они выехали из леса и сейчас с грохотом спускаются вниз с небольшой возвышенности. Далеко позади за ними следует вторая боевая машина, а двух последних танков пока еще не видно. Как и немецкой пехоты. Зато совсем близко хорошо видны несколько темных силуэтов. Однако, прежде чем фельдфебель успевает принять какое-нибудь решение, на той стороне сверкнула вспышка.

Хартман проворно исчез внутри боевой машины и крикнул:

– Башня на двенадцать часов – перед нами вражеские танки! Открыть огонь!

Унтер-офицер Райнварт уже навел башню, Рамлау уже давно зарядил снаряд в пушку, и вот раздался первый выстрел. Бринкман, механик-водитель, крепко держит обеими руками ручки управления. Лязгая гусеницами, Pz. IV с грохотом движется по пересеченной местности. Возможно, это перепаханное поле или лесная делянка. Плевать, это не имеет никакого значения. Танки ползут вперед и стреляют, стреляют и опять устремляются вперед.

Дивизия «Мюнхеберг» представляла собой костяк LVI танкового корпуса и всего немецкого фронта западнее Кюстрина. В ночь на 17 апреля она была единственной дивизией, которой еще раз удалось энергично контратаковать противника и приостановить его.

Весь день 17 апреля непрерывно продолжалось сражение, исход которого склонялся то в одну, то в другую сторону. Советское командование черпало все новые резервы из неиссякаемого запаса живой силы и техники и одну за другой вводило в бой свежие дивизии. А на немецкой стороне положение ухудшалось с каждым часом. CI армейский корпус уже не мог удерживать тыловой рубеж южнее Врицена и начал отход. Советские танковые соединения воспользовались благоприятным моментом, прорвали оборону корпуса и отсекли ожесточенно обороняющиеся дивизии и полки друг от друга.

В этот день LVI танковый корпус нес на своих плечах основную тяжесть битвы. На участок фронта под Вриценом выдвинулась моторизованная дивизия СС «Нордланд» под командованием бригадефюрера СС Циглера, который, так же как и генерал Вейдлинг и полковник Вёлерман, до войны служил в 3-й Берлинской танковой дивизии. Из района Эберсвальде – Ангермюнде спешно подтянулась 18-я моторизованная дивизия, которая значительно усилила оборонительные возможности танковой дивизии «Мюнхеберг».

Генерал Вейдлинг постоянно находился в доме лесничего, в шести километрах восточнее деревушки Вальдзиверсдорф, и руководил с этого передового командного пункта вводом в бой своих измотанных дивизий. Полковник Раух, командир 18-й моторизованной дивизии, тоже разместил свой командный пункт в этом же доме лесничего. Однако офицерам так и не удавалось спокойно поработать, не говоря уже о том, чтобы заняться отдачей приказов в соответствии с уставом. Вражеская артиллерия постоянно подвергала всю местность интенсивному обстрелу, многократно вынуждая офицеров и солдат штабов укрываться в наспех вырытых траншеях и щелях. И ночь прошла неспокойно. На рассвете по району, где располагался дом лесничего, вела огонь не только вражеская артиллерия, но и его минометы и даже станковые пулеметы.