Насчет комнатенки это я, конечно, погорячился. Мне выделили довольно неплохие апартаменты, в составе пяти комнат, среди которых был и кабинет, и небольшая гостиная, и пара комнат, одну из которых занял Бидлоо, другую делили Репнин и Юдин. Трое охранников из вятских пехотинцев расположились в гостиной, еще двое встали возле входа в апартаменты. Неплохо, жить можно.

Пока я обследовал комнаты, а Митька раскладывал на кровати охотничий костюм, во дворе начали собираться охотники. То и дело раздавались собачий лай и конное ржание. Посмотрел в окно и отметил, что Елизавета, снова вырядившись в мужское платье, уже садится с помощью подскочившего к ней конюха в седло. Сколько же я здесь медитирую, если уже цесаревна успела переодеться?

Одевшись и прицепив к поясу уже знакомый кинжал в инкрустированных драгоценными камнями ножнах, я быстро вышел из спальни.

Репнин вопросительно посмотрел на меня, я кивнул. Судьба у тебя сейчас такая меня на охоте сопровождать.

Когда я вышел на крыльцо, солнце уже начало садиться, но было достаточно светло, чтобы увидеть дичь. Ко мне подвели Цезаря. Всунув ему взятку в виде куска сахара, я вскочил в седло и махнул рукой. Ко мне подскочил Селиванов и всунул в руки ружье, громоздкое и уже заряженное. Не пристрелить бы кого. Но тут затрубил горн, и Селиванов проорал:

— Пошли, родимые!

Борзятники отпустили собак, и всадники понеслись за сворами.

Эта охота совсем не напоминала загонную. Собаки неслись вперед, поднимая уже готовившуюся ко сну птицу. То и дело раздавались выстрелы и радостные крики. Мне не очень везло, пока никто не хотел попасть под мой выстрел. Я притормозил Цезаря. Похоже, что сегодня не мой вечер. И тут прямо передо мной на тропу вышел огромный глухарь. Я медленно поднял ружье, но птица, словно что-то почувствовав, сорвалась в полет. Это только так кажется, что большой и кажущийся неповоротливым глухарь медленно летает. На самом деле эта хитрая птица летает очень быстро, еще и взлетает с разворотом. Два взмаха крыльев, и я почти потерял его из вида.

— Врешь, не уйдешь, — прошептал я и послал Цезаря за летящим уже далеко глухарем, все больше и больше наращивая скорость.

И все равно я отстал. Птицу не было видно, и я остановил коня, приподнявшись на стременах, осматривал округу. И тут я его увидел. Он сидел на ветках растущей неподалеку сосны, почти слившись со стволом. Очень аккуратно подняв ружье, я тщательно прицелился и выстрелил, едва не кувыркнувшись с седла назад, от ударившей в плечо отдачи.

— Твою мать, надо откатный ствол «придумать», — прошипел я, слезая с седла, приторачивая к нему ружье и поглаживая не на шутку разболевшееся плечо. Цезарь вел себя на редкость флегматично. Выстрелов он явно не боялся. Глухарь лежал под сосной. — Йо-хо! — не удержавшись, крикнул я, поднимая свою первую добычу. Сунув птицу в специальную седельную сумку, я снова вскочил в седло и огляделся по сторонам. — Так, и где мы?

Прислушавшись, я не услышал ни лая собак, ни других звуков, которые издавали охотники. Солнце садилось все ниже. Начинало холодать, и камзол ни черта не грел, к тому же становилось темно. Поискав взглядом тропинку, ее я тоже не нашел. Вот придурок! В пылу погони даже не заметил, что съехал с тропы. И куда мне теперь податься? Цезарь переступил с ноги на ногу, почему-то сильно занервничав. Он негромко заржал, и я услышал невдалеке злобное ворчание. Просто зашибись через колено. Мало того что я, похоже, безнадежно заблудился, так еще и на волков нарвался. Хорошо еще, что Цезарь быстрее любого волка, но гнать его в темноте это почти гарантированно переломать благородному коню ноги. Тем не менее я тронул поводья, и гнедой начал потихоньку отступать, словно чувствуя момент.

Ворчание немного отдалилось, и тут откуда-то сбоку раздался стук копыт, а затем вой волка, громкое ржание и отчаянный женский крик.

