<p>

Но при всем своем неуместном радикализме движение по-прежнему является самой передовой контрсилой. Оно расширило восстание на два основных направления: оно вовлекло в политическую борьбу сферу нематериальных потребностей (самоопределения, неотчужденных человеческих отношений) и физиологическое измерение существования: царство природы. Освобождение чувствительности — это общая основа. Это порождает новый опыт мира, нарушенного требованиями существующего общества, и жизненной необходимости полной трансформации. Что стало невыносимым, так это подавляющее единство противоположностей в этом мире: единство удовольствия и ужаса, спокойствия и насилия, удовлетворения и разрушения, красоты и уродства, которое ощутимо поражает нас в нашей повседневной жизни. Преобладающее презрение к «эстетическому снобизму» больше не должно удерживать нас от выражения этого опыта: отталкивающее единство противоположностей (наиболее конкретное и несублимированное проявление капиталистической диалектики!) стало жизненным элементом системы; протест против этих условий должен стать политическим оружием.</p>

<p>

Битва будет выиграна, когда будет разрушен непристойный симбиоз противоположностей — симбиоз между эротической игрой моря (его волны накатывают как наступающие самцы, разбиваются по собственной воле, превращаясь в самку: лаская друг друга и облизывая камни) и процветающей индустрией смерти на его берегах, между полетом белых птиц и серых самолетов ВВС, между тишиной ночи и злобным пуканьем мотоциклов ... Только тогда мужчины и женщины смогут свободно разрешить конфликт между Пятыми авеню и гетто, между деторождением и геноцидом. В долгосрочной перспективе политическое измерение больше не может быть отделено от эстетического, разум от чувствительности, жест баррикады от жеста любви. Конечно, первое вызывает ненависть — но ненависть ко всему нечеловеческому, и эта «внутренняя ненависть» является неотъемлемой составляющей культурной революции.</p>

<p>

Это крайне непопулярно; люди ненавидят это, «массы» презирают это. Возможно, они чувствуют, что восстание действительно направлено против целого, против всех его прогнивших табу — что оно ставит под угрозу необходимость, ценность их выступления, их веселья, процветания вокруг них. Преобладает негодование против новой морали, женского жеста, презрения к работе Истеблишмента — негодование против мятежников, которые позволяют себе то, от чего люди вынуждены отказываться и подавлять.</p>

<p>

Вильгельм Райх был прав, подчеркивая корни фашизма в подавлении инстинктов; он ошибался, когда видел главные движущие силы поражения фашизма в сексуальном освобождении. Последнее может зайти довольно далеко, не подвергая опасности капиталистическую систему на продвинутой стадии (где количество физической рабочей силы и продолжительность рабочего дня постепенно сокращаются). За пределами этой стадии инстинктивное освобождение становится сила социального освобождения только в той степени, в какой сексуальная энергия преобразуется в эротическую энергию, стремясь изменить образ жизни в социальном, политическом масштабе. По крайней мере, сегодня покорность, агрессия и отождествление людей со своими лидерами имеют рациональную, а не инстинктивную основу: лидеры все еще доставляют товары (и, периодически, тела врагов, которые угрожают продолжению доставки этих товаров). Это основа, на которой сформулированы и организованы ненависть и агрессия против повстанцев. И инстинктивный бунт станет политической силой только тогда, когда он будет сопровождаться и направляться бунтом разума: абсолютным отказом интеллекта (и интеллигенции) оказывать поддержку Истеблишменту и мобилизацией силы теоретического и практического разума для работы по изменению.</p>

<p>

Фетишизм товарного мира, который, кажется, становится плотнее с каждым днем, может быть разрушен только мужчинами и женщинами, которые сорвали технологическую и идеологическую завесу, скрывающую происходящее, которая скрывает безумную рациональность целого, — мужчинами и женщинами, которые получили свободу развивать свои собственные потребности, чтобы построить, в знак солидарности, свой собственный мир. Конец овеществления — это начало индивидуума: нового Субъекта радикальной реконструкции. И генезис этой темы — это процесс, который разрушает традиционные рамки радикальной теории и практики. Идеи и цели культурной революции основаны на реальной исторической ситуации. У них есть шанс стать по-настоящему конкретными, повлиять на целое, если повстанцам удастся подчинить новую чувствительность (личное, индивидуальное освобождение) строгой дисциплине ума (die Anstrengung des Begriffs). Только последнее может защитить движение от индустрии развлечений и сумасшедшего дома, направляя его энергию на социально значимые проявления. И чем больше кажется, что безумная сила целого оправдывает любое спонтанное противодействие (каким бы саморазрушительным оно ни было), тем больше должно быть отчаяния, а неповиновение должно быть подчинено политической дисциплине и организации. Революция — ничто без собственной рациональности. Освобождающий смех йиппи, их радикальная неспособность воспринимать кровавую игру в «справедливость», «закон и порядок» всерьез, может помочь сорвать идеологическую завесу, но оставляет нетронутой структуру за завесой. Последнее может быть подавлено только теми, кто все еще поддерживает установленный рабочий процесс, кто составляет его человеческую основу, кто воспроизводит его прибыль и его власть. Они включают в себя постоянно растущий сектор среднего класса и интеллигенции. В настоящее время лишь небольшая часть этого огромного, по-настоящему скрытого населения движется и осознает. Помощь в распространении этого движения и этого осознания является постоянной задачей все еще изолированных радикальных групп.</p>

<p>

Чтобы подготовить почву для этого развития, освобождение сознания по-прежнему является первостепенной задачей. Без этого всякая эмансипация чувств, вся радикальная активность остаются слепыми, обреченными на провал. Политическая практика все еще зависит от теории (только Истеблишмент может обойтись без нее!): от образования, убеждения — от Разума.</p>

<p>

Есть один аргумент против этого «интеллектуализма», который еще предстоит обсудить. Суть аргументации такова: упор на теорию и образование отвлекает умственную и физическую энергию от арены, на которой будет решаться борьба против существующего общества — политической арены. Она преобразует экономические и социальные условия в культурные; она поглощена абстрактными интеллектуальными проблемами, в то время как грубая сила собирается уничтожить отчаянные движения сопротивления по всему миру. Таким образом, за весомым названием «культурная революция» (заимствованным из страны, где это массовое движение) скрывается не что иное, как частный, частный, идеологический бунт: оскорбление страдающих масс.</p>

<p>

Лозунг «давайте сядем и порассуждаем вместе» по праву стал шуткой. Можете ли вы убедить Пентагон в чем-либо другом, кроме относительной эффективности машин для убийства — и их цена? Государственный секретарь может урезонить министра финансов, а последний — другого секретаря и его советников, и все они могут урезонить членов Правления крупных корпораций. Это кровосмесительные рассуждения; все они согласны по основному вопросу: укрепление установленной структуры власти. Рассуждать «извне» про структуры власти — наивная идея. Они будут прислушиваться только в той степени, в какой голоса могут быть преобразованы в те голоса, которые, возможно, приведут к власти другую группу той же структуры власти с той же конечной заботой.</p>