Чудаковатости сплошь и рядом.

Сегодня голова Бина в плане дум работала на износ (вопросы, вопросы, вопросы), но по воле некоторых обстоятельств, не находилось и минуты для детального обдумывания всего и сразу. Одна мысль смещала другую и преодолевая весь этот нелегкий путь, парень не переставал размышлять о своем спонтанном сообщении, переданном Делмаром в отдел. По правде говоря, Нефира не был уверен в объекте своего поиска, в том, что виной всему одаренный и, тем не менее, язык опередил разумность, причём утверждение вырвалось без колебаний (хоть бы голос дрогнул).

Не в первый раз браня себя за легкомыслие, Нефира смотрел на лестницу – от собственной беспомощности хотелось скрежетать зубами перед, казалось бы, каким-то пустяком с поперечными железками. Будь лестница под наклоном, восхождение не составило бы проблем, но по логике экономии места и назло руке Бина, подъём обещает дать жару.

– Вертикальная, чтоб её, – негодовал парень.

Взяв волю в кулак, Нефира приблизился к лестнице. Бин не считал, сколько времени прошло с того момента, как он начал и до того, как после продолжительных пыхтений голову обдало потоком воздуха. Помочь, разумеется, никто не додумался – жильцы наблюдали за ним с раскрытыми ртами и отупевшими взглядами, будто тот обезьянка в цирке.

Небосвод затянула темная непроглядная пелена. Погода ухудшалась с каждой минутой, норовя обрушить на столицу дождь, будто порывистого циклона мало. После выматывающего альпинизма, ветер стал наградой за немалый труд, что позволила легким впустить долгожданную порцию кислорода с примесями удушливых паров, поднимавшихся с дороги.

Смахнув со лба бусинки пота, Бин осмотрелся (пока лез, слегка потерял ориентир). На краю крыши, за которым отблескивал тёплый свет, и взмывали тёмно-серые клубы, он разглядел чей-то силуэт. Неизвестный сидел неподвижно и полицейский не мог этим не воспользоваться: он вынул из-за пояса пистолет и тихой поступью двинулся к карнизу. Каждый последующий шаг сокращал расстояние и чем ближе, тем меньше у подозреваемого шансов дать отпор или сбежать. Когда до объекта осталось меньше метра, Бин остановился – дуло пистолета уткнулось в пышный, каштановый затылок.

– Без резких движений, – негромко, но твердо приказал Нефира.

Узкие, угловатые плечи миниатюрного незнакомца опустились. Он не дернулся и даже не вздрогнул – вместо этого человек откинул голову в сторону так, чтобы увидеть лицо нарушителя покоя. На Бина устремился серьезный взгляд суженных карих глазенок, принадлежавших, кстати, не взрослому, а самой, что не на есть, девочке лет тринадцати. Маленький нос с лукообразным кончиком, порумянившиеся от холода щечки, пухлые губки сомкнулись в недовольную натянутую полоску – всё это на круглом лице в обрамлении волнистой копны.

– Кем будешь? – девочка смерила Бина, затем вновь отвернулась, прочищая горло.

Вместо формального представления, полицейский отмахнулся лишь именем. Вряд ли малолетнему ребенку есть дело до статуса какого-то там дядюшки с пистолетом. Впрочем, оружие её беспокоило не больше, чем пылинка на ботинке.

– Ты ведь эмоформ? – спросил парень в надежде услышать «да».

– По крайней мере, последние шестнадцать лет и триста дней я им была. Сомневаюсь, что сей факт мог как-либо измениться за то время, сколько ты здесь находишься.

– Я не хочу применять силу, поэтому пока что просто прошу – останови это, – пригрозил Бин, не до конца понимая, как вообще работает дар эмоформа.

– Наш мир относительно огромен и всё в нем пребывает в постоянном движении. Я многое могу остановить и куда больше не могу. Время, автобус, плохую погоду, микроволновку… надо было читать инструкцию. Давай конкретнее.

– Без шуток.

– Если ты о нём, – она ткнула пальцем на разъярённого демона, – то я не знала, не знаю и вряд ли мне ещё доведется узнать. В последнее время эмоции задерживаются вне тела дольше обычного. Должно быть, последствия.

– Последствия чего?

Она не ответила.