— Вот тебе, бабушка, и Юрьев день, — прошипел я, направляя Цезаря в ту сторону, откуда раздавались крики.

Ехать до места, откуда раздавались крики и рычание, было недалеко — три сосенки, пять березок, и передо мной открылась небольшая полянка, на которой в последних лучах стремительно заходящего солнца я сумел разглядеть и потерянную тропу, по которой, чисто теоретически, я могу вернуться в поместье Долгоруких. Хотя это вполне могла быть и не потерянная тропа, а, например, звериная, ведущая прямиком к водопою, но наличие на той тропе всадницы все-таки настраивало на более позитивный лад, если она тоже не заблудилась, отстав от охоты.

Одновременно с моим появлением огромный матерый волк, перегородивший дорогу всаднице, лицо которой я никак не мог рассмотреть, да и не до этого мне было слегка, утробно рыча, бросился на приглянувшуюся ему добычу. Представить себе, что волк не заметил меня, я не мог, это было бы слишком фантастично.

Вообще-то интеллекта животному было не занимать — из двух возможных целей он выбрал ту, которую взять было гораздо проще. И лошадка поменьше и не такая агрессивная, как то чудовище, на котором я сейчас сидел, способное своими копытами проломить череп и не такой зверюге, если Цезарю придется защищать свою жизнь. Да и женщина имела гораздо меньше шансов защититься от него, чем мужчина, пусть даже вооруженный одним кинжалом. Нет, я не принижаю достоинства прекрасного пола, напротив, мне всегда импонировали сильные женщины, способные чего-то добиться в жизни, где, как ни крути, а мужики занимают главенствующую позицию, являющиеся верными помощницами своим мужчинам, а не просто красивыми сексуальными игрушками, вот только физиологию, заложенную в нас природой, или Господом Богом, да хоть инопланетянами, никто не отменял. Любая женщина, если это, конечно, женщина, а не обожравшийся гормонами трансвестит, будет всегда при любых равных условиях слабее, чем мужчина, — это просто физиологические особенности, ничего более. Поэтому волк выбрал себе отличную цель, вот только он не ожидал, что к его жертве кто-то придет на помощь, и не сумел перестроиться в сложившихся обстоятельствах.

Волк прыгнул на лошадь, пытаясь дотянуться до ее уязвимых мест и повалить на землю вместе со всадницей, чтобы, порвав их, уже не спеша попытаться разобраться с более серьезной добычей. Ему почти удалось совершить намеченный маневр, но в последний момент лошадь взвилась на дыбы и забила в воздухе передними копытами, отгоняя от себя зверя. Визг женщины слился в унисон с рычанием разочарованного в броске волка, но из очень уж неудачной позиции тот нападал, и истошным ржанием насмерть перепуганной кобылы. Не удержавшись в седле, женщина начала падать прямо под копыта своей обезумевшей от ужаса лошади и беснующегося рядом волка. Невероятным образом ей удалось сгруппироваться и отползти в сторону, пышные юбки спасли ее от травм во время падения, но, казалось, ничто не может спасти от клыков разъяренного зверя.

Ждать больше было нельзя. Вяло промелькнувшая в голове мысль про то, зачем мне это вообще надо, была сметена другой, о том, что да, надо, раз я пытаюсь строить параллели и называть себя мужчиной. Поморщившись, я, испытывая острое сожаление, что ружье разряжено и что мне не удалось бы его зарядить достаточно быстро, даже, если бы умел, а, к своему стыду, проведя здесь почти год, так и не научился, я соскочил с коня, выхватил кинжал и принялся приближаться к волку сзади, надеясь, что тот меня не услышит и не учует достаточно долго, чтобы потом было уже поздно. Вот же наивный юноша, мать твою.

Волк меня учуял, точнее, чуял-то он меня уже давно, но теперь к чутью присоединилось чувство опасности, и зверь сделал единственное, что мог сделать, кроме бегства — попытаться эту опасность ликвидировать. В невероятном прыжке развернувшись, он серой тенью бросился на меня. Кобыла, воспользовавшись тем, что хищник отвлекся, тут же сорвалась с места и понеслась по тропе, высоко задирая задние ноги. На белоснежном крупе я успел даже разглядеть кровь и следы от когтей, все-таки волк ее достал и ему не хватило совсем немного, чтобы завершить начатое.