<p>

 Была еще Вольфсбургская коммуна. Авантюрная группа, кишащая провокаторами и резаками, благодатная почва для информаторов госбезопасности. Мы быстро перерезали все провода, когда они отчаянно пытались показать нам свое влияние.</p>

<p>

После ликвидации V-человека Шмукера группа была арестована, и судебный процесс перерос в скандальный, пятнадцатилетний «процесс Шмукера», который стал примером сотрудничества между судебными органами и Службой государственной безопасности.</p>

<p>

Мы были очень осторожны и точны в своих контактах. Потом мы встретили Бенджамина, этого ганзейского джинглика из сквоттерской среды. Он был полон анархистского романтизма до кончиков волос, умен, упрям, изобретателен и твердо решил стать городским партизаном. Он нам сразу понравился, но его молодость заставляла нас чувствовать себя неловко. Из-за этого ему хотелось проявить себя. Тем не менее, Бенджамин был полезен для организации. К нам также присоединились Тилль и Руб. Рубе вскоре стал нашим социальным делом, поэтому нам пришлось отправить его на пенсию. Рубе, этот преступник времен повстанцев, месяцами испытывал наше терпение. «Мы были в бездыханной фазе, каждый час был энергичен, рассчитан и в нашем</p>

<p>

каждый час был энергичен, рассчитан и зафиксирован в нашем ежедневном расписании. Не было времени и желания сидеть без дела, обмениваться сплетнями или передавать косяк по кругу. Но это было самым большим желанием Руба. Он жил полулегально, бродя по сцене, живя то тут, то там, не зная, разыскивает его полиция или нет. Но он и не стремился это выяснить, потому что был так счастлив держать нас в курсе последних интимных фактов из жизни берлинских левых. Руб был политически и социально бездомным. «Блюз» был его семьей. Он хотел сохранить старые времена и с поразительным упрямством игнорировал тот факт, что «Блюз» превратился в вооруженную подпольную организацию. Бар был последним членом его семьи, и он использовал любую возможность, чтобы разделить с ним старые добрые дни повстанцев-гашишистов с ним. Бар нетерпеливо грыз ногти, когда Руб не прекращал рассказывать анекдоты. Он пощипывал кончики своей бороды Обеликса, повторяя про себя, как забытый пенсионер. Он вставал только тогда, когда ему нужно было приколоть булавку, даже чтобы сварить кофе. Мы пытались приобщить его к ручному труду. Невозможно. Он был бесполезен, непрактичен, нестабилен, ленив и не имел никакого желания что-либо делать. На критику он реагировал по-старчески или инфантильно. Он крал наше время, наши нервы и цеплялся за нас. Пока мы не набрались смелости и не сказали: «Рубе, мы не можем этого сделать, мы не можем тебя тащить. Посмотрим, как ты снова легализуешься, когда отсидишь в тюрьме. Если ты останешься с нами, будет хуже и для тебя, и для нас». После этого мы какое-то время платили ему пенсию, а он еще долго обижался на нас, как несправедливый обидчик.</p>

<p>

Мы без устали снова вязали сеть нелегальных и легальных структур, уплотняли и расширяли ее, оттачивали совершенство наших конспиративных рабочих и жизненных будней. Будучи студентами, мы снимали простые квартиры в легкодоступных районах, вдали от центров политической активности. Мы передвигались по городу на неприметных, полностью дублированных автомобилях, обзавелись гаражами, мастерскими, печатным станком, подделывали или печатали документы различных государств, обеспечивали нелегальное медицинское обслуживание, добывали деньги и оружие.</p>

<p>

Когда мы с Баром отправлялись на встречу со сторонниками закона, мы обеспечивали безопасность и охрану мест встречи. Перед этим людям приходилось совершать сложные перемещения вдали от собственных домов, чтобы отпугнуть возможных преследователей.</p>

<p>

Я научился стрелять в лесу Тегель и в Грюневальде. Маленькая, удобная 9-миллиметровая «Беретта» с историей лежала у меня под подушкой по ночам и была засунута в карман, когда я выходил на улицу. Время оставило на его поверхности шрамы от ржавчины. Со временем они стали, подобно следам жизни на коже зрелого человека. Мне нравилось старое, прекрасно работающее оружие. Оно имело вид партизанской борьбы в холодных лесах и горах и передавало историческую преемственность от борьбы юго-славянского движения сопротивления против немецких фашистов до моей борьбы против тех же сил, того же духа, который безудержно и развязано обрушился на народ тридцать лет назад. Возможно, она уже дала приют и безопасность партизану. Она идеально подходила для женской руки. Я заботился о ней как драгоценную реликвию.</p>

<p>

Вместе с Тендером, Али и Полом мы организовали самую большую акцию. Она была не очень опасной, но масштабной по своей подготовке и исполнению. Прежде всего, было важно, чтобы все участники хорошо работали вместе, и это было важно для знакомства друг с другом в исключительных ситуациях. Мы совершили налет на оружейный магазин, чтобы забрать пистолеты и другое длинное оружие. Это было не трехминутное ограбление банка. Один за другим, как покупатели и ротные, мы входили в магазин и «занимали» его. Когда покупателей не осталось, мы быстро повесили на дверь табличку: «Временно закрыт для приема товара». Затем мы надели наручники на продавца и погрузили оружие в морские сумки.</p>

<p>

Со своими зачесанными назад волосами и тонкими усиками Тендер выглядел как бандит из 1930-х годов. Али и Бар примерили тирольские шляпы, а Пол, как охотник за серидами, должен был принести определенный пистолет. Отпирание оружейного шкафа было для нас сигналом. Пол заблокировал. В самый разгар действия — приступ тревоги. Мы все суетились где-то в магазине, готовые к прыжку, но Пол просто смотрел. Ситуация становилась опасно напряженной. Тогда Бар проявил инициативу и взял на себя одеяние Павла.</p>

<p>

Такой опыт в действии необходимо оценивать. Отключение может стать катастрофой для всей группы.</p>

<p>

Павел был хвастуном, и в этом была проблема. Он был громогласен и не способен честно оценить свои силы и страхи. Кроме того, он умудрился напиться на всю ночь в модном пабе, затем заснуть в метро и украсть сумку с документами и пистолетом. Это привело нас в состояние повышенной готовности на несколько дней. Пол был человеком, склонным к эскападам. Ему было трудно расстаться со своими прежними привычками, которые были связаны с пабами, разговорами и выпивкой.</p>

<p>

Мы обещали Красным бригадам две высокоточные винтовки. Мы с Баром поехали в Милан к условленному месту встречи. Ранее Раша вела переговоры с итальянскими товарищами. Она говорила по-итальянски. Это была наша первая встреча, и, к сожалению, она обернулась для нас некоторыми затруднениями. Никто из товарищей не говорил по-немецки, по-английски — только фрагментарно, этого было недостаточно для разговора. С большими усилиями — с завязанными глазами, долгой ездой по городу — мы наконец собрались в кон- спиративной квартире, но разговора не получилось, и на обратном пути я все еще проклинал заблуждение вавилонян относительно будущего с их башней. Вдобавок ко всему, одна из винтовок больше не работала, хотя мы ее предварительно проверили. Это было неудобно.</p>