– Эмоформ считается одним из самых вредоносных одаренных и встречается достаточно редко. По статистике на семьсот тысяч человек приходится рождение от силы двух с этой способностью. Из них – девяносто девять целых и восемь десятых процента не угроза, их фантазмы не имеют формы и чаще проявляют себя как непродолжительный по жизни выплеск энергии, структурно очень схожий с праной. Однако, ноль целых два десятых процента – несут серьезную опасность не только для ближнего круга, но и для всего человечества в целом, – после недолгой паузы продолжила девочка. – Смотря, где и как проявит себя эмоформ.

– К чему это? – стараясь не выказывать раздражения, спросил Бин.

– Знаешь, что странно? Тот жалкий процент, к которому я отношусь, не так уж и сильно отличается от остальных людей. Наши воплощения имеют тело, форму и, как сегодня выяснилось, голос, и зачастую в таком виде предстает именно агрессия. В зависимости от направления злобы, фантазм оказывает воздействует именно на то, что побудило его к рождению.

– А точнее?

Над столицей прогремели первые раскаты грома.

– Эмоформы влияют на пространство, внося в него свои коррективы. Сражаются, разрушают, уничтожают. И тут возникает вопрос: чем другие люди лучше меня? Войны на протяжении столетий, лесные пожары, голод, эпидемии, бесчисленное количество смертей – всё начинается с человека, с его враждебно настроенной идеи в угоду собственного эгоизма. Или, как это называют, “шаг в светлое будущее”? Все мы, по сути, зло в латентном состоянии. Смысл злиться только на нас? В той или иной степени каждый виновен.

Её речь не пестрила эмоциональными акцентами и ударениями, придерживаясь безучастной манеры, тем не менее, ощущалась чёткая осознанность произносимого. Это не походило на высокомерное хвастовство знаниями, считанными из книг – она знала, о чём говорит, и звучало всё естественно, словно рассуждать о подобных вещах в привычном порядке её бытовых тем.

– Хватит. Тебе придется найти способ его остановить.

– Ты вроде не глухой, – девочка повернулась, перекинув через карниз ноги обратно на крышу, – Ты тупой.

– Осторожнее на поворотах, – пригрозил Бин.

Для холодного октября она была одета чересчур легко: радужный свитер с жёлтыми рукавами, торчащий из-под чёрной удлинённой жилетки, широкие потрепанные джинсы и крупные коричневые ботинки. На каждой вещи имелось, как минимум, по пять разноцветных заплаток; из неровных стежков, где, видимо, были дырки, торчали разноцветные нитки. Единственное, что более или менее соответствовало погоде, так это ярко-красный шарф со снежинками и им в тон варежки с криво вышитыми звездочками по центру.

– Ты тупой, потому что не понимаешь с первого раза. Я без понятия, как его уничтожить. Не имею представления, никак, совершенно, совсем – не знаю, – лениво протянула девочка, – Лучше посиди здесь, пока он не исчезнет. Когда-то же должен.

– Издеваешься? – холодность в его голосе обрела более агрессивный оттенок.

– Нет, – она уложила руки на колени, внимательно глядя в глаза Нефира. – Ты же из полиции, да?

– Не очевидно? – парень потряс электрошокером.

– На самом деле не настолько, насколько ты можешь себе представить. Тут вариантов не меньше сотни – вы же не единственные, кто носит и имеет право иметь оружие. С не меньшей уверенностью я могла бы подумать, что ты киллер.

– Но угадала с первого раза.

– Я привыкла считать, что первая приходящая в голову мысль самая верная, – девочка приложила ладонь к макушке, – Интуиция. Да и ведешь ты себя… как бы это сказать, не по-преступнически. Извиняй за странное понятие – у меня частенько выпадают из памяти подходящие слова, поэтому я придумываю новые.

– А как, по-твоему, действуют преступники?

Над городом пронеслись стрелы молний.

– Во всяком случае, куда обстоятельнее тебя. Да и полицейский из тебя тоже так себе. Нельзя же действовать столь необдуманно. Ну, знаешь, на носителя зловредной способности нельзя оказывать моральное давление, ибо при нестабильном психоэмоциональном состоянии фантазм может усилиться. Ты, как ищейка, думаю, и без меня это знаешь. Или… в противном случае я могла бы воспротивиться и скинуть тебя с крыши. Жить не надоело?