<p>
В июле прошла вторая волна арестов. СПК был вынужден распуститься. Перед моей квартирой внезапно появилась полицейская машина наблюдения. Мои друзья из РАФ уже взяли у меня отпуск за несколько дней до перестрелки.</p>
<p>
Я пересмотрела свои возможности. Завершать учебу не имело смысла. СПК распался, люди, которые мне нравились, либо ушли в подполье, либо были арестованы. То же самое могло случиться и со мной, если бы выяснилось, что я снимал квартиру в Гамбурге для RAF. Если бы полиция проверила мои документы, то обнаружила бы, что в удостоверении личности я указал второе место жительства. Я не хотел просто торчать в своей квартире и ждать, пока меня арестуют.</p>
<p>
Я попрощалась со своим прошлым, родителями, друзьями, своей прежней жизнью. Теперь у меня был только RAF.</p>
<p>
Я пришла к Бернду и сказал ему, что хочу сжечь все мосты с моей прежней жизнью и что я хочу вступить в RAF. С некоторой неуверенностью, но все же уважая мое решение, он попытался удержать меня: «А ты не боишься? Есть и другие возможности что-то сделать. Если копы узнают о квартире в Гамбурге, ты получишь несколько месяцев в завязке». Это дерьмово, без сомнения, но разве ты не понимаешь, что случится, если ты пойдешь другим путем? Перестрелки, аресты, сядешь надолго. Ты этого хочешь?» Боишься? В отличие от него, у меня не было страха. Наоборот, я чувствовал себя сильным, что было для меня ранее неведомо.</p>
<p>
Я поговорил с Габи. Мы договорились, что она постепенно и незаметно вывезет все из моей квартиры. В какой-то момент она скажет хозяину, что со мной произошел несчастный случай и я больше не вернусь. Мы с Габи сожгли в туалете все мои фотографии, личные вещи и письма. Я знала, куда теперь ведет меня моя жизнь: в Гамбург и квартира на Мексикоринге.</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
<p>
</p>
Уход в подполье
<p>
</p>
<p>
В тот же день Хольгер Майнс пришел в квартиру на Мексикоринге. RAF уже некоторое время не использовали ее. Товарищи не были уверены, что меня может проверить полиция и арестовать. В связи с этим они собирались освободить квартиру.</p>
<p>
Хольгер привел меня в другую квартиру. Через некоторое время Андреас</p>
<p>
Баадер и Гудрун Энсслин зашли поговорить со мной. Шторы, длинные полотнища темной ткани, были задернуты на окнах, и мы сидели в полумраке. Ни один из них не выглядел очень довольным моим присутствием, и Андреас сразу перешел к делу: «Итак, расскажите нам, чего вы хотите. О чем вы думали, просто так явившись сюда?». Я сказал им, что полиция следила за моей квартирой и что я ожидал, что меня в любой момент могут арестовать. Я подумал, что это покажется ему приемлемой причиной, но он хотел услышать больше: «Как вы думаете, что вы можете сделать здесь, с нами. Есть ли что-то, что вы можете сделать, что кажется вам хорошей идеей?». У меня не было ни малейшего представления. «Тогда скажите нам, что вы думаете о нас в политическом плане. Каков ваш анализ ситуации? Расскажите нам». Когда я не смог произнести и двух слов на эту тему, Андреас начал сильно раздражаться.</p>
<p>
Он ходил взад-вперед, курил галушки и разглагольствовал:</p>
<p>
Ты дура, ты думаешь, что можешь просто прийти сюда и стать одной из нас? Кто мы, по-твоему, такие? Ты думаешь, то, что мы делаем, — это детские игры? Только не говори мне, что у тебя в голове нет ничего другого, кроме этого! </p>
<p>
Однако. Я действительно не задумывался над этим вопросом, и когда это стало ясно ему после бесконечных перебежек туда-сюда, он сказал, раздраженный и взбешенный: «Если бы не было чего-то реального, за что тебя можно арестовать, мы бы сегодня же отправили тебя обратно в Гейдельберг. Что нам теперь с вами делать? Ради всего святого. Это не принесет ничего, кроме проблем».</p>
<p>
Он был прав, но в тот момент я этого не понимал.</p>
<p>
Я оставалась в той квартире несколько дней, пока Хельгер не приехал и не забрал меня. Мы поехали во Франкфурт. Там мы жили в нелегальной квартире с женщиной, которая работала вместе с RAF. По ночам мы с Хельгером выходили на улицу, и он показывал мне, как находить машины для угона. Они должны были быть припаркованы в темных местах. Место для парковки должно было находиться на некотором расстоянии от многоквартирных домов, откуда можно было бы наблюдать за кражей, а также далеко от полицейского участка, так как полиция могла быстро прибыть на место преступления, если ее предупредить. Вы также должны были знать, когда полиция совершает ночные обходы в этом районе.</p>
<p>
Хольгер показал мне инструменты, которые он использовал для взлома машин: это был своего рода штопор с двумя винтами, которые были приварены друг к другу в противоположных направлениях. Взломав машину, вы вставляли его в замок зажигания и полностью выкручивали, быстро и без особых усилий.</p>
<p>
Мы говорили о том, что у Хольгера было оружие, а у меня — нет. Хет считал, что это плохая идея — находиться вместе в таких условиях. Тем не менее, я не должен был пока иметь оружие. Хелгер сказал мне, что, если появится полиция, я должен немедленно броситься на землю и не двигаться ни на дюйм. Тогда меня арестуют, но это будет не более чем несколько месяцев тюрьмы. Мне не очень хотелось носить оружие.</p>
<p>
Через несколько дней мы вернулись в Гамбург. Когда мы приехали туда, я узнал от Ульрике Майнхоф, что еще три человека из СПК объявились после отъезда из Гейдельберга, потому что они хотели заниматься незаконной деятельностью. Ульрике предложила, чтобы мы с остальными тремя сформировали свою собственную группу. Другие члены СПК не имели ни большего представления о том, что делать, ни большего опыта, чем я. В RAF подумали, что будет лучше, если мы создадим свое собственное дело. Они бы нам помогли.</p>
