<p>
Вдруг становится слишком поздно. Мы не поговорили и не можем найти друг друга снова. Война врывается в нашу черноморскую идиллию и разлучает нас навсегда...</p>
<p>
Сегодня из Берлина приедет Гудрун. Она привезет нам деньги, некоторые документы и другие материалы и примет участие в дискуссии. Элла, Тилль и Анжелика встретят ее в аэропорту Бургаса. После завтрака они отправляются в путь в приподнятом настроении. После обеда они хотят вернуться.</p>
<p>
Мы с Региной отправляемся на пляж, пока они втроем отправляются в Бургас. Раша остается в доме.</p>
<p>
Мы остаемся одни у воды. Загорелые и растерянные, мы играем. Обремененные будущим, но все равно счастливые. Регина ложится на солнце, я сажусь у воды и отдаюсь моменту.</p>
<p>
В море дует легкий и слабый ветер. Он не создает ни большой впадины волны, ни пены, ни гребней воды, только мягкие, нежные, спокойные колыбели на поверхности моря. Мой взгляд блуждает по ним в необозримую даль, туда, где вода несет небо и где эти две стихии, кажется, замыкают мир. Я доверяюсь величию моря и вечности неба. Мои глаза не видят ничего другого, и если бы я мог заглянуть в глубину, то и там увидел бы только вечное величие. Я удаляюсь от всего, что меня держит, и ощущаю неоспоримую вечность, в которой я резвлюсь, в которой я рискую показаться смешным в своих попытках исцелить мир. В этой вечности я — неудачник. Но самое главное: в ней мы — прежние. Мы хорошо и мы плохо живем. Ощущение вечности — полезная, увлекательная штука. Именно поэтому люди изобрели время. Вечность — это опьянение, время — это моя реальность, и в ней я воспринимаюсь через то, что я делаю.</p>
<p>
Я делаю.</p>
<p>
Пустая банка из-под кока-колы выкатывается на пляж.</p>
<p>
Она тихонько дребезжит, перекатываясь по размытым частицам му- шера.</p>
<p>
Это выводит меня из состояния отсутствия, а также рука Регины на моем плече. Она села рядом со мной.</p>
<p>
«Я все время хотела тебе сказать, — начинает она, — но ты, похоже, не хочешь этого слышать».</p>
<p>
«Что именно я не хочу слышать, в конце концов, я не избавлена от этого».</p>
<p>
«В Берлине, перед тюрьмой... я был готов предать все... включая тебя. Мой страх был сильнее всего, я хотел убежать».</p>
<p>
«Но ты этого не сделала». Я хочу успокоить ее. Она носила это в себе несколько дней, как скрытую рану. «Кроме того, вы втроем решили поехать».</p>
<p>
«Да, — тихо говорит она, — но это неважно. Я хотела уйти. В те минуты мне было на все наплевать».</p>
<p>
Она плачет. Я хотела бросить тебя».</p>
<p>
Я должен был спросить ее: Хочешь ли ты принять новое решение, хочешь ли ты найти другое решение, хочешь ли ты уйти? Я не делаю этого, я хочу, чтобы она осталась, и трублю ей полуправду, которая дает ей только поверхностный, поверхностный покой и безопасность.</p>
<p>
«Да ладно, — говорю я, — ты драматизируешь, мне тоже знакомо это чувство — желание уйти в угрожающих ситуациях. Тебе просто не хватает опыта, ты научишься справляться с этим».</p>
<p>
Она молчит.</p>
<p>
Только однажды, несколько недель спустя в Багдаде, она пытается сказать мне, что больше не хочет воевать.</p>
<p>
После обеда мы возвращаемся в дом и удивляемся, почему Раша одна.</p>
<p>
«А где остальные?»</p>
<p>
«Не знаю, наверное, они еще в кафе. Они скоро придут».</p>
<p>
Близится вечер. Мы впадаем в беспокойное, бестелесное состояние. Мы все еще ищем и находим объяснения: Может быть, у самолета большая задержка? Мы звоним в аэропорт. Самолет приземлился вовремя. Может быть, они застряли, может быть, выпили...</p>
<p>
Они не прилетают. Мы сидим у радиоприемника, сканируем немецкие станции. В 10 часов вечера мы слышим страшный, неотвратимый факт: антитеррористическое подразделение немецкой полиции задержало четырех немецких террористов в Болгарии в аэропорту Бургаса. Среди арестованных — Тилль-Майер, который четыре недели назад был освобожден из берлинской тюрьмы.</p>
<p>
Мы с Рашей уже пережили несколько арестов товарищей. Мы почти автоматически начинаем делать ндтигенные вещи. Боль уходит. Теперь это больше, чем боль, это катастрофа, внутренний хаос. Мы ана-лизируем свое положение, шансы на спасение. Вот как это выглядит: Правительство Болгарии предоставило империалистической ФРГ полицейские полномочия на территории стран Варшавского договора. Уникальное, чудовищное событие. Grande и Preis сейчас не важны. Но почему только эти четверо в аэропорту, почему не мы? Болгарские власти знают, что нас семеро, мы зарегистрированы в доме, все наши паспорта находятся в приемной туристического центра, так что они в руках болгарской полиции. Придут ли они ночью? Как нам себя вести? Об ограблении в социально приемлемой стране не может быть и речи. </p>
<p>
Мы хотим похоронить их, когда станет светло и у нас еще будет возможность. Если мы выберемся из этой страны, то уже без них.</p>
<p>
Новые новости каждый час: Брандт угрожал разорвать старые туристические контракты, если органы безопасности Болгарии не будут сотрудничать. Он купил права на посадку самолета GSG 9, взяв миллионный кредит на расширение туризма. Тилля узнали на пляже немецкого отдыхающего из сектора юстиции и т.д.</p>
<p>
Мы всматриваемся в ночь, прислушиваясь к любому шуму, огибаем дом, чтобы выяснить, не окружены ли мы, не охраняются ли. Ничего не видно и не слышно. К рассвету мы все упаковали, убрали в доме и приняли следующее решение: мы не можем уехать без въездных штампов. Паспорта в руках у милиции. У них было полдня и ночь, чтобы арестовать нас и передать. Они этого не сделали, они хотят, чтобы мы уехали.</p>
