Извивающиеся языки пламени жадно лизали потрескивающее дерево.
– Наш драндулет! – испуганно вскрикнул кто-то.
В горящем сарае стояло два танка Pz. IV. Один из бойцов выскочил из щели и помчался к сараю. Хартман громко закричал, приказывая вернуться назад. Но танкист, не обращая на него внимания, продолжал свой бег. В этот момент раздался свист снарядов, затем грохнул взрыв. Яркая вспышка на секунду ослепила бойцов. Пронзительно вскрикнув, солдат на бегу упал как подкошенный и замер.
После этого наступила тишина.
Никто не двигался. Все продолжали лежать. Только после того, как в грязь шлепнулся последний осколок, солдаты начали поднимать голову. Хартман вскочил на ноги. Он осторожно выглянул из траншеи. Земля вокруг была изрыта воронками, один из сараев ярко пылал, потрескивал огонь, балки перекрытия с грохотом падали вниз. Слава богу, подумал Хартман, сарай, в котором находился его собственный танк, остался цел и невредим. Он обернулся, чтобы окликнуть свой экипаж, и у него перехватило дыхание. Его глаза округлились от ужаса, когда он обратил свой взор на восток.
Оказывается, что вся местность там была ярко освещена, как днем. Но не утренним солнцем, которое лишь робко показалось из-за горизонта. И не светом от пылающих деревень и не огнем пожарищ, а ослепительными конусообразными лучами зенитных прожекторов. Русские прожекторные батареи выдвинулись к передовой, направили пучки своих лучей силой в миллиарды свечей[4] на немецкие позиции и залили их ярким светом. Пехотинцы и саперы, которые пережили ураганный огонь советской артиллерии и теперь осторожно выглядывали из своих окопов и траншей, вздрагивали, ослепленные ярким, режущим глаза светом, и закрывали руками глаза.
Эта тишина продолжалась всего лишь несколько секунд. Потом все началось снова. Многочисленные подразделения советских танков устремились к разгромленным немецким позициям. Строчили пулеметы, бегущие фигурки красноармейцев приближались к позициям. Из атакующей людской массы вырывался хриплый крик:
– Урра! урра! урра!
Хартман оцепенел. Словно пытаясь защититься, он выставил вперед руки, хотя весь этот ужас происходил почти в двух километрах от них.
«Тревога!» – это единственная команда, которую он мог отдать в данный момент.
Остальные бойцы тоже видели это зрелище и еще до его команды выскочили из траншеи. Они поспешили назад в сарай, из которого в панике бежали всего лишь 20 минут тому назад. Каждый из них пытался как можно быстрее схватить личное оружие и необходимые вещи и занять отведенное ему место в танке. Никто из танкистов не задумывался о том, что молодого солдата Кальвайта уже нет больше среди них. Он, кого забота о родном танке заставила выскочить из надежного укрытия, лежал теперь мертвый на сырой немецкой земле западнее Кюстрина. Механик-водитель танка Кальвайт стал первой жертвой танковой дивизии «Мюнхеберг» в битве за Берлин.
И только ефрейтор Рамлау, у которого личные оружие и вещи были при себе, на секунду остановился. Он посмотрел на погибшего боевого товарища, а затем бросил взгляд на восток, где яркие лучи прожекторов, двигаясь справа налево, ощупывали местность, чтобы обнаружить немецких солдат, притаившихся в складках местности. Ефрейтор от удивления лишь покачал головой:
– Ребята, что же это творится…
Голос фельдфебеля возвратил его к действительности:
– Они идут!
Да, они идут!
В этот день, 16 апреля 1945 года, войска Красной армии перешли в решительное наступление на столицу рейха Берлин. 1-й Белорусский фронт под командованием маршала Жукова наступал со своих позиций, начинающихся южнее города Шведта и протянувшихся до городка Грос-Гастрозе, включая плацдарм на западном берегу Одера под Кюстрином шириной пятьдесят и глубиной десять километров. 1-й Украинский фронт под командованием маршала Конева также перешел в наступление на фронте вдоль реки Нейсе – от Грос-Гастрозе до Судет.
