<p>

Через официальный вход подвал теперь можно осмотреть в любое время. Старые помещения пустуют и не имеют крыши.</p>

<p>

Народная тюрьма» создается без того, чтобы мы знали, кого здесь однажды будут охранять. Сначала мы хотели создать все материально-технические условия, а потом решить, кому «отдать честь».</p>

<p>

Пола — легальная и еще не известная конституционная охрана. Она принимает и управляет магазином подержанных вещей. Дела идут очень хорошо.</p>

<p>

Уже несколько недель заключенные снова объявляют голодовку против пыток в изоляторе. Это уже третья, и единственным ответом со стороны государства является жестокий метод принудительного кормления.</p>

<p>

Ситуация достигла предела и обострилась после смерти Хольгера Майнса. Он находится под хладнокровным надзором системы правосудия и тюремного врача. На последней фотографии он изображен мертвым человеком, истощенным до скелета. В БухенвалеВаушвице, Равенсбруке, Заксен-Хаузене и других концентрационных лагерях.</p>

<p>

Ajngeheurejyut, потрясающее бессилие заставляет нас</p>

<p>

под давлением. Мы хотим нанести ответный удар и думаем о том.</p>

<p>

где и кого мы можем атаковать с самого начала.</p>

<p>

...с самого начала. Мы хотим, чтобы вы почувствовали, что уничтожение наших будет стоить им чего-то.</p>

<p>

Народная тюрьма готова, мы захватим высших судей Берлина и нападем на них.</p>

<p>

Мы захватим высших судей Берлина и посадим их в нее.</p>

<p>

Действие разворачивается иначе. Председатель Берлинского апелляционного суда фон Дренкманн застрелен при попытке к бегству. Движение 2 июня берет на себя ответственность и начинает свою декларацию со слов:</p>

<p>

«Кто сеет насилие, тот пожнет насилие».</p>

<p>

Когда была убита Петра Шельм, мы сказали: Месть за Петру; когда был убит Георг фон Раух, мы снова сказали: Месть за Георга; и мы сказали это за все остальные убийства: Томми Вейббекера, Маклойда, Юргена7ендрТах76иина, Ричарда Эппла и всех «покойников» немецких тюрем. Все они были расстреляны при совместной ответственности судебных органов, прокуратуры, Управления по защите конституции и полиции. Мы так и не смогли дать ответ на эти охраняемые законом преступления. УнгеджеПаролен остался в истинном бессилии. — Во всех тюрьмах Федеративной Республики Германия заключенные подвергаются жестокому обращению и пыткам. Здесь больше, там меньше. Известны только самые серьезные «злоупотребления»: Мангейм, Гамбургер Глок, изолятор Тегель. Некоторые умирают в тюрьме, и никто не знает, почему.</p>

<p>

Вчера революционер Хольгер Майнс стал жертвой судебного убийства. Он объявил голодовку вместе с 42 другими заключенными. Они борются за отмену пыток через изоляцию и за отмену особого режима для политических заключенных. Через 58 дней Хольгер Майнс умер от голода. (...)». </p>

<p>

 На рубеже года мы все собрались на несколько дней для подробного обсуждения. Один сочувствующий предоставил нам свою квартиру. Нас стало девять человек, и мы решили устроить действительно хорошую новогоднюю вечеринку, чтобы, так сказать, положить начало заключительной фазе нашего разгромленного плана освобождения.</p>

<p>

Решение было принято в пользу председателя берлинского ХДС, PeterXorenZj. Мы будем похищены.</p>

<p>

Зачем вы это делаете? В Берлине идет избирательная кампания. Петер Лоренц — главный кандидат от оппозиции. Нам ясно, что решение об обмене заключенных на заложника будет приниматься не в берлинском сенате, а в Бонне, в кризисной команде Шмидта. Простая психология убеждает нас: СДПГ, как правящая партия в Бонне и в Берлине, не может морально позволить себе позволить партизанам расстрелять своего единственного и перспективного соперника по оппозиции и тем самым позволить ХДС выиграть выборы. Петер Лоренц не является центральной фигурой в рядах стратегов антиповстанческой борьбы, он также не является влиятельной политической или экономической фигурой. Он всего лишь правый консервативный региональный топ-политик, который имеет свою меновую стоимость исключительно в нынешней специфической констелляции политических обстоятельств Берлина. Мы ни на секунду не сомневаемся, что правительство заменит его.</p>

<p>

В канун Нового года мужчины начинают готовить и с большим энтузиазмом готовятся к вечеру. Бар — прекрасный повар. Все выясняется и обсуждается, намечается будущий режим переговоров с правительством. Мы не хотим никаких тайных переговоров, но хотим поставить условием публикацию старых контактов и договоренностей через телевидение. Нам нужно еще несколько недель, чтобы отработать информацию о привычках Петера Лоренца, после чего мы сможем атаковать.</p>

<p>

К полуночи у нас уже буйное настроение. Бар и Бенджамин насыпали черный порошок в только что опустошенную бутылку виски. Они хотят допить ее в полночь.</p>

<p>

Они планируют взорвать ее на заброшенной фабрике напротив нашего дома в полночь и собираются целовать симпатичных турецких девушек у входной двери — как два школьника. Али нацепил на свои копыта пушечные снаряды, нанизанные на пояс с боеприпасами. Всегда немного диджей и сорвиголова, он зажигает петарду в приподнятом настроении, думая, что сможет сразу же вынуть фитиль. Но она проскакивает сквозь его пальцы, и первый пушечный выстрел обрушивается на его тело. Али застывает как в рассоле, и мы не знаем, смеяться ли нам от стыда или быть в катастрофическом настроении, когда одна петарда за другой взрываются на его теле в быстрой последовательности. С каждым новым взрывом он совершает жесткий прыжок в воздух, ровно десять раз. Затем наступает тишина. Чудесным образом только его футболка разорвана в клочья, а на коже осталось несколько черных следов. «Ну, Джанго, как все прошло?» — спрашивает Сьюзен Спдтиш. Но с его бледных губ срывается лишь запинка. Голос и самообладание покинули его. Его колени неуверенно подгибаются. Я быстро выхожу в коридор, чтобы посмотреть, не удивлены ли соседи, ведь это прозвучало как оружейный залп. Но все в порядке. Ганс хватает отменное серебряное двуствольное ружье, чтобы выстрелить из него в заводской цех. Он уже тяжело сидит и заправляет «серебряную невесту» под пальто. </p>