Вражеские силы, имевшие подавляющее численное преимущество[5], умело использовали мощную артиллерийскую подготовку и поддержку своей авиации, рассеявшей туман, и наносили сокрушительные удары по немецким позициям. Главный удар в ходе советского наступления наносился с Кюстринского плацдарма, где маршал Жуков для ослепления немецких защитников ввел в действие не только 140 мощных зенитных прожекторов, но и бросил в бой многочисленные танковые соединения.
Первые линии немецких траншей, окопов и блиндажей были буквально стерты с лица земли. С винтовками и автоматами наперевес советская пехота атаковала почти полностью уничтоженные немецкие позиции. Русские были уверены, что смогут прорваться здесь, не встретив никакого сопротивления с немецкой стороны. Но в засыпанных траншеях, в развалинах блиндажей и бункеров, в отдельных стрелковых окопах и воронках еще теплилась жизнь. Облепленные глиной, промокшие до нитки и забрызганные кровью погибших товарищей, бойцы устанавливали пулеметы, бросали ручные гранаты и прижимали к плечу приклады своих карабинов. Атакующих красноармейцев встретили очереди пулеметов, разрывы гранат и нестройные залпы из карабинов. Немногие оставшиеся в живых солдаты в немецких траншеях собирались в группы для оказания сопротивления врагу. Они отважно сражались до последнего патрона, на какое-то время задерживали русских, уничтожая своим огнем первые цепи атакующих. Но они не могли сдержать мощный красный прилив и гибли под натиском неудержимо напиравшей массы красноармейцев. И атакующие соединения Красной армии продолжали свое наступление на запад. Пока вдруг не раздался вой немецких мин, рвущихся в самой гуще атакующих войск и наносящих огромный урон противнику, пока не заработали тяжелые станковые пулеметы и пока чудом уцелевшая позиция не преградила путь Советам. Русские приостановились, поспешили залечь, наступление застопорилось. Первая волна неприятеля остановлена. Когда вторая волна атакующих войск противника попыталась продвинуться вперед, она погибла под массированным огнем обороняющихся. Эта атака продолжалась всего несколько минут, затем мощное русское «Ура!» смолкло.
Бойцы XI армейского корпуса СС ожесточенно оборонялись. Эти бойцы, которые месяцами не знали отпуска, которые с боями отступали из Центральной России сюда, на берега Одера, у которых почти не оставалось патронов в карабинах и хлеба в ранцах, – эти бойцы нанесли ответный удар. Уже через несколько минут после начала русской атаки становится ясно, что первая советская крупномасштабная атака сорвалась. Солдаты в форме оливково-зеленого и защитного цвета вступили в рукопашную схватку, они ожесточенно сражались даже саперными лопатками, использовали ручные гранаты и фаустпатроны. Маршал Жуков ввел в бой свои танковые полки, входившие в состав элитных танковых дивизий Красной армии. Советские средние танки Т-34 и тяжелые «Иосиф Сталин-2», подойдя к передовой, переползали через полуразрушенные траншеи и фортификационные сооружения, своими гусеницами вдавливали тела погибших в землю и устремлялись к перепаханным снарядами и бомбами немецким позициям. Битва превращалась в самое грандиозное сражение на Восточном фронте. Но уже к полудню наступление Советов застопорилось, и русские не могли продвинуться дальше ни на шаг.
Две танковые и девять общевойсковых армий 1-го Белорусского фронта смогли прорвать только первый оборонительный рубеж немецкой 9-й армии – после этого их силы иссякли[6].
До полудня этого дня вражеские войска, имевшие подавляющее преимущество, смогли продвинуться вперед на расстояние всего лишь от трех до восьми километров. Вышестоящие командные инстанции русских постоянно приказывали своим войскам продолжать наступление. Генералы, офицеры штабов и комиссары поднимали в атаку своих бойцов. Но 300 тысяч солдат и офицеров маршала Жукова со своими 2000 танков, 6000 орудий и 1800 самолетов никак не могли прорвать немецкий оборонительный рубеж.
